В издательстве «Kolonna Publications» вышел сборник стихотворений Лиды Юсуповой «Dead Dad». Юсупова живет попеременно то в Белизе на острове Сан-Педро, то в канадском Торонто, изредка ненадолго посещая Россию. В 2016 году она стала приглашенным поэтом года Американской ассоциации славистов. Последнюю книгу Юсуповой выпустили в 2013 году, а еще через год ее творчеству был посвящен выпуск поэтического журнала «Воздух», где опубликовали часть произведений, включенных теперь в «Dead Dad».

Из названия становится ясным, что одна из основных тем новой книги — смерть отца, о котором Юсупова пишет в нескольких первых стихотворениях. Однако читателю не следует ждать примитивных сантиментов, потому что Юсупова — по-настоящему откровенный поэт. Она рассказывает о его умирании, вспоминая, как отца положили в больницу, «используя связи / партии единой россии», которая в этой стране вторгается повсюду, регулируя даже госпитализацию. В конце концов, «его сердце остановилось / он посмотрел на медсестру и сказал: / иди на хуй, блядь». Заключительные слова нивелируют смерть, тем самым освобождая ее от умолчаний разного рода и делая возможным разговор о ней на том уровне, где мертвые порой оказываются выразительнее живых.

Есть желание связать поэтику Лиды Юсуповой с кинематографом, о чем раньше уже писал Денис Ларионов, обратив внимание на то, что герои ее стихотворений, в принципе, могли бы появиться в каком-нибудь остросюжетном фильме. Действительно, в своих верлибрах Юсупова не ссылается на поэтическую традицию, если понимать под ней нарочитую литературность. Ее тексты работают, как кинокамера, которая всегда ситуативна и схватывает происходящее. Они не нуждаются в дополнительных опорах, будь то изощренная версификация или что-нибудь еще. Если и есть в ее сочинениях обломки минувшей культуры, то эти руины попадают в кадр наравне со всем остальным. Будничный сглаженный язык, который не принадлежит никому, принадлежа всем, только способствует такому прочтению.

28 ноября 1980 года брат Риты Джо исчез
Родди, о чем ты думал?
что чувствовал?
ты боялся?
25 августа 1988 года Родди нашелся на горе
Скайя
он был жив?
или мертв?
он это или не он?
у него не было головы
после того как Родди нашелся
Рита Джо стала находить его в своих снах
в которых Родди находил голову
и она говорила:
я тебя люблю

Не раз отмечалась и документальность работ Юсуповой. Сама она постоянно отсылает к этому моменту в своих интервью, да и в текстах настойчиво обозначаются даты, а также детали того или иного события, которые кажутся «незначительными», хотя именно они формируют ощущение достоверности. Кроме того, на ее творчество влияет эстетика газет и телевидения. Это ярко видно по стихотворению «обея!», в котором обыгрывается стиль криминальных новостей: молодой пожарник отчитывается о причинах возгорания в доме, где заживо сгорела женщина, пока его бестолковая мать восхищается, что сына показывают по пятому каналу.

Ролан Барт, размышляя об эффекте реальности в литературе, говорил о том, что детализация необходима, чтобы подтвердить «распространенную мифологическую оппозицию пережитого и умопостигаемого». В стихотворении «призрак» Юсупова пародирует это противопоставление, когда с поразительной точностью располагает свой сон в начале 2970-ых годов и изображает происходящее таким образом, что ничто не мешает нам предположить, словно исход третьего тысячелетия имеет место прямо сейчас.

Феминистский подтекст не менее существенен для Лиды Юсуповой, чем одержимость насилием, козлами отпущения и злодеями. При том феминистские темы органично вплетаются в сюжет, то есть сопутствуют ему, не становясь самоцелью. Например, стихотворение «Матеюк», одно из самых впечатляющих в книге, с высокой скоростью стремится к своему концу — изнасилованию и страшной веренице повторов: «это неправильно». А в тексте «и нашу волшебную еблю» политические предпочтения любовницы из далекого прошлого унижают память об их отношениях и саму любовницу, так что стихотворение превращается в эпиграмму и смотрится, как реплика из Катулла или Марциала с поправкой на сегодняшний день.

господи, Валя, я тебя нахожу в фейсбуке
после всех этих лет когда я о тебе ничего
не знала
я думала ты умерла может быть совершила
самоубийство
а ты жива жива и пишешь о хохлах
и грязных мигрантах
и о прекрасном путине и обезьяне обаме
о том что надо бомбить украину и сирию
и о том что только любовь между мужчиной
и женщиной чистая любовь
и о том что битлов заменили двойниками
еще до убийства леннона инопланетяне
и в восьмидесяти шести комментариях это
доказываешь
я помню твое тело с побритым лобком
на красном ватном одеяле
белое тело тонкое твои маленькие груди
и всё что я в тебе так любила
я всё в тебе так любила
и нашу волшебную
давай назовем ее
еблей
и нашу волшебную еблю

Итак, сборник «Dead Dad» распадается на две практически равные части, первая из которых — лирические и политические стихотворения, где «личное есть политическое» (как любила говорить авангардный режиссер Сью Фридрих), а вторая — уникальный цикл «Приговоры», метод создания которого близок творчеству американского поэта Кеннета Голдсмита. Голдсмит часто превращает документы в стихотворения: на память сразу приходит его наделавший шуму текст о вскрытии чернокожего подростка Майкла Брауна. В свою очередь, цикл Юсуповой «Приговоры» состоит из судебных дел об убийствах, откуда автор извлекает отдельные фразы, чтобы при помощи казенных отчетов передать зловещую (значит, почти завораживающую) обыденность смерти. Правосудие может противопоставить ей разве что бюрократическую скуку, назойливую, как писк комара. Но и такой взгляд не совсем верен, ведь Юсупова подчеркивает, какое большое значение имеет приговор убийце-гомофобу: в разгар антигейской кампании преступник получил одиннадцать лет колонии строгого режима (стихотворение «жизнь М.В.И.»). Стоит ли удивляться, что пресса не сказала об этом ничего.

Для восприятия цикла крайне важны навязчивые повторы. Как уже было упомянуто, они повсеместно встречаются и в других ее работах, возникая то ли для того, чтобы вырвать людей из рук смерти, то ли для того, чтобы осветить затерявшуюся правду. Так шаманы призывают духов в надежде на ответ, которого всё равно не будет. В стихотворении «а Маша Сигова молчит» техника Юсуповой достигает чего-то невероятного. Слова, вынесенные в заголовок, без конца перемежаются мольбами матери, чья дочь пропала девятнадцать лет назад, обстоятельствами ее исчезновения, характеристиками, которые могут помочь в поисках, и фотографиями. Рефрен «а Маша Сигова молчит» (речь идет о ключевом свидетеле) оборачивается ударом молота. — Юсупова делает нас свидетелями этической ситуации, показывая, что такое вообще этическая ситуация и насколько она может быть неудобной в отличие от пустословной расхожей морали. Фактически, текст является не только стихотворением, но и листовкой. Можно пофантазировать, что однажды случайный читатель Юсуповой узнает в пропавшей свою соседку, жену или даже мать.

«Тот кто ближе тот дальше для меня / а те что дальше наоборот», — замечает Юсупова в связи с отцом. Кажется, для вселенной, которую она создает, эта особенность является основополагающей. Почти каждый из героев Юсуповой находится в тех обстоятельствах, когда он уже понял или вот-вот будет ошарашен мыслью о том, что он «вообще-то даже не тот для кого сделали / этот мир». При всей своей неутешительности, разве этот вывод — не лучший подарок, который может дать нам искусство?