Много слов хочется сказать вслед завершившемуся неделю назад Транссибирскому Арт-Фестивалю. За четыре года он стал не спустившимся откуда-то сверху на сибирскую землю готовым проектом, сегодня он все большими связями сопряжен с новосибирской музыкальной культурой, и эта взаимообусловленность идет на пользу обеим сторонам.

С первого года Транссибирский Арт-Фестиваль сильно отличался от многого из того, что предлагает Новосибирск миру, четко сформулированной концепцией. С начала его истории ключевой была тема путешествия — через Транссиб, который ведет во все стороны света, — через различные пункты на карте музыкальной истории и музыкального сегодня. Пару лет как появился слоган «Весь музыкальный мир на сцене филармонии» — тоже вполне отражающий идею собирания лучших в своих областях в одной точке пространства и времени.

По мне, для лучшего уяснения смысла происходящего к вышесказанному необходимо добавить: события разворачиваются не в абстрактной точке пространства, а в конкретном Новосибирске — родном городе арт-директора фестиваля Вадима Репина, и это автоматически придает любым концепциям и движениям фестивальной программы еще одно смысловое измерение. Оно важное — оно о человеческих отношениях, традициях, преемственности, доверии, сопричастности, благодарности и многом другом. Именно эта эмоциональная связь, которая у Репина с Новосибирском существует — здесь живет его мама, для многих здесь он по-прежнему «Вадик», здесь оркестр — первый, с которым он, восьмилетний, играл и имея ввиду который начал свой большой фестивальный проект — и благодаря этому все, что происходит на Транссибирском, наполняется особым смыслом.

Фестивальные программы, сохраняя изначально заданные обязательные компоненты — мировая премьера, детская программа, вечер камерной музыки, концерты на областных площадках — каждый год наполняют новым смыслом эти структуры и предлагают что-то принципиально новое. В этом году новшеством стало появление доклассической музыки. Предыдущие программы, и это осозналось только на контрасте с нынешней — были выдержаны преимущественно в романтической стилистике (не считая обязательных ежегодных мировых премьер и других исключений), и это вряд ли предзаданное, скорее стихийно сложившееся ограничение во взгляде на тот самый «музыкальный мир», оказалось в этот раз преодолено естественно и убедительно. Программа музыки Вивальди, «Страсти по Иоанну» Баха — и музыкальный ландшафт стал намного более разнообразным, приближенным к музыкальной реальности, а программа — более сбалансированной.

Про эти две доклассические истории хочется говорить подробно. Уже около ста лет весь мир, обращаясь к доклассической или старинной музыке имеет ввиду исторически ориентированное исполнительство. Это движение видит своей задачей воссоздание подлинного звучания старинной музыки — естественного для ее родной эпохе. Аутентисты (адепты этого течения) не только читают старинные трактаты об исполнительстве и работают над интерпретацией текстов, штрихами, динамикой, темпами и прочими аспектами музыкального языка, с неменьшим вниманием они относятся к материальной стороне вопроса — предпочитают играть на копиях старинных инструментов.

Назвать подлинно аутентичным опыт выступления с признанными фигурами исторически ориентированного исполнительства новосибирских коллективов невозможно — они не играют на старинных инструментах, и это направление в репертуаре каждого из них точно не является ведущим (если вообще присутствует). Но! Когда речь идет о профессионально, честно, с отдачей, удовольствием и ощущением откровения сыгранной программе, согласитесь — попытки измерить степень аутентичности прозвучавшего начинают казаться умозрительной условностью. И это в полной мере относится к двум развернувшимся на фестивале историям.

Герой обеих исторически информированных программ — Филармонический камерный оркестр. Это коллектив с предельно широкими стилистическими возможностями — они играют современную музыку и классику, авангард и романтизм, музыку кино и другие лежащие на стыке популярности и академизма модификации. Конечно, был в их биографии опыт и классический, и доклассический, но, кажется, никогда прежде не доводилось их слышать в таком ультимативно барочном градусе как на концерте с скрипачом и дирижером Джулиано Карминьолой. Всегда очень заметно, занимаются люди на сцене старательной игрой или проживают удовольствие и свободу. Последнее было про Карминьолу и оркестр: отточенные штрихи, динамические контрасты, будто выкрученные ручкой настройки резкости до предела, а главное — ощущение стремительного пульса, в биении которого вырабатываются адреналин и эндорфины разом. И так — во всем — от «Времен года», которые применительно к этому исполнению язык не повернется назвать хрестоматийными, скорее бесконечно неожиданными — до мало известных концертов Вивальди, которые Карминьола предложил для программы с поистине убедительными доводами: хорошая музыка, почему бы не сыграть?

