Горбаневская, Наталья. Избранные стихотворения [Со статьями Данилы Давыдова, Томаса Венцловы, Полины Барсковой, Игоря Булатовского]. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2015. 296 с.

Выход “Избранных стихотворений” Натальи Горбаневской в “Издательстве Ивана Лимбаха” — отрадное событие: наконец, мы видим outline поэтики одного из самых открытых по честности, выразительности и рассудительности русских поэтов последних семидесяти лет (к сожалению, в русском языке термин “искусство после 1945 г.” не так прижился, как в мировой художественной критике). Чтобы приблизиться к этой поэтике, разберем одно стихотворение (первая публикация в ее кн. «Набор», 1996):

* * *

Ставили поставец,
поставили ставень.
Овен среди овец
агнцу не равен.

Агиография
огнеупорна.
Горлинка райская
сыта по горло.

Овен пошел в овса,
воин — в сожженье.
Ставень повёрнулся,
Преображенье.

Сразу понятно, что стихотворение повышенно анаграмматично: сюжет развивается не благодаря внутренней логике завершенных образов, но силой созвучий, перетекающих друг в друга. Неожиданные сбои, слова со сходным звуковым обликом, но совсем другой интонацией, и образуют содержание стихотворения. Но общий сюжет можно понять, если представить эти стихи как “выразительное чтение”, но не образов или смыслов, не описаний или конфликтов, но уникальных для русского языка грамматических категорий. Превращение грамматических категорий в основную тему, которую и нужно выразительно разработать, говорит о том, что стихотворение примыкает к традиции поэтического экфразиса, который тоже “выразительное чтение” условных живописных образов, создающее впечатление, что мы действительно видим и знаем описываемое произведение. Грамматические категории становятся основой образов, образы описывают действие техники, а техника позволяет раскрыть целую сцену, достойную высочайшей живописи.

Грамматической темой первой строфы стал совершенный вид: поставец, представленный гостям буфет для посуды, оказывается ставнем, закрывающим роскошь гостеприимства от постороннего взгляда. Поставец ставили обычно на пиру, чтобы гости могли видеть богатство дома, богатую посуду: он приближал богатство к гостям, но делал его недоступным. Так и совершнный вид говорит об уже завершенном действии; и как мы увидим ниже, поэт искал такой эпифании (явления), которое противоположно выставке-поставцу. Овен среди овец, иначе говоря, слова, принадлежащие разным стилистическим регистрам, но при этом созвучные, оказывается не равен агнцу — слову тоже “книжному”, как и овен, но при этом не созвучному. Где нет созвучия, там нет равенства, потому что действие уже завершено, слово уже сказано, и утверждено неравенство высказываний, которое пока что может преодолеть лишь условно узор созвучий.

Поставец отличался от привычного нам буфета тем, что между верхней и нижней частью была не ниша для больших блюд, а закрываемый ставней сундук, где можно было хранить и припасы. Такой средней частью и выступает вторая строфа, темой которой оказывается страдательное причастие, в русском языке часто сближаемое с прилагательным. Разрыв между пониманием страдательного причастия в европейских языка (предикативно) и в русском языке (аттрибутивно) и становится темой. Агиография (жития святых) огнеупорна не потому, что описывает подвиги святых как нечто бессмертное, или потому что примеры мужества святых включают также мужество перед огненными пытками, но потому что она обладает таким неотъемлемым свойством, преданий о святых так много, что их не истребишь огнем, “всех не перебьешь”. Такое же изобилие в словах о рае — рай всегда ассоциируется с наслаждением, τρυφή, насыщением. “Сыт по горло” не значит “не могу больше есть”, но “насыщен так, что только об этом и могу говорить”. Как в первой строфе совершенный вид был выражением для мечты о том, чтобы все свершилось по-настоящему, так и здесь страдательный залог — мечта о настоящем голосе страдальцев.

Наконец, третья часть вводит долженствование, всякое действие, прежде описанное, оказывается не предметом желания и не предметом наблюдения, а долженствования. Овен должен быть сыт, а не сыт. Воин должен оказаться огнеупорен, а не огнеупорен по агиографии. Ставень должен повертываться, а не только быть установленным. В этом долженствовании только и можно обрести совершающееся как совершаемое здесь и сейчас, а не как совершившееся или как достаточный признак. Совершенное (совершенный вид и страдательный залог) преображается в событие.

Преображение и оказывается таким событием. Любое рассмотрение того, как изображается Преображение, начинается с совершившейся славы, которую видим мы: Апостолы были испуганы, и постигли эту славу-свет как событие не сразу. Далее как раз идет насыщение, “хорошо нам здесь быть”, что мы видим, как только начинаем всматриваться и видим не только световую вспышку. Наконец, апостолы постигают происходящее, когда оказываются участниками разговора, они должны быть в композиции, об этом говорит логика любого живописного изображения Преображения. Без скрытого экфразиса стихотворение Горбаневской было бы великим моральным поступком. С экфразисом оно стало и обоснованием новой поэтики.