Фестиваль экспериментальной поэзии EXPERIENCES проходил в Новосибирке с 2010 по 2013 годы. Сейчас организаторы фестиваля пробуют свои силы в других форматах, в том числе в рамках деятельности сообщества Реч#порт. Однако, роль фестиваля, его место в художественной жизни Новосибирска так до сих пор и не были осмыслены. Что же это было и что фестиваль действительно дал городу? Привëл ли он к каким-либо изменениям, или каждый раз он проходил впустую, не затрагивая ничего существенного? Поводом для подобных вопросов стал проведëнный в ноябре 2015 года документальный проект «Ревизия», который поставил амбициозную цель составить летопись художественной жизни Новосибирска за последние 25 лет. Фестиваль несомненно занял в этой летописи определëнное место. Мы попытались разобраться, каким он был — независимый фестиваль, который прежде всего заявлял себя как экспериментальный и мультижанровый. Реч#порт публикует речь пяти кураторов фестиваля экспериментальной поэзии EXPERIENCES.

Небольшая справка о фестивале

Фестиваль экспериментальной поэзии EXPERIENCES возник в 2010 году по инициативе Вячеслава Ковалевича и Кристины Кармалиты. Основной идеей фестиваля стала идея эксперимента и продвижения мультижанровых синтетических форм искусства. В первый год весь фестиваль представлял собой два события: поэтический вечер с показом видеопоэзии и выставку «Стихображение», где были показаны картины, нарисованные по мотивам стихов местных поэтов. В последующие годы организаторы фестиваля постарались отойти от такой простой формы взаимодействия изобразительного искусства и поэзии и выстроить более сложные ситуации взаимопроникновения и сотрудничества.

Через год у фестиваля появилась тема и концепция, вокруг которой мы попытались выстроить все события: «Напряжение». Одним из самых интересных проектов фестиваля 2011 года можно назвать первую видео-лабораторию, которая была организована совместно с театральной студией «Та | сторона» и несколькими поэтами. В течение месяца команда из режиссëра, оператора, поэтов и актëров снимала небольшие сцены, которые раскрывали тему напряжения, внутренней несвободы и освобождения. Сценарии к этим видео-этюдам сочинялись прямо в процессе съëмки всеми участвующими. Результатом работы стало трëхканальное видео «Красное молоко», которое было показано на выставке в рамках фестиваля в отдельной «комнате напряжения». В этом же году мы провели первый конкурс видеопоэзии «Очевидно» и большой поэтическо-театральный вечер на сцене «Дома актера».

В 2012 году фестиваль привëз в Новосибирск поэта Александра Горнона, лауреата премии Андрея Белого и Международной отметины имени Давида Бурлюка. Александр Горнон познакомил новосибирцев с полифоносемантической поэзией и своими опытами в области поэтической анимации. Кроме этого в фестиваль была включена образовательная часть: филолог Максим Маркасов прочëл лекцию «Поэтические стратегии XX века». Продолжила свою работу видео-лаборатория: в рамках «Кинопробирки» собралось уже несколько команд, которые в течение двух недель снимали видеопоэзию и видео-арт для будущей выставки. Состоялся первый визит в Новосибирск современных красноярских художников: нам удалось привезти из Красноярска кураторский проект Марии Ильбейкиной (Буковой) и Оксаны Будулак «ОКОЛОНУЛЯ». Также на выставке были показаны работы художников из Тюмени. Среди интересных работ того года можно также назвать проект под названием «Тактильные поэтические ландшафты»: тексты нескольких стихотворений были «разложены» на тактильные составляющие, которые воплощались в виде ландшафта, спрятанного в коробке с отверстием для руки. Таким образом, стихотворение переводилось в осязательные ощущения, минуя визуальное восприятие.