«Страсти по Иоанну» стали событием не меньшим, а учитывая количество исполнителей, продолжительность и тщательность репетиционного процесса, и более внушительным. Они — первый за четыре года большой вокально-симфонический проект фестиваля, и, конечно, неповторимый и важный опыт для Новосибирской хоровой капеллы, впервые столь масштабно вовлеченной в программу Транссибирского.

Как ни удивительно для нашего города оперного театра, филармонии и консерватории — Пассионы звучат у нас очень редко, так что сам факт исполнения, а с ним и роскошь слушать Баха в живом звучание — становятся большим событием.

История, вновь оживающая в словах Евангелиста и великой музыке, своей распростертостью в вечность не оставляла ощущения надмирности и космичности происходящего. И подлинно частями в картине Универсума виделись те, кто в тот вечер был на сцене. Мироздание, как и полагается, сложилось из многообразия и даже разнородности: Филармонический камерного оркестр, Новосибирская хоровая капелла, международная команда певцов, специализирующихся на исполнении старинной музыки (пронзительно надмирная и кристально ясная Мари-Софи Поллак!), мастера basso continuo — новосибирские и международные — и солисты-духовики из симфонического оркестра. И все эти музыкальные силы приведены были в движение притяжением и энергией одного человека (если Баха мы имеем ввиду по умолчанию) — Ильи Короля, скрипача, дирижера, человека необычайно светлого мировосприятия. Откровения, приходящие на ум и в жизнь многих как невероятная удача и прозрение, для него, думается, — основа жизненного уклада, и это — главный залог истины в музыке. «Потому что без любви все теряет смысл».

Она и была смыслом этих «Страстей». По словам многих музыкантов, Илье удалось создать на репетициях и на концерте такую невероятную атмосферу внимания и любви — к исполнителям и музыке — что не прозвучать должным образом и с должным смыслом было невозможно.

Не буду спорить, мнение немногочисленных скептиков имеет под собой основание: конечно, это исполнение не было так однородно и совершенно, так тонко и точно как в оркестрах и с дирижерами, положившими жизнь на алтарь аутентизма. Но здесь были главная мысль и ключевое ощущение, мудрость, проникновение в и почтение к тексту — играемому и произносимому, абсолютная честность и самоотдача, итогом: сакральное, преисполненное смыслом звучание и спровоцированное им совершенно религиозное переживание этой партитуры.

Вообще тема любви как неотъемлемой сущности музыки и жизни, в этом году прошла сквозь фестиваль красной нитью. Начиная с какого-то момента каждый из музыкантов день за днем с разных сторон касался этой философской темы — об этом говорил и Илья Король, и Владимир Спиваков — о гармонии, которую дарит музыка миру, и Владимир Федосеев, и перед заключительным концертом — Вадим Репин.

Про любовь и доверие — это, конечно, тема, связанная на Транссибирском фестивале с симфоническим оркестром филармонии. С ним было пережито многое — и речь сейчас не только о первом выходе Вадима на сцену с большим оркестром в конце 70-х, но и о многих других совместных выступлениях, во время каждого из которых, по словам скрипача, он чувствует поддержку спиной. Чего только стоит история с закрытие первого Транссибирского, когда, выходя из сложного положения (Валерий Гергиев не смогу прилететь и дирижировать), Репин предложил, а оркестр согласился исполнить Скрипичный концерт Шостаковича без дирижера. Риск был невероятный: партитура сложнейшая, ее с дирижером-то не все способны исполнить безупречно, а уж без — шансы доиграть до конца и вовсе стремились к необнадеживающим величинам. Но они это сделали — причем с такой запредельной концентрацией и энергетикой, на сорок минут заставив забыть тысячный зал о чем-либо кроме происходящего на сцене, что исполнение без преувеличений можно записать в выдающиеся, а достигнутую степень близости и доверия между Репиным и оркестром определить как запредельную.

