Входя в дискурс Интуиции из контекста Канта, нам необходимо сразу отметить важный хиазм, — антитетический сдвиг семантики понятия «интуиции», который происходит в системе «Критики чистого разума». В прошлом эпизоде мы выделили оригинальное кантовское понятие, которое он использует для обозначения чувственного созерцания, — Anschauung — это немецкое слово на русский принято переводить как «созерцание» для передачи смысла непосредственного постижения, недискурсивности, мгновенного «узрения».

Актуальную версию текста читайте в авторском блоге по ссылке: http://anton.voltman.ru/genealogical-hermeneutics-004-intuition-part-1

Это понятие, — Anschauung — выступало у предшественника Канта Христиана фон Вольфа в качестве перевода на немецкий язык латинского понятия «intuitio, intuitus». Немецкое Anschauung буквально можно перевести как «наглядное представление» — это неопосредованный акт познания мышлением.

Это дало возможность говорить о роде интуитивного познания, — «anschauende Erkenntnis», отдельной познавательной ветви, установить точные исторические корни которой вряд ли представляется возможным. Основным источником бифуркации познавательных способностей служит Платон, где это разделение оформляется впервые в истории мысли Запада наиболее чётким образом.

Не смотря на то, что мы можем обнаружить корни дискурса и у Гераклита и у Пифагора и даже в Индии и в Китае, всё же наиболее очевидной точкой бифуркации служит именно Платон. Именно после него разделение познавательного аппарата приобрело особенную «популярность». Обозначения двух видов познания мы встречаем и в ранней патристике, например, у Филона Александрийского, и у неоплатоников, например, у самого Плотина, — именно вокруг интуитивного познания разворачивается различного рода мистицизм: христианский, гностистический, герметический.

Это важное для нашей темы противоречие недискурсивного, континуального, синтетического и дискурсивного, рассуждающего, аналитического познаний переплетается с противоречиями чувственности и рассудка, а также реального и воображаемого в одну фацию оси нашей системы, — дискурс раскрывается в динамике определённых противоречий изначального разлома.

Из сложной связки «схватывающего/созерцающего/континуального/неделимого/безграничного» и «разлагающего/размышляющего/дискретного/множественного/ограниченного» познания, — из «синтеза» и «анализа» — у Платона возникает структура бинарных каскадов, повторяющих изначальное различие: созерцание-размышление, интеллектуальное-чувственное, знание-мнение, вера-подобие, идея-вещь, безграничное-ограниченное.

Процесс познания (γνῶσις, gnosis) у Платона имеет своим продуктом подлинное знание (γνώμη, gnome) только благодаря созерцательному (θεωρία, theoria) мышлению (νόησις, noesis).

«Под “мышлением” Платон понимает деятельность одного лишь ума, свободную от примеси чувственности, непосредственно созерцающую интеллектуальные предметы.[…] С этими различиями у Платона тесно связывается различение знания и мнения. Знает тот, кто любит созерцать истину. Так, знает прекрасное тот, кто мыслит о самых прекрасных вещах, кто может созерцать как само прекрасное, так и причастное ему, кто не принимает причастное за самоё прекрасное, а само прекрасное принимает за всего лишь причастное к нему. Мысль такого человека надо назвать «знанием (gnome)».

Валентин Фердинандович Асмус — Античная философия

Восходящее во многом к Платону различие двух видов познания, — интеллектуального, высшего, разумного и чувственного, низшего, неразумного, — имеет у Платона онтологическое обоснование. Два вида познания у Платона выстраиваются не только из аналогичных частей «души», но и отражают определённого рода «градиент» бытия, где на одном полюсе расположено «Царство Идей», — подлинная трансцендентная реальность, мир истинного бытия, — а на противоположном — «Царство вещей», — низший мир подобий, теней, лжи и симуляций. Вещи чувственной реальности, мира вещей существуют благодаря идеям, по их «образу и подобию», — как их искажённое отражение — к этой теме мы ещё вернёмся.

Обе сферы знания делятся ещё на две. Интеллектуальное делится на мышление (νόησις, noesis) и рассудок (διανοίᾳ, dianoia). Чувственное на веру (πίστις, pistis) и подобие (εἰκασία, eikasia).