В 2013 году приглашëнных поэтов было уже больше: из Москвы к нам приехал поэт Герман Лукомников, а из Красноярска — поэты Артур Матвеев и Василий Прокушев. Был опробован формат телемоста с поэтами из других городов, в котором приняли участие Иван Ахметьев, Валерий Нугатов, Дмитрий Строцев, Сергей Панов, Айвенго, Валерий Силиванов, Сергей Федин и др. Кроме этого фестиваль привëз спектакль театра «Мастерская Вахрамеевых» из Барнаула и показал несколько музыкально-театрально-поэтических выступлений местных авторов. До старта фестиваля мы провели ещë одну лабораторию, на этот раз в новом жанре «стихокросса». Вдохновленные видеороликом «Пунктирная композиция» Павла Арсеньева и Дины Гатиной, мы придумали устроить командные соревнования на улицах города: задачей было за четыре часа снять поэтический видео- или фото-ролик, составив стихотворение из текста города. Получившиеся видео-стихи были показаны на выставке. Кроме кураторского проекта из Красноярска мы привезли также работы красноярской арт-группы «Чрево» и показали работы Артëма Терскова из Северска.

С декабря 2013 по начало 2015 года фестиваль провëл ещë несколько событий: например, привез Ивана Ахметьева и Татьяну Нешумову с рассказом об антологии «Русские стихи 1950-2000», провëл телемост с поэтами из других городов и организовал вечер «Школа цинизма» (поэтические чтения и небольшая экспозиция работ местных художников), который стал в каком-то смысле переломным моментом. В феврале 2015 года был создан проект Реч#порт, а в ноябре было проведено три события под названием Praeparatio (документальная выставка, показ видеопоэзии и спецпоказ, посвящëнный поэзии в различных медиа) в качестве финального аккорда фестиваля.

Какие последствия имела деятельность фестиваля для художественной среды Новосибирска?

Михаил Моисеев: Перечислю несколько последствий для художественной среды Новосибирска: первое, как мне кажется, это то, что фестиваль позволил оформиться определëнному поколению поэтов, которое Михаил Немцев даже назвал «поколением Экспириенса». Фестиваль, естественно, не был причиной появления этого поколения: поэзия, как и дух, действительно бродит, где захочет. Но помочь оформиться этому поколению, помочь людям почувствовать, что они действительно являются поэтами, фестиваль, мне кажется, смог. Ведь поэтическую деятельность можно осознавать как хобби, как случайность, как развлечение, и таким образом постепенно, даже при изначально очень ярких проявлениях, перестать быть поэтом. Мне кажется, фестиваль «Экспириенс» помог этому поколению людей двадцати-тридцати-с-чем-то лет осознать себя как поэтов и, может быть, в какой-то степени как определëнное поколение. С того момента, как сформировалась эта субъектность, сформировалось это понимание поколения, возникла возможность устанавливать связи с поколениями старше. С такими людьми, как Андрей Жданов, Борис Гринберг, Сергей Самойленко, Юлия Пивоварова, Евгений Минияров, Александр Денисенко, Иван Овчинников. То, что молодые поэты вообще узнали о том, кто был в истории поэзии Новосибирска, что они не единственные, это очень важно, на мой взгляд. То, что поэты посмотрели друг на друга, обнаружили себя… момент связи поколений.

Следующее последствие, о котором можно говорить: стало понятно, каким образом могут работать кураторы, организаторы, с поэтами, художниками, фотографами. По сути они имеют право только поставить определëнный вопрос, сформулировать определëнный вызов или проблему. В этом смысле наиболее удачными были вызовы второго и четвëртого фестиваля: «Напряжение» и «Герои». Организаторы сами писали тексты, которые позволяли этот вызов каким-то образом оформить. А в дальнейшем варианты ответов, и способы их найти были делом самого автора, самого поэта или художника. Ни стиль, ни содержание, ни форма — ничего не задавалось. А как это всë совместить, было уже задачей организаторов. И мне кажется, что это наиболее верный способ работы с авторами. Потому что иначе, когда куратор сам формулирует концепцию, сам подбирает к этой концепции авторов, когда куратор задает всë и вся, мы получаем клонов куратора вместо авторов. Такой подход постепенно приводит к тому, что художники, поэты, фотографы такими кураторами уничтожаются, потому что нужны копии, нужна серость, и даже хорошие авторы при таком отношении могут быть нивелированы. Куратор в этом смысле претендует на то, на что по сути он не имеет права. Может быть, удалось сформировать это иное понимание благодаря тому, что большинство организаторов «Экспириенса» — сами авторы, сами поэты, художники, фотографы. И мы понимали, насколько нужно быть осторожным по отношению к автору. У нас не было задачи скопировать самих себя или создать какие-то схожие смыслы. Для нас было важно проявить самих авторов в их полноте, в ответе на те вызовы, сложности, вопросы, которые нам казались актуальными.