Этот коллектив изначально был задуман как одна из основ фестивальной программы, и каждый год он выносит на плечах большую часть программ , выходит на сцену с разными дирижерами и разным репертуаром. И это — прекрасная возможность коллективу в очередной раз закалиться и стать крепче, а публике — оценить удельный вес влияющих на оркестр переменных.

Программы с участием оркестра в этом фестивале включили музыку от Копленда и Гершвина через позднего Шостаковича и мировую премьеру нашего современника Энйотта Шнайдера — к бескрайней стихии романтизма, с которой стилистически оркестр совпадает лучше всего. И совершенно особенным опытом в этой череде стал концерт под управлением Владимира Федосеева. Не знаю, мастерством ли или силой авторитета, но дирижер преобразил коллектив, довольно уже измотанный, отыгравший не самую музыкально и эмоционально комфортную программу аккомпанементов в рамках концерта-мировой премьеры. Федосеев, отправляясь в Сибирь, впервые дирижировать оркестром прекрасно ему знакомого Арнольда Каца, по его словам, пошел на осознанный риск — и предложил в программу Вторую симфонию Вебера, которую коллектив прежде никогда не играл. И, честно говоря, предположить, что это исполнение — первое — было просто невозможно. В каждом звуке светилась радость бытия — совершенно в соответствии с классичной безмятежностью этой партитуры. Оркестр как будто стал на голову выше, расправил плечи: интенсивность струнных, нечасто слышимый оттенок их звучания — видимо то, что в рецензиях называют блеском и лоском, уверенность и теплое, ясное звучание духовых — все сложилось в картину явленного в звуках Золотого века, искрящейся радости бытия. Не уступало симфонии и второе отделение — Второй фортепианный концерт Брамса с солирующим Николасом Ангеличем — сдержанно лиричный, возвышенный — без экзальтации, с как будто бы бесхитростным и прямолинейным туше, на самом деле будто передающим единственно правильный — простой взгляд на сложные вещи. Концерт звучал делово, без лишних сентиментов, но совершенно точно — не по-баховски, не по-моцартовски, но — о боге — с точным видением конечно цели и спокойствием в ее достижении.

Обусловленный Новосибирском и его культурой изначально, с каждым годом Транссибирский фестиваль вбирает ее все более обширно и при этом влияет на нее тоже все более широко. Меняется не только фестиваль, но и отношение к нему публики — в ней все больше доверия, и в этом году впервые все залы были полны вне зависимости от того, стояло в афише имя Владимира Спивакова, про которого никому ничего объяснять не нужно, или того же Карминьола, или молодого латвийского маэстро Андриса Поги, известных больше на Западе или в столицах. Эти фигуры — Пабло Феррандес, Лоренс Фостер, Николас Ангелич, Сергей Накаряков, Александр Князев, Александр Бузлов, Илья Король — каждая — явление, неотъемлемая часть актуальной музыкальной повестки. Ширятся горизонты и преодолеваются границы привычного тех, кто ходит на концерты и тех, от кого классика далека, и только имя Репина, обладающее в Новосибирске совершенно особенным весом, способно привлечь в концертный зал. Новые возможности видят те, кто принимает участие в обширной программе мастер-классов, которая в этом году обрела совершено невероятный размах и большую самостоятельность. Академическое искусство персонифицированное, а потому более понятное, симпатичное, человечное видят те, кто приходят на творческие встречи с музыкантами или на кинопоказы, которые в этом году проходили в рамках творческих встреч с свидетелем века и знакомцем великих — Бруно Монсенжоном.

Вовлечение все больших филармонических сил в проекты фестиваля становится таким же важным опытом и импульсом для роста для музыкантов, как и для новосибирской публики, а амбиции Вадима Репина по расширению и углублению проекта на новосибирской почве воплощаются в удивительно филантропичные формы.

Транссибирский — подлинный священный грааль для новосибирской культуры — крупнейший в регионе проект, мощный модулятор развития, который дарит публике и музыкантам главное — впечатления и опыт, пережив который, сложно и просто невозможно оставаться прежним.