Create post
ЛГБТК+ на Северном Кавказе

ЛГБТК+ на Северном Кавказе: что изменилось?

диана
свобода (не) за горами
Ellen Phelan. Sunset from Loon Lake: Eleven Drawings. 1983.

Ellen Phelan. Sunset from Loon Lake: Eleven Drawings. 1983.

Любой следующий текст может стать последним в разговоре про ЛГБТК+ в России. Две недели назад в Думу внесли законопроект о запрете «пропаганды» ЛГБТ+. Всем рискующим распространять контент на эту тему грозят штрафы, блокировка и даже уголовные дела. Формулировка законопроекта размытая — удобная, чтобы легко «подогнать» любого. После принятия законопроекта разговор про ЛГБТК+ в России может закончиться. Совсем. В подкасте «свобода (не) за горами» мы обсудили, как может работать и применяться новый законопроект. Дальше — поговорили про ЛГБТК+ сообщество на Северном Кавказе — как оно выживало в регионе раньше и что изменилось к настоящему времени.

*****

Прошло 5 лет с той самой весны 2017 года, когда «Новая газета» сообщила о массовых преследованиях геев в Чечне. Как менялась жизнь квир-сообщества на Северном Кавказе? Как оно пряталось, как живут люди, которые не могут уехать из своей страны и вынуждены жить, скрываясь?

Наши герои:

● Антон, администратор квир-пабликов, в которых знакомятся представители комьюнити на Северном Кавказе

● Максим Лапунов, первый человек, открыто заявивший о преследовании геев в Чечне и центральный герой фильма «Добро пожаловать в Чечню».

Знакомства в квир-сообществах: анонимность, страх, опасность

— Как была устроена жизнь квир-сообществ раньше? Как она изменилась сейчас? Стало ли сейчас страшнее? Как развивается онлайн-общение?

Антон: Сейчас на Кавказе есть две самые известные группы — в этих группах, конечно, есть чеченцы, но их очень мало. Каждый раз сообщества предупреждают этих ребят о том, чтобы они ни с кем не встречались — сейчас — наоборот — ещё страшнее. Ведь ты в первую очередь ответственен не только за себя, но и за свою семью, если тебя поймают — ты подвергаешь их опасности. Семьям приходится платить огромные деньги, чтобы ребят выпустили из тюрьмы. Поймают тебя в первую очередь не за то, что ты гей, а потому что им нужны деньги. Сейчас всем чуть страшнее, чем раньше.

— Как вообще работают квир-паблики?

Антон: Есть «ВКонтакте» группа, например, «О чём молчат горы». Там выставляются посты-истории и есть подписчики. Ты выбираешь регион — например, Чечня. Обычно пост такой: меня зовут так-то, я чеченец, хотел бы познакомиться с таким-то человеком. Тогда ему пишешь, анализируешь характер. Изначально ему не доверяешь — ни в коем случае не отправляешь фотографии. Так и происходят знакомства.

— Ты регистрируешься под своим именем?

Антон: Нет, конечно. Нет-нет-нет, конечно! (смеётся). И никто не регистрируется под своим именем, не хочет выставлять свои данные. Есть, конечно, безбашенные — они готовы отправить свои фото и через пять минут. А есть другие — они честные, действительно хотят любви или отношений, знакомств или прогулок. Если ты адекватный человек, ты будешь ждать долго.

Laurie Steen. Butterleigh, 2008

Laurie Steen. Butterleigh, 2008

Осень 2015: как было раньше?

— Максим, несколько лет назад ты приехал в Чечню — знал ли ты о преследованиях геев на тот момент? Когда ты впервые с этим столкнулся?

Максим: Нет, конечно, не знал. Я приехал туда осенью 2015 — было очень спокойно. Довольно безопасно, все геи общались в определённых приложениях. Я тоже очень много общался. Всё было довольно скрытно, но мы встречались в кафе, не в тайных местах. Никогда не было подозрений, что может быть облава. Проблем вообще не было. Важно, что я не был знаком с местными «играми в прятки».

— Антон, можешь ли ты вспомнить тот же год, ты ведь тоже находился в Чечне тогда?