Следующий момент: в принципе небольшим количеством людей, небольшим количеством материальных средств можно организовывать достаточно большие события, когда ты делаешь это так, как считаешь нужным, когда это не навязанная кем-либо деятельность. На очень небольшие средства был организован, на мой взгляд, достаточно большой фестиваль: в течение пяти дней происходило около десяти событий, поэтических вечеров, выставок, выступлений, спектаклей. Следующее, что можно сказать вслед за этим: в результате фактически сформировалась «правильная» команда организаторов. Сейчас можно дать возможность этой команде увеличить масштаб своей деятельности, тиражировать какие-то вещи, сделать их более массовыми. Это уже зависит не только от самих организаторов, но и от того, сойдутся ли карты, будет ли предоставлена такая возможность. Не хочется переходить, естественно, в категорию просителей, просто обозначим, что есть административный, творческий, организаторский потенциал, и его можно использовать. Фактически эта группа организаторов могла бы быть определëнным культурным центром и могла бы заниматься этим профессионально.

Вячеслав Ковалевич: «Экспириенс» в некоторых случаях был инициатором каких-то творческих проектов с участием художников. Качество самих проектов оценивать не мне.

Антон Метельков: Однозначно сложно ответить. Думаю, нужно начать с того, что на последний фестиваль (единственный, организацией которого я целенаправленно занимался, и о котором поэтому буду далее говорить) удалось привезти Германа Лукомникова. Могу ошибаться, но мне кажется, что тогда он был несколько менее лëгок на подъëм, чем сейчас. Это само по себе событие немаловажное, а тем более — для фестиваля экспериментальной поэзии. К слову сказать, Герман Лукомников занял в 2015 году второе место на всемирном поэтическом слэме в Париже, но это уже отдельная история. Так вот, поэтическая программа последнего фестиваля замечательным образом выстроилась именно вокруг фигуры Германа Лукомникова. С его участием, дай Бог памяти, прошëл едва ли не десяток событий фестиваля, вплоть до выступления в психиатрической клинике. Но для меня главной «жемчужиной» стал телемост, в котором приняло участие более десятка первоклассных современных поэтов из самых разных городов, в том числе: Дмитрий Строцев, Валерий Нугатов, Павел Митюшев, Иван Ахметьев и др. Благодаря этому город Новосибирск оказался на пересечении самых разных направлений актуальной поэзии, что, конечно, большое событие, хотя и мало кем замеченное. Тем не менее, контакты со многими авторами удалось развить, а через месяц после фестиваля получилось даже привезти в Новосибирск Ивана Ахметьева и Татьяну Нешумову, что, опять-таки, выходит за пределы данного разговора. Хотя следует сказать, что благодаря приезду Ахметьева удалось организовать выступление «мастодонтов» новосибирской поэзии Ивана Овчинникова и Александра Денисенко, в иных случаях, как правило, уклонявшихся от больших публичных выступлений. Затем большое интервью с Лукомниковым о фестивале, о Новосибирске и обо всëм остальном было опубликовано в журнале «Волга». Таким образом не только Новосибирск познакомился с современным поэтическим миром, но и мир познакомился с поэтическим Новосибирском. Также из последствий можно упомянуть то, что на волне завязавшихся контактов недавно был подготовлен специальный новосибирский «вагон» для московского альманаха «Паровозъ».

И так далее. Как уже было сказано, Новосибирск был вовлечëн в самый актуальный поэтический процесс, но, к сожалению, этого почти никто не заметил. И здесь уже возникают вопросы: насколько та форма, с которой мы работаем, элитарная/массовая? Подготовлен ли новосибирец к восприятию такого рода искусства? Может быть, он просто недостаточно проинформирован? Ну, и много других любопытных вопросов возникает.

Интересно, что для более молодого поколения пишущих новосибирцев, для сегодняшних 20-летних, «Экспириенс» и всë, что с ним связано, — вчерашний день, который не очень-то их интересует. Поэтому было бы самонадеянным говорить, что на волне «Экспириенса» непосредственно выросла современная молодая поэзия. Скорее, на волне этого фестиваля выросли мы сами — его организаторы и участники, и поныне продолжающие светлое дело фестиваля.

