Это есть небольшой ближневосточный город. Ближний мечте и ориентации. Город легко находимый, но только при наличии желания. Он не наличествует просто так, но и свободен от причины. Молодой житель города. Молодой мужчина. Фарух, наверное, по наименованию города. Фарух. Спускается с песчаного склона. На склоне располагается торговый центр. Мол, молвит: мулы, собаки, высотные птицы, скорпионы и бесподобные. Торговый центр, не город внутри города, не государство внутри государства, но он внутри. Внутри Фаруха, как его семьи.

Владения.

Фарух спускается по склону с. У подножья он видит молодую женщину. Не восточную. Женщина соблазнительно осознает себя. Она видит себя женщиной, которой нравится обладать сочными объектами своего тела. Она любит ласки своих форм. Самой собой. Женщина допускает прикосновение мужчин, но наслаждается тем, что руки мужчин становятся её, как по собственности, так и по принадлежности. Руки мужчин, что трогают её, становясь её руками, которые трогают её саму.

Как не умеем мы.

Но это только то, как женщина выглядит. Так это или нет, остаётся неизвестным. Фарух ускоряет шаг и приближается к женщине. Женщина имеет способность растворится, схлопнуться, пропасть. Так чувствует ее Фарух не касаясь. Что-то нереальное в ней, побуждает его как можно скорее к ней прикоснуться. Ощутить прекрасное. Фарух прикасается, но не чувствует её, он чувствует своё мужское, оно, мужское, извне плотно надавливает на его кожу. Фарух надрывно лапает женщину. Она хихикает. Её ничего не унижает.

Ничто не указывает на насилие.

Фарух ведет женщину за собой на вершину склона. Мол, туда, где его семья, в торговый центр, где у каждого члена семьи свой орган за который он отвечает. Пока женщина идет вверх, её ноги сильно напрягаются, отчего под коротким облегающим черным платьем надуваются половинки её «жопы».

Эдуард Шелганов как-то говорил, что этот век — век «жопы». Фиксация изображения на «жопе» действительно заметна. Фотографии в инстаграмме или других социальных сетях с изображением выделенной «жопы» имеют феноменальный размах по количеству. Эротизированное изображение женской «жопы» — черта этого времени. В прошлые века изображения груди или вагины были куда более распространены. «Жопа» — главный герой фильма Абделатифа Кешиша «Мектуб — моя любовь». И тем более «Черная Венера».

Мактуб — означает «так предначертано Аллахом».

Фиксация на «жопе», и соскальзывание взгляда с грудей и вагины, может быть связано с распространяющейся позицией отказа от деторождения (чайлдфри), так как «жопа» не связана с новорожденным так, как грудь и вагина. Маркиз де Сад пропагандировал анальный секс, так как считал, что именно он ведёт к чистому, эмансипированному от репродукции, наслаждению.

Однако Фарух не видит жопы женщины, так как она следует за ним. Пока они идут Фарух рассказывает ей о том, как будет хорошо, когда она начнёт жить с ним. Семья поможет. Они займут свою нишу в торговом центре и обретут счастье. Всё резко обрывается, когда они оказываются наверху. К женщине подходит маленькая девочка. Девочка берёт женщину за руку. Фарух замечает, что до сих пор не слышал от женщины ни единого слова. Он понимает, что может слышать её только в своей голове. Из тех слов, что женщина передаёт Фаруху, он понимает, что девочка — её дочь. Далее Фарух осознаёт, что женщина не испытывает никаких «теплых» чувств к Фаруху, а имеет цель. Цель заключается в том, что, связываясь с Фарухом, женщина обеспечивает беззаботную жизнь своей дочери.

Жизнь в достатке.

Фарух огорчен, но не так сильно, как теперь, когда всплывают новые факты. Дочь женщины оказывается не совсем дочерью. Она оказывается старухой, которая прячется внутри тела маленькой девочки. Старухой, такой, о которых говорят — ведьма.

Ведьма — это женщина между ног которой о её бедра всегда трётся черенок метлы. Это женщина в постоянном в экстазе. Но черенок метлы не только объект, удовлетворяющий её, но и то, что делает её самодостаточной. Фаллос, которым она может проткнуть любого, кто попытается приблизится к ней.

