27 апреля 2023 года Юрий Слезкин выступил в Европейском университете в Санкт-Петербурге с лекцией «Очередной, и на этот раз окончательный, закат Западной цивилизации» посвященной исчезновению, по мнению лектора, общего литературного канона стран Запада и, соответственно, исчезновению культурного единства стран Запада [1]. Для Слезкина, принимающего макнилловский подход, Запад еще возможно связан политически или какимлибо иным образом, но все меньше общими культурными паттернами и общими ценностями для его граждан и для различных стран Запада. Лекция была замечена публикой и стала предметом нескольких достаточно интересных дискуссий — продолжением этих дискуссий, попыткой сделать ясной мою позицию в них и является этот текст.

Для всех знакомых с текстами Слезкина понятно, что его работы невозможно свести только к науке — и речь идет не только о выборе характерных, очевидно политически не нейтральных, выражений, но и о характере концепций, политически нагруженных и предполагающих политически нагруженные теоретические и практические выводы. Мало смысла рассуждать о не-нейтральности стиля — если надо объяснять что с этим не так, то не надо объяснять — но у Слезкина есть и идеи, достаточно сильные для постановки очень серьезных вопросов. Стоит ли идти за Слезкиным, задаваться этими вопросами или есть альтернативы — вот тема этого текста.

Позиция, высказанная Слезкиным на лекции от 27 апреля 2023 года, озвучивалась им и ранее (в текстовом виде вариант, близкий к лекции от 27 апреля, можно увидеть на сайте «Горький» и в дальнейшем текст из этого материала будет использоваться для представления позиции Слезкина) [2] и, как кажется, эта позиция может быть адекватно представлена в виде следующих тезисов:

1) В след за Макниллом, Слезкин утверждвает, что в домодерную эпоху существовало определенное количество культурных общностей, коммуникация внутри которых была радикально более интенсивной чем с акторами, внешними для этих культурных общностей

2) Каркасом для существовавших культурных общностей было представление членов общности о общем наборе сакральных, не обязательно собственно религиозных, текстов, официально почитаемых членами общности

3) В модерную эпоху, вместе с подъемом значения национальных языков и появлением модерных национализмов, произошел распад или по крайней мере серьезный кризис домодерных культурных общностей — источником угрозы для них стали национальные культурные каноны модерных национализмов, замкнутые вокруг авторов, признанных ключевыми для «их» нации или тексты, конституирующую нацию как политическую общность граждан (например, американская Декларация независимости).

4) Механикой построения модерных национальных литературных канонов была работа национальных активистов по символическому возвышению, в бурдьезианском смысле, соответствующей национальной культуры относительно престижа иных культур

5) Международный литературный канон, однако, также имел место, теперь он был предметом внимания для элит различных государств и состоял из античной классики и важнейших авторов — современных и древних — из канонов ключевых государств эпохи

6) В годы Холодной войны в странах Запада получил большое распространение новый международный канон. Он понимался как ключевые тексты для истории либеральной традиции и со временем трансформировался в канон традиции, существующей вокруг идеи неотъемлемых прав человека.

7) Последняя традиция не смогла удержаться как господствующая и теперь для Запада, за исключением Восточной Европы, по мнению Слезкина, характерен дискурс «культивирующий этническую солидарность внутренних меньшинств и вновь прибывающих мигрантов в рамках делегитимации собственных исторических сообществ (в том числе национальных пантеонов, сакральных политических текстов и того, что осталось от общезападного литературного канона)» [2-1].

Ошибки и радикальные упрощения при любом макроподходе, необходимом самом по себе, неизбежны — проблематичным является переход количества ошибок в их качество и, соответственно, все большая полезность или бесполезность какой-либо концептуальной модели для понимания реальности. У автора этого текста мало возражений против представленной Слезкиным реконструкции домодерной эпохи — безусловно, желателен, среди всего прочего, учет важности устной традиции, проблематичности сетевого и территориального понимания культурной общности или внимание не только к вопросу наличия или отсутствия общего литературного канона, но и ритуального сходства и несходства (важнейший момент, например, в истории Раскола XVII века) и несводимой к литературному канону общности центров автореферентности в важнейших мировоззренческих вопросах (например, институт Вселенских соборов для позднеантичной культуры или институт папства и Парижского университета для западного Средневековья), но очевидно, что в рамках лекции или одного материала не может поместиться вся реальность тысячелетий истории человечества.