Дмитрий Королëв: Деятельность фестиваля для многих людей послужила поводом к встрече. Встречи — вот главные последствия «Экспириенса». Встречи молодых художников и поэтов, не желающих жить в культурной провинции. Встречи поколений. Деятельность фестиваля и сообщества вокруг него так или иначе привела к тому, что в жизнях моих ровесников появились и сыграли роль поэты Андрей Жданов, Виктор Iванiв, Борис Гринберг, поэт и художник Олег Волов, поэты круга Маковского. Встреча локальной новосибирской поэзии и «большой» русской. Так или иначе чувствуешь себя в контексте, благодаря тому, что знаешь через одно рукопожатие всех своих героев, всех повлиявших на тебя поэтов-современников, благодаря тому, что ты читал Ивану Ахметьеву свои стихи на кухне. В общем, нам очень повезло. Кому-то, может, больше, чем мне, но уже и про свою жизнь и свои стихи не получится никогда сказать, что всë было зря.

Ирина Кузнецова: Понятно, что выставка всегда была некой инородной частью фестиваля, поскольку тот был всë-таки поэтическим. Но из–за того, что в Новосибирске нет никого, кто организовывал бы выставки молодого и более-менее современного искусства, проведение таких выставок было необходимым, и мы брали на себя эту задачу. Какими должны были быть последствия? Мне хотелось, чтобы эти выставки влияли не столько на зрителей и образ Новосибирска, сколько работали на создание благоприятной художественной среды, связей между художниками и порождали какие-то новые творческие союзы, новые методы работы. Для художника выставка нужна прежде всего для того, чтобы пообщаться с другими творческими людьми, получить обратную связь или поработать с кем-то вместе, если мы говорим о формате лаборатории. Но, если в среде поэтов (во многом благодаря фестивалю) сформировалось довольно дружное сообщество со взаимовлияниями друг на друга, с обсуждениями, спорами и совместными действиями, то среди художников отчуждение и нежелание хоть как-то взаимодействовать, кажется, только усилилось. Такое чувство, что каждый художник существует в замкнутом коконе и использует своë искусство для побега. Никакие темы не способны вызвать какое-либо более-менее осмысленное обсуждение, не говоря уже о совместных проектах или смелых идеях. Сообщество художников, в котором я вращалась на заре возникновения Арт-клуба в 2008-2009 годах, и то было более сплочëнным. Я не знаю, почему так происходит. И если нашей задачей было создание некого единого поля, где взаимодействовали бы творческие люди, которые занимаются разными видами искусств, какой-то общей питательной среды, где художники бы обогащались за счëт совместной деятельности и обмена опытом, то эту задачу мы, конечно же, провалили. Если говорить о самих выставках, то город как испытывал нехватку выставок современного искусства с открытым набором, так и испытывает. Есть две альтернативы: либо сборные выставки, проводимые по линии Союза Художников, со всеми советскими атрибутами типа выставкомов, фигуративности и невозможности какого-либо эксперимента, какой-либо малейшей спорности, либо небольшие выставки «для своих», которые пытается организовывать, например, подвал-галерея SOMA. Фестиваль по сути был единственным событием в своëм роде. Во-первых, он публиковал концепцию и открыто объявлял набор участников, а во-вторых, делал ставку именно на современное искусство, избегая живописных фигуративных работ, сделанных для демонстрации мастерства. В-третьих, мы худо-бедно смогли привлечь художников из других городов, привозили их работы и даже два раза привозили самих художников с их проектами, что было несомненной удачей. Новосибирску сейчас очень не хватает какого-то художественного кругозора, обмена с другими городами. В Красноярске и отчасти в Томске сейчас складывается интересная художественная среда, с которой было бы полезно и интересно сотрудничать, пересекаться, ездить друг к другу. После того, как закончились два начинания местных энтузиастов — это фестиваль «Экспириенс» и фестиваль наукоëмкого искусства «Яблоко Мëбиуса» — есть ощущение, что какие-либо контакты прекратились, по крайней мере для них с нашей стороны больше нет организаторских и финансовых ресурсов.

С какими сложностями ты как его организатор столкнулся\лась?