Под мышлением, νόησις, noesis Платон понимает то самое непосредственное усмотрения мира идей. Традиционно для античной мысли чистая созерцательная деятельность ума, θεωρία, theoria и у Платона и у Аристотеля считалась высшей познавательной активностью. Платон характеризует созерцание как единственный способ познания истины, т.е. усмотрения идей. Надо заметить, что слово θεωρία, theoria является однокоренным со словом θεος, theos т.е. «Бог», оба слова — близкородственные с глаголом θεαομαι, theaomai, — «видеть, зреть». Истинное знание у Платона усматривается мышлением непосредственно, т.е. созерцается. Мышление «созерцает» мир идей и тем самым «ухватывает» знание.

«Философа же, который постоянно обращается разумом к идее бытия, напротив, нелегко различить из–за ослепительного блеска этой области: духовные очи большинства не в силах выдержать созерцания божественного».

Платон — Софист

Под рассудком, διανοίᾳ, dianoia, Платон понимает такую деятельность ума, которая направлена на созерцание чувственных вещей, а не самого себя, т.е. ум направлен вовне, поэтому ум теряет статус непосредственного и становится рассудком — «дискурсивным» видом знания. Рассудок — это «происходящая внутри души беззвучная беседа ее с самой собой», это сфера применения идей как гипотез.

Вера, πίστις, pistis помогает нам воспринимать вещи в качестве существующих и утверждать их в этом качестве. Понятие подобия, εἰκασία, eikasia раскрывается как своего рода воображение. Это не восприятие, но представление вещей, — это интеллектуальное оперирование с чувственными образами вещей. От мышления оно отличается тем, что здесь нет действия с чистыми идеями.

Идеи Платона — недискурсивны, их невозможно познать рассуждениями. Вещи чувственного мира в виду своей переменчивой, непостоянной и подражающей природы не могут дать истинного знания. Континуум идеи, т.е. прообраза вещей чувственного мира, может быть явлен лишь в созерцании, которое является видом непосредственного знания и приходит как внезапное озарение, «инсайт», предполагающий длительную подготовку ума. Этот процесс — диалектичен.

«Разумное постижение истинно сущих родов бытия, или „идей“, — совершеннейшее знание — Платон называет „диалектикой“».

Валентин Фердинандович Асмус — Античная философия

Внутри античной традиции феномен мгновенного непосредственного постижения закрепил Эпикур в понятии «образного броска мысли» — επιβολή, epibole. Он описал свою прото-гносеологию в «Канонике», где обозначил в качестве критериев, канонов истины в противовес Платону ощущения — αἰσθήσεις, aistheseis в которых нам даётся жизнь. Разум опирается только на ощущения, на основе которых он может совершать «предвосхищение» — προλήψεις, prolepsis, мнение, понятие; и «образный бросок мысли» — επιβολή, epibole, созерцание, интуиция. Ошибки в познании Эпикур приравнивал к неверной интерпретации ощущений.

Важным для нас является то, что προλήψεις, prolepsis, предвосхищение — это «памятование того, что часто являлось нам извне», «оттиск, предварением которого были ощущения» — сейчас мы могли бы это назвать «суждением по аналогии». Результат предвосхищений — общие понятия или общие представления, возникающие на основе чувственных восприятий из единичных представлений, — это «концепты»; επιβολή, epibole, «образный бросок мысли» — это то, что впоследствии было переведено Северином Боэцием в V веке как intuitio — созерцание, мгновенное постижение, от глагола intueor — пристально смотрю, проникаю взглядом, всматриваюсь. Интересно, что в современном греческом языке мы видим совершенно иное понимание «эпиболы» — владение, контроль, введение, угнетение, исполнение, причинение, навязывание; в то время как в античном греческом мы имеем — бросание, возложение, акт прямого задержания, концепция, понятие, импульс, установка, попытка, нападение, обозначение. Всё это роднит эпиболу со «схватыванием», т.е. с концептом.

Удивительным образом феномен интуитивного схватывания есть в обеих концепциях: νόησις, noesis Платона и επιβολή, epibole Эпикура выступают как интеллектуальное, мыслительное «созерцание».

Если Платон считал чувственную часть мира — неразумным жалким подобием мира идей, то Эпикур в первую очередь отталкивался именно от этой чувственной данности: ощущения — это материя восприятия. В этом отношении позицию Эпикура можно рассматривать как предвосхищение многих других философских концепций: сами понятия ощущений, представлений, концептов роднит Эпикура и средневековых концептуалистов, сенсуалистов и эмпириков Нового времени, Канта, Шопенгауэра и «философов жизни» — Бергсона, Ницше, Зиммеля и т.д., раскрывая нам отдельные созвучия внутри дискурса Интуиции.

