Иван Афанасьевич Овчинников (29 июня 1939, село Нижний Ашпанак, Алтайский край — 18 февраля 2016, Новосибирск) — поэт, прозаик, фольклорист. Один из основателей фольклорного движения в современной России, известный знаток и популяризатор сибирской народной песни. Участник и лауреат многих песенных фестивалей в России и за рубежом. На сорок дней со дня смерти поэта Реч#порт публикует стихи Ивана Овчинникова и слова близких друзей, посвящëнные ему.

***

Цветочек ехал по ручью.

Подпрыгивал, смеялся:

— Хотите, ездить научу?

Я раньше сам боялся!

***

Достраивают цирк. Достроят.

А рядом, на разлив ручьëв,

Выходят юноши достойные,

Выходят девочки ничë.

Ну прямо чувствуется лето,

И ты, ученье разлюбя,

Сбежишь с гуманитарных лекций,

Идëшь и строишь из себя…

***

Ну-ка, помолись, чтоб не меняться.

Чтобы никогда не изменяться.

Так и быть и не бояться.

Никуда не развиваться.

***

Крестьяне не любили дворян

за косы, за ноги, за пудру,

за обтяжку в боках.

Много дворян не любило крестьян

за моды, установляемые

на века.

***

Куда ушли армянки молодые?

Куда исчезли в синем, голубом трико?

В зелëный лес, в дома свои другие

под пологом далëких тихих, нежных облаков.

А там на сто, на тысчу километров

синеет море синее, солëная вода.

И нежный облик девушек ушедших

от грустных глаз моих, наверно, навсегда.

***

Зелëный змий, как аэростат.

Ему отрубишь голову,

а у него их две

вырастат.

***

Флаг… флаг… флаг…

На ветру.

А утихло, и —

фла… фла… фла…

***

Слепили снежную бабу −

оставили под луной.

У друзей по две, по три бабы —

у меня ни одной.

***

Желтей скорее, Летний сад!

Повянь, пока я в Ленинграде.

Чтоб знать, что маме написать

о золотой твоей ограде.

Пускай они себе плывут —

два лебедя белее снега,

маленечко волнуют пруд —

пусть отличается от неба.

НА ЛИХОВОМ ПЕРЕУЛКЕ

Здорово, сердце здоровое!

Привет, небо синее.

здравствуй, оконная рама,

здравствуй, напротив дом.

Что же мне делать рано?

Что же мне делать потом?

Лучшая в мире Москва,

умная, деликатная,

глядя на небо,

сильно-сильно

думает о другом.

В МОСКВУ

Влюбиться и не получить ответа.

Как это грустно для поэта.

ПОДРАЖАНИЕ КИТАЙЦАМ

Послушай старик,

Научи меня гаммам.

Я из простой семьи.

Вчера как дурак напился.

Сегодня на день предосенний гляжу.

***

Сам Орион засиял

над перелëтною стаей,

несколько Россиян

в небе — шутя — растаяли.

Прощай, Мил-Человек

Александр Денисенко

(Александр Денисенко — поэт, участвовал вместе с Иваном Овчинниковым в ЛИТО Ильи Фонякова и других литературных объединениях.)

В тот день, в тот час, в те минуты бытия, когда город прощался с Иваном Овчинниковым, казаки с непокрытыми головами сомкнули вокруг него полукруг и запели поэту, своему песенному «атаману» протяжную прощальную… Пели слитно, слаженно, неколебимо, и от этой слитности казалось, что и сама природа приутихла в своей материнской печали, как женщина, потерявшая любимого сына. Сразу же за погостом светлым клином заканчивалась берëзовая роща, а над ней своим чередом шли на малой скорости февральские сплошные облака. И в тот момент, когда казаки выдыхали: «Прости, прощай…», а прощающиеся молились, облака расступились на мгновение, и в небе явственно обозначилась мужская фигура со склонëнной над собравшимися головой — то, несомненно, был знак свыше, означающий, что светлая душа поэта незримо присутствовала с нами в миг расставания. Так она и осталась на кадре у тех, кто снимал… Последнее его «прости-прощай…» Даже и в этом он остался таким, каким был в земной части жизни: надëжным русским человеком. Недаром написал такие строки: «Помолись, чтоб не меняться…»

Он, Иван Афанасьевич Овчинников, — явление в русской литературе и фольклористике. Долгое время о нëм шумела Москва, и до сих пор ещë гуляет эхо в еë художественной элите. Человек, при жизни ставший легендой, определивший своим редчайшим литературным вкусом ряд направлений неофициальной поэзии и прозы, сам при этом сохранивший здоровую, «нечернушную» основу своего творчества и мировоззрения, без которых трудно представить себе культурную жизнь России.

Его поразительная эрудиция, энциклопедизм делали его мудрецом, видящим суть явлений, влияющим на судьбы дорогих ему людей легко и тактично. Что касается его литературных трудов (поэтических сборников, блистательных прозаических эссе в семи книгах «Записки из города», литературных статей и отзывов) — то это неисчерпаемый кладезь. Всë, написанное им, казалось бы, скромно-большое, как и сам он, однако же таково, что убери его творчество из памяти каждого из нас — и тьма сгустится.