Михаил Моисеев: Наверное, сложностей было достаточно много, но сейчас хочется сказать о трëх. Первая сложность связана с тем, что в Новосибирске есть, где проводить поэтические выступления, есть, где организовывать какие-то вечера, есть места, где можно организовывать какие-то независимые спектакли, где представить конечный продукт. Любой продукт кроме разве что выставки: даже мест, где они могут пройти, достаточно мало, если мы говорим именно о выставках современного, актуального искусства, нецензурируемых выставках. Но места для текущей работы (подготовка, репетиции) фактически нет. Вторая сложность связана с самим процессом организации: «Экспириенс» довольно быстро стал требовать к себе профессионального отношения. Приходилось брать отпуск и всерьëз, профессионально заниматься им, чтобы добиться определëнного качества, которое требовалось нам самим. То есть фактически это было наше профессиональное занятие, которое требовало всë наше время, которое приходилось совмещать с основной работой. И третий момент: организатор никогда не может увидеть всë в полноте, никогда не может стать настоящим зрителем своего фестиваля. Да и автором, выступающим на этом фестивале, вряд ли. И это постоянное перетягивание роли организаторов было достаточно сложным. Чем больше ты погружëн в фестиваль, тем меньше ты его видишь.

Вячеслав Ковалевич: Мне, как человеку, не разбирающемуся в художественном искусстве/в медиа, было сложно принимать какие-то решения, но, как всегда, вокруг меня были люди, на чьë мнение я считал возможным опереться.

Антон Метельков: Работа в творческом коллективе всегда сопряжена с теми или иными трудностями, непониманиями и прочим. Здесь тоже без этого не обошлось. Тем не менее, сам процесс был очень интересен, и воплотить задуманное в итоге удалось едва ли не на сто процентов, особенно, если учесть, сколько замечательных людей поучаствовало в фестивале: помимо Германа Лукомникова, это и Матвеев с Прокушевым из Красноярска, и Мурзин из Кемерово, и мастерская Вахрамеевых из Барнаула, и барнаульцы Корнев и Николенкова, и новосибирцы Пивоварова, Михайлов, Самойленко, Iванiв, Гринберг, Кармалита, Климакова, Полторацкий, Северов и др. Плюс, как уже было сказано — самые разные форматы: и детская программа, и экспериментальный театр, и многое другое. Конечно, всë это очень выматывало, но приносило большое удовольствие. Расстраивала лишь тишина после такого грандиозного фестиваля — как будто ничего не произошло. Тем не менее, это не так.

Дмитрий Королëв: Я-то организатором выступал только на последнем фестивале, так что, думаю, сложности, выпавшие лично мне, не слишком велики. Но раз уж вы спросили, то вот ответ: со всеми сложностями, с которыми сталкиваются энтузиасты, за чьими спинами не стоят институции. Это и отсутствие денег (уже не помню на что, но на какие-то расходы, связанные с выставкой, пришлось вкладываться из своего кармана), и отсутствие какого-либо авторитета, обеспечивающего тебе влияние. Мы были зависимы от площадок, которые могли отказывать нам в последний момент, что приводило к постоянным стрессам и форс-мажорным ситуациям. Можно сказать ещë и о проблеме нехватки авторского ресурса в Новосибирске, иногда возникало ощущение, что за год достойного и интересного сделано не так много, что фестиваль «выдыхается». Но это сложность самого фестивального формата, требующего определëнной регулярности.

Ирина Кузнецова: Основной сложностью была абсолютная инертность среды. Мне постоянно казалось, что я занимаюсь довольно-таки бессмысленной работой где-то в зыбучих песках или болотах. И если первые два фестиваля прошли более-менее легко и радостно, то чем дальше, тем сильнее сопротивлялась среда. Казалось бы: фестиваль разрастался, обретал какой-то багаж, становился лучше, мы уже могли презентовать и заранее показать, что мы будем делать и какой будет уровень — всë это должно было обеспечить нас каким-то кредитом доверия и со стороны участников, и со стороны площадок, и со стороны властей. Фестиваль становился больше, с каждым годом уровень качества и насыщенности нужно было поднимать, но этот накопленный нами символический капитал мы не могли использовать. Мы не только организовывали, договаривались и собирали участников, но и делали дизайн, печатали всю продукцию за свой счëт, проводили электричество, покупали и вешали софиты, бесконечно мыли полы, добывали у друзей и знакомых ноутбуки, проекторы, экраны, музыкальное оборудование и т.д, работали плотниками, вахтëрами, сопровождающими, экскурсоводами, фотографами и журналистами, как, наверное, бывает со всеми энтузиастами, которые берутся за большое дело. Участники уже что-то требовали от нас, ответственность становилась больше, но какой-то отдачи — всë меньше. Ни со стороны СМИ, ни со стороны культурных институций, ни со стороны художественной тусовки не было никакой поддержки. Возможно, дело было в уровне фестиваля, или в чëм-то ещë, но поскольку обратная связь была практически нулевая, у нас не было шанса об этом узнать.