Несколько отрывков из начала письма Эпикура к Геродоту по книге Тита Лукреция Кара «О природе вещей»:

«В самом деле, главным признаком совершенного и полного знания является умение быстро пользоваться бросками мысли, [а это бывает, когда всё] сводится к простым основам и словам. Ибо кто не может в кратких словах охватить всё, что изучается по частям, тот не может познать толщу всегоохватываемого. […]

Итак, прежде всего, Геродот, следует понять то, что стоит за словами, чтобы можно было свести к ним для обсуждения все наши мнения, разыскания, недоумения, чтобы в бесконечных объяснениях не оставались они необсуждёнными, а слова не были пустыми. В самом деле, если только мы хотим свести к чему-то наши разыскания, недоумения, мнения, то нам необходимо при каждом слове видеть его первое значение, не нуждающееся в доказательстве. И затем мы должны во всём держаться ощущений, держаться наличных бросков мысли или любого иного критерия, держаться испытываемых нами претерпеваний — и это даст нам средства судить об ожидающем и неясном. А уже разобравшись с этим, следует переходить к рассмотрению неясного.[…]

В самом деле, такие видения, какие мы получаем от изваяний, или во сне, или от других бросков мысли и прочих наших орудий суждения, никогда не могли бы иметь сходство с предметами сущими и истинными, если бы не существовало чего-то, долетающего до нас; но в них не могли бы иметь место ошибки, если бы мы не получали в себе самих ещё какого-то движения, хоть и связанного [с вообразительным броском], но и отличного от него; если это движение не подтверждается или опровергается, то возникает ложность, если же подтверждается или не опровергается, то возникает истина. Этого положения должны мы крепко держаться, чтобы не отбрасывать критериев, основанных на очевидности, но и не допускать беспорядка от ошибки, принятой за истину.[…]

…ведь истинно только то, что доступно наблюдению или уловляется броском мысли».

Под интеллектуальной интуицией Кант во многом понимает как раз тот способ познания, который осуществляется в мышлении Платона: он накладывает запрет на него как на нарушение разумом его компетенций, оставляя интуицию только как «непосредственное представление», — Anschauung, основанное на ощущениях как материи восприятия, — это в дискурсе понятия Интуиции роднит Канта с Эпикуром. Таким образом происходит определённого рода хиазм, изначальный интеллектуальный акт становится заслугой сугубо одной чувственности, более того, является олицетворением чувственности, изымая интуицию из сфер разума и рассудка вовсе. Кант использует Anschauung как синоним чувственного созерцания, — того единственного созерцания, которое, по мнению Канта, нам доступно.

«Но именно потому, что здесь речь идет о сложных, формах синтеза (категориальный синтез, схематизм времени, трансцендентальное единство апперцепции), Кант тем решительнее отрицает у человека способность интуитивного рассудка, то есть такого рассудка, который соединял бы в одном и том же познавательном акте наглядность познания с выражением этого же познания через понятия. Рассудок, согласно Канту, только мыслит, умозаключает, доказывает, но ничего не представляет наглядно, ничего не созерцает, ничего не познает интуитивно. Рассудок „не есть способность созерцания“ (65, 85). Чувственность дает нам созерцания, постигает интуитивно, но ничего не мыслит. А так как, по Канту, кроме чувственного созерцания, существует только один способ познания — именно познание через понятия, то „познание всякого, по крайней мере человеческого, рассудка есть познание через понятия, не интуитивное (nicht intuitiv*), а дискурсивное“ (65, 85).

* Это место доказывает (впрочем, ясную и из всего контекста рассуждений Канта) тождественность у Канта терминов „созерцание“ и „интуиция“. Эта тождественность характерна также для Фихте, Шеллинга и Гегеля. В немецком философском языке понятие «интуиция» обозначается обычно посредством термина „Anschauung“ („созерцание“)».

Валентин Фердинандович Асмус — «Проблема интуиции в философии и математике».

«Мне нужно мыслить особого рода умом, созерцающим предметы, но о таком уме я не имею ни малейшего понятия, так как человеческий ум дискурсивен и может познавать только через общие понятия».

Иммануил Кант — «Пролегомены ко всякой будущей метафизике»

Как выразился Валентин Фердинандович Асмус: «Мотивы кантовского отрицания интеллектуальной интуиции сложны, противоречивы и выражают противоположные — прогрессивные и реакционные — тенденции философии Канта». Но мы увидим позже в дискурсе Аналогии, как подобного рода вытеснение связано с темой «коперниканского поворота», который раскрывает диалектичный характер самого созерцания, самой теории. На время покидая дискурс Интуиции, мы уделим внимание теме, которая лейтмотивом мелькает на нашем пути, а именно: Диалектике.