Фарух чувствует, что старуха хочет подобраться к нему и разорвать его на части. Тогда он смотрит на женщину и посылает её «на хуй». В эту секунду женщина исчезает. Оказывается, что её, как женщины не было. Она была отрицанием, выраженным в материальной форме. То, что она была женщиной, имеющей дочь, отрицало то, что эта дочь является Старухой. С исчезновением женщины Старуха лишается отрицания себя как Старухи. В виде Старухи она не способна причинить Фаруху вред.

Оправившись от потрясения, Фарух засыпает.

Пока он спит, экраном на котором он смотрит сновидение, завладевает Молдавский шаман Артур Аристакисян. Корень Арист имеет значение «лучший, превосходный». Так что речь заходит на территорию величия. Аристакисян включает видеозапись с бала, на котором танцуют доцент Олег Соколов и убитая и расчлененная им аспирантка Анастасия Ещенко. Олег Соколов танцует в образе великого императора Наполеона Бонапарта.

Аристакисян сообщает Фаруху откровение.

Откровение заключается в том, что эта видеозапись с балом является изображением Ада. Адом оказывается не убийство, а сам бал. Фарух просыпается в холодном поту. Пытаясь вскрыть определенные неточности, он выясняет, что существует не только «Ад» и «Рай», но и «Рад» и «Ай». Пытаясь углубится в суть этих понятий Фарух понимает их пронзительную точность, которая снимает пелену, затуманивающую взор понятиями «Ад» и «Рай».

«Рад» содержит в себе что-то лучшее, радоваться — доставляет наслаждение. Сияющая радость ослепляет всё вокруг. Однако именно она имеет отношение к Аду. Сущность «Рада», как владения Великого существа — в блеске, радости и роскоши. Это непрерывный бал, за которым прячется ужас.

Бал где Ещенко встречается с Маргаритой.

«Ай» — это боль, ведущая к истине — истине которая не обязательно «приятна», однако, лишена обмана. Места обмана в Раю нет.

Пока Фарух активно переживает навалившиеся на него потрясения, по его рукам начинают ползать муравьи. Эти муравьи по факту своего присутствия в доме Фаруха за два дня до настоящих событий, являются свидетелями того, как Фарух смотрел фильм братьев Дарденн «Молодой Ахмед». Фильм в очередной раз, стягивающий узлы между исламом и терроризмом.

Муравьи — апологеты движения. Камера братьев Дарденн глубоко антропоцентрична, она следит только за движениями людей. Она игнорирует муравьев, она не способна расширить взгляд на мир, с его многогранностью и неоднородностью. Муравьи равнодушны к братьям Дарденн — им это не интересно. Они ползают по рукам Фаруха, но и к Фаруху они равнодушны. Однако сам Фарух не так равнодушен к муравьям, как братья Дарденн. Он выбегает на улицу с репилентом в руках. Репилентом в руках он обрабатывает свои руки и избавляется от муравьев. Подняв взгляд с земли Фарух замечает две удаляющиеся от него «жопы». «Жопы» заставляют его вспомнить о Абделатифе Кешише и фильме «Мектуб — моя любовь

В фильме Кешиша, как кажется Фаруху отчетливо проглядывается способ высвобождения кинематографа от власти литературы, то есть сценария, интриги, загадки, некое оголение кино. Кино, которое сталкивается со своей первофункцией — снимать изображение. Вариант Кешиша, а именно запечатление молодых и не очень, потных и обнаженных тел, под палящем солнцем, кажется решением.

Эротизм — одно из того, что привлекает взгляд и делает его заинтересованным, минуя важность «литературы». Подобные примеры есть в сцене у бассейна в фильме «Лоро» Паоло Соррентино или даже в начале фильма «Наше время» Карлоса Рейгадоса (с оговорками).

Такое изображение хочется назвать «бессмысленным» в хорошем смысле. Другим вариантом сделать «бессмысленное» изображение интересным и кинематографичным, помимо эротизма, является работа внутри мифа. «Птичья песнь» Альберта Серра, один из подобных примеров. Закадровое знание о Волхвах, делает «бессмысленное» брожение трех тел в пустыне, фильмом от которого невозможно оторвать взгляд. Но тут литература не устраняется, а лишь выводится за кадр.

«Жопы» исчезают из поля взгляда Фаруха. Он возвращается в дом