Какие причины привели к тому, что фестиваль исчерпал себя?

Михаил Моисеев: Я бы не сказал, что формат исчерпал себя. Для зрителей, слушателей, для самих авторов этот формат, мне кажется, по-прежнему актуален. И зрителю нужно встречаться с современным, нецензурированным искусством, и художникам, поэтам, новым авторам нужно иметь возможность проявить себя, причëм речь идет именно об авторах из Новосибирска, а не о привезëнных со стороны. Гости тоже нужны, но всë же основное, что делал фестиваль, — он давал возможность проявиться именно авторам нашего города. Поэтому мне кажется, что такой фестиваль, который заставляет людей разных искусств, разных жанров, встретиться и создать синтетический продукт или, как минимум, посмотреть друг на друга, по-прежнему необходим и нужен. Для команды организаторов последний фестиваль стал настолько сложным испытанием, что пройдя его, не осталось сил или не возникло желания, чтобы продолжить его в той же ситуации, когда за относительно небольшое время проходит очень много событий. Поэтому мне кажется, он исчерпал себя для организаторов при тех возможностях, которые у них есть, но не исчерпал себя для территории, для зрителей, для авторов.

Вячеслав Ковалевич: Во-первых, организаторы устали, изменились, занялись более интересными для себя проектами (в том числе просто занялись своим личным творчеством). Это развитие, и это — нормально. Во-вторых, участники фестиваля были чаще всего одни и те же люди. Соответственно надо было меняться качественно с тем же составом участников и/или расширять аудиторию участников. С различной степенью успешности это делалось. Но требовало много личного времени и сил как от самих участников, так и от организаторов. В итоге у всех накопилась усталость и некоторое разочарование от собственных результатов.

Антон Метельков: Я не думаю, что фестиваль исчерпал себя. Мне кажется, это очень хороший формат, но он очень затратный и требует мощной мобилизации сразу нескольких опытных энтузиастов-бессребренников, мыслящих более-менее в одном направлении. Ну и нужны какие-то минимальные деньги на привоз гостей и прочее. Казалось бы, с учëтом опыта предыдущих фестивалей, деньги должны бы нам нести на блюдечке, но что-то не несут .

Дмитрий Королëв: Причины, думаю, две. Первая — усталость организаторов, которым приходилось практически безо всякой поддержки извне ежегодно создавать мощные события, придумывая разные хитрые сценарии с привозом гостей и с попытками спровоцировать местных авторов на что-то новое, чего они раньше не делали. Трудно бесконечно изобретать что-то на регулярной основе. Вторая — авторы «поколения Экспириенса» «подросли», определились каждый с уровнем своих творческих амбиций и положением в системе эстетических координат. Фестиваль каждому из них в этом, безусловно, помог, и перестал быть им так необходим. Каждый нашëл свой путь: кто в самиздат, кто в Союз, кто ещë куда.

