18+

Сначала был монохромный рисунок — черточки, пунктиры, борозды, траншеи, сплошные и прерванные линии; они асимметричны, они словно сообщают что-то дополнительное, прибавляют (к тексту), к расчерченному полю — что-то свое; уменьшить масштаб страницы, вглядеться в узор, принять его довербальный сигнал, прочесть сообщение, состоящее из строк, строчек, стежков, которые подвешены в воздухе, парят в цифровом пространстве страницы, прошивают прозрачную ткань листа, его долгую, длящуюся белоснежную ленту — прошивают именно так, а не иначе. Что ждёт взгляд внутри этого полотна? О чем «говорят» эти разной длины разорванные, ограниченные условными границами страницы-ткани линии-строчки?

Увеличим масштаб, приблизимся к тексту, прочтём название: «Против линии сгиба». Как пишет Иван Соколов в своем эссе «Воображение ненадолго»: «…Эти тексты публикуются в повороте листа либо наперекор сгибу»; и далее цитирует Роберта Крили: «…Форма есть не более чем продолжение содержания». Форма не строга, но это — форма. Что она может в себе содержать, как она может держать, призвана ли она удерживать, что она сообщает изнутри, поверх всего, что намотано, накручено на нее? То, что из нее прорастает — торчит красными нитками, отворяет ткани, притворствует, говорит связанно, — оказывается остовом, основанием, большим, чем она способна в себя вместить. Масштабировать белую ленту, страницу, приблизиться к словам, это похоже на затяжной прыжок с парашютом: взгляд выхватывает отдельные словосочетания и строчки, зрение погружается в текст, зрение-парашютист падает на места сгибов, в линии, в стройную множественность, в кроткое, скупое многоголосие. Эта форма удивительным образом остраняет предмет письма, историю — до встречи с ней. Что происходит с опытом чтения в тот момент, когда зрение падает на цифровую поверхность листа и проваливается внутрь, вязнет, утопает, путается в повторах: в корнях слов «шит (ь), штоп (ать), нит (ка), тк (ань), кож (а)», в слове «язык», имеющем нулевое окончание (слово-корень: замкнутость, герметичность). Это слово — ключ к происходящему здесь, страшный запертый ключ к такому месту, где «каждому языку полагается сжаться», где все начинается с вопроса: «зачем языку корсет?», где «язык тела не лжет», но в конце оказывается съеден («не дергайся // съешь язык»). «Форма есть не более чем продолжение содержания», повторяю я, осматривая поле битвы, внутри которого оказалась, перечисляя поверхности, вложенные в форму, вшитые в схему: все те же «кожа, ткань», а еще — «изнанка, кровать, ковер, керамическая плитка», и, конечно, «текст».

Станислава Могилева

кожа пришита к ткани и она
не дышит пришита

у ниток рта просьба:

______________

-говорите громче, вас плохо слышно-

зачем языку корсет?
каждому языку полагается сжаться,
чтобы быть собой

…поздравляют с международным женским днем и дарят скидки всем представительницам прекра…

на твоем лице швы наружу –
девочки
       такие девочки
                    такие

каждой гражданке страны российская федерация предписано следить за своей конституцией,

в противном случае

у игольного ушка непроходимость
сквозь стены побоев

вот когда — тогда и заштопаем, а сейчас — никогда

язык тела не лжет –
лжет тело языка твоего

ткань есть текст говорящий три главных слова которые каждый охотник желает

развязный корсет
распускается по фонеме:
<о>, <а>

узелки речи червивы:
лопнула перепонка соседа
в тамбуре без дверей

законы выкройки о домашнем ношении: один клик — и уже на шее!

хитроумная пенело
по нитке срок рас пле т а

любит значит наносит удар по щеке удар по шее удар по ключице удар по ребрам удар по бедрам удар по коленям собирает осколки чашечек заносит осколки в реестр ран собирает кровь выпивает хватает волосы
отрывает кожу срывает значит любит
до смерти самой

дело не лыком шито
а красные нитки торча
                                    штопала по
                                                чему?

у тебя нежность льняная
у него нежность ножевая

текст есть простынь стекающая с бедер подобно взгляду возлюбленного скользящего по горе галаа

не суди воротником вшитым в горло
да не будешь су

пуговицы пугливо отдалены
значит хотела сама отворяла ткани
притворствовала

чок-чок
зубы на крючок
а язык на полочку

по ло жи те по жа

если рассматривать изнанку ________,
явно проступают следы: __, __ , __ , __ , и так далее;
вышеуказанное позволяет________, что

гражданина _______, любившего гражданку _________,
________белую сирень, цветущую под окном,
бутылку и _____, завернутую в бархатную____,
заветные слова, как то: _________, дышать, ________,

слышать , ________, ________,

_________, _________, смотреть,

держать, _________, ________,

а__еще___вертеть_____терпеть
и_____обидеть___и______зависеть
гнать_____зависеть______ненавидеть
а_____еще_______терпеть_________вертеть
и______держать____и__________недышать

кожа ее была шелк персидский да лобзает он ее лобзанием
лобзика вперед-назад вперед-назад

пока капли граната не вытекут литрами на

шелк персидский то была кожа ее гладкая подобно взяткам

а еще брать держать терпеть

очи ее были распахнуты будто корсет развязаны словно

руки его обладающие гнущие прогоняющие

волосы ее были златые нити покрытые шиты-крыты были ее

волосы которые он держал брил стелил

скатерти самобранные с плодами сахарными с винами цвета ало

-говорите громче, вас плохо слышно-

на кровати, ковре, керамической плитке, также несколько пятен

на репутации примерного семьянина, уважаемого человека

… отмываются новым стиральным порошком 2 по цене 1

каждой хозяйке желательно взять на заметку:

текст есть текст
фиксирующий место, время, количество побоев,
причину — удушье/удар ножа;
во что она, в конце концов, была на тот момент одета

…что является важным фактором презумпции не
вино это было, а другая красная жидкость лучше вина лучше ласк обладающая солоно

моновы песни пел объективирующие ее волосы, зубы, губы, шею, сосцы,

уподобленные соответственно: стаду коз, стаду выстриженных овец, алой ленте, столпу Давидову,
двойням молодой серны, пасущейся между лилиями

г о в о р и т е с в я з а н н о, у в а ж а е м а я ж е

ну же
шевелись
не дергайся
съешь язык
не лей того чего я не

обещай:

ты — могила.

(из «Пособия по рукоделию», 2021)

Татьяна Красильникова

Родилась в 1996 г. в Нижнем Новгороде. Окончила филологический бакалавриат (НИУ ВШЭ, 2018) и магистерскую программу «Русская литература и компаративистика» (НИУ ВШЭ, 2020); изучала итальянскую литературу в университетах Бергамо (2017) и Милана (2019). Преподает итальянский язык.

Стихи публиковались в журнале «DOXA» (поэма «Высшая школа эрекции закрывается на карантин», под псевдонимом Лиза Бедная), в поэтических медиа «Полутона», «Артикуляция», «Метажурнал», «Интерпоэзия» и «Флаги». Авторка ряда статей по русской литературе XX века и книги «Поэтический язык Пастернака. “Сестра моя — жизнь” сквозь призму идиоматики» (М.: ЯСК, 2021; совместно с Павлом Успенским).