Иванова неподкупность, ненастырная сосредоточенность благих дум и намерений, энергичное песенное мужество, цельность натуры всегда внушали духовное желание быть рядом с ним, служить Отечеству, жаждать от жизни любви, красоты и надëжности. Такой, как в дорогом его сердцу областном Центре русского фольклора и этнографии, да и в самом этом великом спасительном движении, которому он отдал без малого полсотни лет, выпестовав и поставив на русскую столбовую дорогу сотни ребятишек, которые дальше понесут это чувство глубокого радостного творчества и память о своëм чудесном Учителе.

«Свободну мужу лепе есть истину глаголати: “Россия песенная — самая великая, величайшая… / Я заплакал от первых же слов. / Я думал — только я, / только для меня»”. И это так, Мил-человек (так называется первая поэтическая книга Ивана), ведь мы люди одной беды и одного и того же счастья, дорогой ты наш товарищ, Иван-чай Овчинников. И мы по-прежнему верны твоим стихам и твоей дружбе, которые и сейчас, по прошествии многих лет жития, не нуждаются в индексации. Спасибо судьбе, что нам довелось с тобой пить рассол обской воды, разлитой по тарелкам, на которых стояло непогасимое тавро тех лет «Общепит», что мы хлебали стихи оловянными ложками вместе с прекрасными русскими поэтами…

И как душа плачет о чëм-то несбывшемся, так и твои стихи, как молитвы, как народные песни будут ещë долго волновать и тревожить, питать и исцелять, как и твои книги, которые являются светлым поклоном нашему благословенному Отечеству, сибирской провинции, русской идее, русской песне, отчему дому…

… В это время там солнце. Под кедрами домики.

Школа. Лес. Синева на горе — вечный снег.

Далеко где-то плач на могильнике тоненький.

Мириады цветов, где меня уже нет…

Прощай, Иван, и прости.

Тысяча друзей.

_________________________________________________________________________

Нина Садур

(Нина Садур — драматург, прозаик, сценарист. Родилась в Новосибирске, где и началась ее литературная карьера.)

С уходом Ивана Афанасьевича Овчинникова закончилась эпоха великой войны за русский язык. Ваня ведь тоже (как Денис) в ранней юности почитывал условного Вознесенского. И зачем-то спорил со спущенным на наши головы русые товарищем Фоняковым. О, я помню, как пламенно ненавидел Илья Олегович Ивана Афанасьевича. Как Ваня ему надменно швырнул: «Вы же пишете очень плохие стихи!» Фоняков барственно снисходителен был к Ване. Спросил, красиво модулируя: «Что же мне делать, Иван?» «А вы пойдите на балкон и повесьтесь», — ответил ему Ваня и пошëл кушать фоняковские угощения. Кто-нибудь помнит фильм «Спящий брат»? Там деревенский мальчик не понимает, что с ним происходит. Он даже нот не знает. Но играет на органе свою музыку, которая сама к нему приходит. И совершенно дикие и нищие крестьяне благоговеют. Наш нищий и страшный советский язык, по твою душу пришëл Ваня.

Я думаю, вот что произошло с Иваном: деревенский мальчик с маленьким лицом Лермонтова насквозь пронзился громадностью прекрасного Алтая, и, долго живя в коконе совершенно деревенского языка, не находя утоления в книжках, выточил сам себя, как инструмент такой, берущий самый перво-язык и творящий из него небывалую поэзию. Ваня сам написал, что впервые услышав фольклор, заплакал… что думал, это только в нëм одном, а тут такое кругом пение.

Ваня жил безупречно. «Ни жены ни курточки, ни дома — ну даю разгона в листопад!» Не владея ничем буквально, ничего не имея, страшно радуясь летучим мгновенным переживаниям, как единственной своей драгоценности, Ваня был самый настоящий философ и поэт. Ваня своей корректной отстранëнностью от всего «бытового человека», включая наши страсти и волнения, всю свою жизнь был занят только одним: великим слушанием родной речи.

И там всë больше и больше пауз, замираний, молчания. Он каким-то образом эти замирания и молчания умудрился заковать в свои строчки. Поэтому читать его просто так не подступишься. Не на дураков рассчитано!

В совсем поздних вещах уже видно: Иван совсем позабыл про читателя, про того, кто подглядывает за поэтом. Сам, один-на-один с родной речью бьëтся, дерзкий, как не знаю кто! Идëт к тому самому началу, когда было Слово.

Царствие тебе Небесное, дорогой мой товарищ!

____________________________________________________________

Екатерина Садур

(Екатерина Садур — драматург, прозаик. Родилась в Новосибирске, где прожила до 12 лет.)

Смерть поэта всегда трагичнее, чем просто смерть. Поэтам больнее жить и больнее умирать, потому что поэзия — это вечный флирт со смертью. Ещë при жизни поэты раз и навсегда шагнули для нас в вечность и говорят с нами только оттуда, с той стороны…

Я не могу в это поверить, но в Новосибирске умер прекрасный поэт Иван Афанасьевич Овчинников… Я его стихи с детства знала, едва научившись читать… Они, на листах формата А4, лежали по всей нашей квартире, перепечатанные на машинке «Эрика» моей прекрасной матерью Ниной Садур, от подоконников до деревянных, по-сибирски сколоченных табуреток.

В детстве я доверчиво и упоëнно думала, что всë такое вокруг, как эти стихи, только что вышедшие из–под клавиш «Эрики», и что все в мире любят Поэтов и вëё всегда им прощают.

Мой дед был Поэтом, все друзья моей матери — Поэты. Из детства я помню только их и про них.

А сейчас вдруг все стали умирать.