Ирина Кузнецова: Сам формат фестиваля — много событий в течение недели, на разных площадках с множеством участников, в том числе иногородних — требовал от организаторов слишком много сил, времени и средств. Фестиваль проносился стремительно, а дальше оставалось лишь демонтировать выставку и просматривать фотографии с тех событий фестиваля, куда ты не мог попасть из–за занятости одной конкретной его частью. Фестиваль слишком разросся и приносил всë меньше удовлетворения, сил на придумывание новых интересных форматов не оставалось, их съедала организаторская рутина. Формат фестиваля — это готовая форма, которую мы зачем-то использовали в течение слишком долгого времени. Возможно, что и формат выставки — это совсем не то, что нужно для того, чтобы развивать экспериментальное искусство в Новосибирске или где бы то ни было. Именно поэтому для меня наиболее ценным опытом был опыт наших лабораторий, кроссов и «кинопробирок». И здесь возникала другая проблема: организаторы фестиваля в большинстве случаев были внешней силой, которая вовлекала художников, поэтов, режиссëров, фотографов, музыкантов в какую-либо совместную деятельность. Но как только эта внешняя сила переставала организовывать людей, все разбредались обратно по своим углам. Возможно, что это всë происходило оттого, что мы больше ориентировались на свои представления о том, что было бы интересно и здорово, а не на те творческие объединения и проекты, которые уже были и организовались самостоятельно. Сам институт кураторства кажется мне теперь довольно сомнительным способом организации художественных процессов: он слишком насильственный и негибкий.

Если продолжать что-то делать в художественном поле Новосибирска, то что именно? Какой формат заменил бы фестиваль и исправил его недостатки?

Михаил Моисеев: Что делать в художественном поле Новосибирска? Выскажусь о самом, как мне кажется, главном принципе: важно, чтобы это поле оставалось полем с различными игроками на нëм, с различными группами организаторов. Для того, чтобы были различные возможности для самых разных авторов, поэтов, художников, музыкантов, фотографов и так далее проявить себя, нужно, чтобы были разные центры активности и разные группы организаторов, которые создают разные форматы. Самое страшное, что может произойти с этим полем, это то, что кто-то займëт на нëм определëнные позиции, кто-то решит, что вот эта сопка очень удобна, на ней хорошо бы окопаться и вести прицельный огонь. Такое искушение возникает у многих, у каждого поколения, но вопрос в том, что после того, как ты окопался, эти сопки постепенно превращаются в могилы. Каждое поколение зачастую занимает опеределëнные места, позиции, должности и начинает работать с известными им авторами, и в этом случае мы вместо поля имеем кладбище. У меня есть подозрение, что в Новосибирске сложилась такая же ситуация, когда люди, достаточно хорошо знакомые между собой, обнаружили, что какое-то поколение ушло, и теперь они главные на позициях в этом поле. Кроме того, что они наносят ущерб самим себе, потому что по сути превращаются в обитателей могил, они одновременно наносят ущерб всему окружающему, потому что они действительно выстраивают это поле под себя, создают те или иные смыслы, концепции, модели для художников, авторов, а это очень опасная тенденция. Задача для того, кто организует поле в целом, и задача тех организаторов, которые в нëм присутствуют — создавать много разных центров, чтобы тот или иной автор находил тех, с кем вместе выходить к зрителю. Чтобы это действительно было полем, а не кладбищем.

Далее: мне кажется, что логичной заменой раз в год происходящего фестиваля могла бы стать постоянная деятельность, что мы и пытаемся предпринять. Посмотрим, хватит ли на это нашей энергии, наших ресурсов, той поддержки, тех взаимодействий и тех организационных форм, которые могут возникнуть и могут этому содействовать. Это одна ситуация. Другая ситуация заключается в том, что всë-таки определëнные события, подобные этому фестивалю, мне кажется, нужны. Другой вопрос, что, возможно, этот фестиваль должен уже проходить не как фестиваль только самих творцов, авторов, а, возможно, это должен быть такой фестиваль, который предполагает и действия творцов другого порядка, тех, кто способен осмыслить творчество, деятельность определëнных учëных, просветителей. Вот почему один из наших первых опытов с проектом «Открытая кафедра» — поэтический вечер «Не хуже Ниццы», на котором состоялось обсуждение новосибирского поэтического городского текста, — был показателен. Мне кажется, это хороший пример, это как раз то возможное сотрудничество, которое может породить какой-то другой фестиваль. Совместный фестиваль тех же поэтов, художников, и авторов научных высказываний, авторов определëнных рефлексий, филологов, философов, может быть, социологов и так далее. То есть формат, который сочетает какие-то фестивальные формы и формы конференции. Но это такая в первый раз возникшая шальная мысль.