Больше возражений вызывает реконструкция ситуации модерна. Слезкин сводит становления национальных канонов исключительно к внешней политике — хотя очевидно, что это также не меньше и политика внутренняя, происходящая внутри политических и культурных движений и не сводимая только к отношениям с внешними игроками. У Слезкина происходит фиксация канона исключительно как опознавательного флага нации среди других наций ценой и изучения развития «публичной сферы» (что было литературой в XVIII веке?), и «чистой эстетики»для истории канона (как в каноне появилась херасковская Россиада и как она выпала из канона?), и внутренней политики внутри наций как фактора построения канона (за что в канон попал Некрасов?), совсем не различается внутренний и внешний национальный канон (сопоставимы ли русский Паскаль и русский Монтень — и похоже ли это на французскую ситуацию для этих авторов?). Все эти проблемы изменений во времени вкусов читателей и писателей, гендерные, культурные, классовые аспекты построения национальных литературных канонов в XIX веке у Слезкина не упоминаются как имеющие значение вовсе — слабость и ограниченность такой позиции абсолютно очевидны.

Самой проблематичной частью анализа Слезкина выглядит его взгляд на современную ситуацию канона и канонов. Очевидна ангажированность этого взгляда, но кроме повседневной политики тут есть менее обычные наблюдения вроде того, что в настоящий момент на Западе, в отличие от некоторых других регионов вроде России или Индии, происходит серьезная трансформация принципов организации канона. По Слезкину «глобализация означает включение голосов внутренних меньшинств и иммигрантов» [2-2] ценой сакральных текстов, конституирующих «большинство» в национальных государствах и, соответственно, «впервые в истории общества ритуально объединяются, не празднуя победы и оплакивая поражения, а любуясь на себя в зеркале коллективного раскаяния. И одновременно ритуально разъединяются, отказывая себе в общем прошлом и подразделяя граждан на группы, имеющие и не имеющие права на племенную солидарность» [2-3].

Это позволяет Слезкину утверждать, что «западная цивилизация перестала быть осмысленным понятием и предметом изучения. Запад есть, а слова нет» [2-4] поскольку, как утверждает Слезкин, кроме деконструкции понятия «Запад», также прежние литературные каноны «сменились артефактами и цифровыми технологиями, не привязанными к определенным ограниченным сообществам» [2-5].

Для любого читателя этого текста в 2023 году очевидно, что это не так — возможность непроблематичного доступа к онлайн услугам прямо зависит от того, где и в каком качестве, в том числе с каким гражданством, вы за ними обращаетесь. Крайность ситуации России и Беларуси очевидна, случай Китая позволяет увидеть то, что происходит дальше от края и ближе к центру этого спектра не-нейтральности интернета — так происходит, например, санкционированный Пекином недопуск китайских пользователей к крупнейшим иностранным платформам вроде Facebook или Tinder и одновременно в странах Запада, при сохранении возможности использования западных сервисов простыми китайскими гражданами, платформа TikTok, подозреваемая в возможности передачи данных западных пользователей официальному Пекину, более или менее активно выдавливается с местных рынков. Кажется, что теперь именно по списку правительств, обеспокоенных присутствием TikTok — и не блокирующих доступ к американским платформам — можно судить о том, какой состав у современного Запада.

В дискуссиях вокруг лекции Слезкина прозвучала мысль Артема Космарского, что «вместо канона текстов пришел набор принципов: вина, рефлексия, внимание к меньшинствам и «проблемам» (вроде защиты окружающей среды), противопоставление современности «плохому» прошлому — и тексты, которые берутся откуда угодно, как подтверждение/иллюстрация «проблем» [3]. Не отрицая определенную верность такого взгляда, автор этого текста видит первенство в вопросе обеспечения западного культурного единства — и сообщения о том, какие ценности составляют канон — у общей, преимущественно американской, технологической и интернет-инфраструктуры Запада, их логика работы описана, например, Ником Срничеком [4]. В современной ситуации благодаря технологической инфраструктуре уже интернет-инфраструктура, в условиях перемещения все больших сегментов рынка культурной продукции и каналов коммуникации в онлайн, связывает разнообразные культуры сообществ-пользователей, информирует их о изменениях и обеспечивает работу культурной программы, описанной Космарским — но, возможно, ее диапазон шире.