Антон: По поводу подстав: это были скорее единичные случаи, они особо не афишировались. А вот что касается встреч, люди идут на контакт очень долго. Так как Максим не местный, он и правда не может понять так называемые «игры в прятки». Но если люди встречались, то в кафешках. Если они хотели какого-то интима — поднимались на крыши, потому что крыши домов открыты. Но на контакт шли очень-очень долго.

Максим: Да, на контакт и правда идут долго. Я очень много слышал о подставах, но сам с ними тогда не сталкивался. Приходилось долго уговаривать человека встретиться, просто посидеть без каких-то обязательств, выпить кофе и прогуляться. Это могло длиться месяц и больше.

Norman Ackroyd Blue Cove — Skellig, 2019

Norman Ackroyd Blue Cove — Skellig, 2019

Пытки и преследования. Настоящее время.

— Антон, ты же понимал, что стать админом группы рискованно?

Антон: Да, конечно. Если меня или других администраторов вычислят, то будут наказывать в грубой форме. Скорее всего, могут и убить.

— Максим лично столкнулся с этим. Расскажи, как произошло твоё задержание?

Максим: Накануне задержали моего друга — его не было неделю, а после возвращения семья запретила ему со мной общаться. Я не понимал, что происходит. Он хотел тогда меня о чём-то предупредить, но просто постоял рядом и ушел. Я испугался — он был покалечен и испуган тоже.

Вечером после работы на улице ко мне подошел незнакомый мужчина. Взял под руку, тут же подошел второй — меня схватили, и вырваться я не мог. Меня оттащили к забору и перекинули через него. Тут же затолкали в машину. Всё было очень быстро — я кричал и звал на помощь, но мужчины достали оружие и по-чеченски объяснили, что меня задерживают по подозрению в убийстве.

Тут же подошла охрана — военные. У меня забрали паспорт, записали данные и увезли в неизвестность. На голову надели пакет и завязали скотчем на горле. Всё было очень быстро, ничего не успеваешь понять. Теперь я уже знаю, что увезли меня тогда в отдел уголовного розыска.

Сразу повели к «главному». И обвинили в том, что я гей и таким как я здесь не место. Они уже забрали телефон, разблокировали и требовали выдать всех геев, что я знаю. Хорошо, что я помечаю «своих» специальным шифром — всё было спрятано, особо «прикопаться» было не к чему.

И тогда меня отвели в подвал. Начались избиения и пытки: «давай, рассказывай, кто твои знакомые, нам нужны чеченцы, ты такая мразь, ты портишь наших детей, братьев и мужей», — говорили они.

Это были очень тяжёлые две недели ежедневного издевательства. У тебя в камере железная дверь — с грохотом они сначала бьют по ней, чтобы испугать, ввести в шоковое состояние. Потом заходят, начинают бить по лицу, по ногам, требуют историю. Я для них был как обезьянка — так как я русский, они понимали, что им остаётся только не оставлять синяков. Так продолжалось, пока меня не начала искать семья.

Под дулом пистолета меня заставили писать видеообращение — кто я такой, что я гей, что общался с местными геями и портил их нацию. Я подписал заявление, в котором обязался не рассказывать ни о чём.

Если расскажу — на меня собран компромат, могут найти в любой момент. Откопают из–под земли, у них большие связи. Что-то сделаешь не так — потеряешься навсегда, тебя просто убьют. Я это прекрасно понимал. Через два дня я узнал о том, что убили двух парней, которые были со мной в том подвале.

— Есть ощущение, что сейчас сейчас шум вокруг тюрем «поутих». Правда ли это?

Антон: Просто после 2017 люди стали скрытнее. Квир-сообщества неоднократно предупреждают о том, что встречаться — опасно. Но и это не помогает. Часто ловят молодых парней, которые не хотят никого слушать. Но взрослые люди понимают, что ради себя и своей семьи лучше остаться дома. Например, два дня назад поймали парня-чеченца — я знаю, что его подставили и заставляют подставлять других.

***

Мы публикуем фрагмент подкаста, а здесь можно послушать разговор полностью.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
диана
свобода (не) за горами

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About