Ещë адекватной заменой фестиваля может быть создание структуры культурного центра, который порождает этот формат фестиваля. Само наличие структуры здесь, в Новосибирске, необходимо. Понятно, что сегодняшняя культурная политика связана в основном с поддержанием существующих институций. Понятно, что есть сфера современного искусства — поэзии, музыки, визуальных искусств, других новых форм, и это как раз та сфера, для которой в Новосибирске нет институций, нет структур, которые бы еë поддерживали, и самым адекватным было бы создание такой структуры. Это был бы переход от событийности, держащейся в каком-то смысле на случайности, к событийности, которая связана с определëнной системностью.

Вячеслав Ковалевич: Нужно в первую очередь заниматься своим творчеством и своим личными проектами. Организовывать локальные по времени и месту воркшопы. Заниматься своим образованием (индивидуально и/или коллективно).

Антон Метельков: Меня, честно говоря, не интересуют бренды, меня интересует культура в Новосибирске. Поэтому ей я и занимаюсь, называется ли это «Экспириенс», Реч#порт или как-то ещë. Со свободным временем у меня всë сложней и сложней, слава Богу, что теперь я занимаюсь этим в рабочее время. Форматов тоже можно выдумать сколько угодно: это и те же устные журналы, и поэтические лаборатории, и что угодно ещë, благо, есть и опыт, и фантазия. Но, возможно, сейчас есть более важные вещи: такие, как архивы Олега Волова, Виктора Iванiва, Ивана Овчинникова — ими, безусловно, надо заниматься, но времени на это, опять же, совершенно не хватает. От этого и надо отталкиваться: помнить о мëртвых, не забывать о живых.

Дмитрий Королев: Не знаю, честно. Мы пытаемся что-то нащупать сейчас. Спонтанные акции совместно с «Открытой кафедрой» и альманах «Между» — отличные, очень «живые» начинания. Но если, допустим, альманах станет регулярным, то кто гарантирует, что он не исчерпает себя, как исчерпал себя фестиваль? И что же делать нам всем? Непонятно. Могу дать ответ только для себя самого: писать стихи и не замыкаться в своëм мирке, следить за современной поэзией и стараться если не постоянно, то хотя бы иногда выпрыгивать за границы своей поэтики, искать новые способы письма. Именно этому меня научил «Экспириенс».

Ирина Кузнецова: В начале 2015 года возник проект Реч#порт, куда вошла в том числе часть организаторов фестиваля. Принципиальное отличие этого нового проекта — во-первых, разнесëнность событий во времени. Таким образом у нас появляется большая гибкость: можно пробовать различные форматы событий, делать их в сотрудничестве с кем-либо, встраивать в другие события города, и эта деятельность из разовой превращается в регулярную. Во-вторых, Реч#порт — это ещë и журнал, на страницах которого появляются репортажи, критические статьи и интервью. Эта журналистская деятельность очень важна, чтобы всë сделанное не пропадало, а сохранялось и осмыслялось. Ещë, мне кажется, Новосибирску очень не хватает образовательной программы — не разовых лекций обо всëм на свете, а полноценного открытого образования в сфере искусства. Интеллектуальный уровень художественной жизни у нас здесь довольно низкий.

___________________________________

В роли пяти голосов:

Михаил Моисеев, поэт, филолог. Один из организаторов фестиваля экспериментальной поэзии EXPERIENCES с 2011 по 2013 годы. По сей день организатор разнообразных поэтических вечеров.

Вячеслав Ковалевич, фотограф. Один из основателей фестиваля и его организатор с 2010 по 2012 годы.

Антон Метельков, поэт, театральный режиссëр, редактор журнала Реч#порт, организатор поэтических встреч, проекта устного журнала «Сибирский кортасар», один из организаторов фестиваля экспериментальной поэзии EXPERIENCES в 2013 году, сотрудник ГПНТБ, один из организаторов фестиваля «Сибирская книга» в 2015 году.

Дмитрий Королёв, поэт, филолог. Театральный критик. Один из организаторов фестиваля экспериментальной поэзии EXPERIENCES в 2013 году. Член редколлегии журнала Реч#порт.

Ирина Кузнецова, художник, магистр философии. Куратор выставочной части фестиваля экспериментальной поэзии EXPERIENCES с 2010 по 2013 годы, куратор проекта Praeparatio в рамках фестиваля «Ревизия» в 2015 году. Член редколлегии журнала Реч#порт.