Инфраструктура общих платформ упрощает коммуникацию и распространение культурных паттернов между различными языковыми, территориальными и тематическими сегментами внутри этих платформ. Контроль инфраструктуры позволяет вводить те или иные требования к характеру коммуникации, контенту в рамках целой платформы и, соответственно, так или иначе систематически изменять эту коммуникацию и контент. Общность инфраструктуры для стран Запада на практическом уровне оказывается реальностью упрощенного, на базе этой инфраструктуры, распространения культурных паттернов в рамках тех или иных процессов, регулируемых сходными протоколами платформ. Соглашаясь с наблюдением Космарского о современном характере западного канона как набора ценностей при агрегации, кажется важным поставить вопрос и о том, какие взаимосвязи тут действуют — и какая механика у процессов распадов и построений культурных единств в этих современных условиях.

Очевидно, что такая ситуация требует понимания — что такое платформа в этих условиях? В рамках данного текста принимается бихевиористский подход — основой общности является простота коммуникации между сервисами. Одной платформой в узком смысле может быть факт интегрированности YouTube и Gmail, но в широком и также обоснованном смысле — о чем свидетельствует, например, появление концепции «Государство как платформа» в московском Центре стратегических разработок [5] — это уже может быть факт проблематичности коммуникации между локальным и мировым интернетом. Ситуация платформы размером в национальную сеть или лишь немногим больше — случай интернета в Китае или северокорейской сети Кванмен — является примером этого.

Очевидно, невозможно утверждать о полной культурной гомогенности всех сообществ-пользователей соответствующей инфраструктуры поскольку, среди всего прочего, многое не сводимо к протоколам онлайн-коммуникации (также как и многое в культуре домодерных обществах не сводимо только к общим сакральным текстам с другими обществами), различные платформы могут играть различные роли в разных культурах, возможно первенство локальных игроков на локальных рынках, протоколы коммуникации могут быть различными в различных тематических, языковых и территориальных сегментах общих платформ — но и такая ситуация возможна благодаря существованию глобальных западных интернет-инфраструктур, внутри которых может проводиться и единая, и диверсифицированная политика в различных сегментах.

Как подход перспектива культурной интернет-инфраструктуры позволяет увидеть колоссальные рынки США, ЕС и нескольких стран Восточной Азии как ядро, а рынки большей части остального мира — как окружения этого ядра, вместе собираемые общей для них интернет-инфраструктурой и доступом бизнесов этих стран к рынкам вокруг этой инфраструктуры. Внутри этой общей сети возможности коммуникации, движения контента, культурных паттернов и финансов радикально упрощены относительно коммуникации с внешними сетями, эти сети подчинены — или могут быть подчинены — сходным протоколам коммуникации. Все выше описанное заметно контрастирует с современной подчеркнутой локальностью большинства китайских и российских сервисов. Очевидностью является также и факт широчайших возможностей, открывающихся для проектов, имеющих доступ к западным платформам с их развитой инфраструктурой и с их рынками — в таком контексте возможность создавать работы с названием «Как отказ от литературных канонов привел к закату западной цивилизации» кажется чем-то достаточно проблематичным.

Примечания

[1] Юрий Слезкин, «Очередной, и на этот раз окончательный, закат Западной цивилизации // Юрий Слезкин», https://www.youtube.com/watch?v=WC0RFJbWoeI

[2] Юрий Слезкин, Константин Митрошенков, «Как отказ от литературных канонов привел к закату западной цивилизации», https://gorky.media/context/kak-otkaz-ot-literaturnyh-kanonov-privel-k-zakatu-zapadnoj-tsivilizatsii/

[2-1] Ibid.

[2-2] Ibid.

[2-3] Ibid.

[2-4] Ibid.

[2-5] Ibid.

[3] Artyom Kosmarski, Запись в Facebook от 29 апреля, https://www.facebook.com/search/top/?q=%D0%9F%D0%BE%D1%81%D0%BB%D1%83%D1%88%D0%B0%D0%BB%20%D0%BE%D0%BD%D0%BB%D0%B0%D0%B9%D0%BD%20%D0%BF%D1%83%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D1%87%D0%BD%D1%83%D1%8E%20%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%86%D0%B8%D1%8E%20Yuri%20Slezkine%2C%20%D0%B8%D0%B7%D0%B2%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%BD%D0%B5%D0%B9%D1%88%D0%B5%D0%B3%D0%BE%20%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%BA%D0%B0

[4] Ник Срничек, «Капитализм платформ», Издательский дом ВШЭ, 2019.

[5] Михаил Петров, Василий Буров, Мария Шклярук, Андрей Шаров, «Государство как платформа. (Кибер)Государство для цифровой экономики», Центр стратегических разработок, 2018.