Гэри Снайдер — один из самых известных поэтов бит-поколения, участник исторического битнического вечера в «Галерее Шесть», прообраз Джефи Райдера в романе Джека Керуака «Бродяги Дхармы». Поэт и переводчик Андрей Щетников занимается переводами Снайдера не первый год. В ноябре 2015 он завершил перевод сборника «Брусчатка и стихи Холодной Горы», в декабре — «Шести лет». «Реч#порт» публикует заметку Андрея Щетникова об одном из стихотворений Снайдера.

Стихотворение Гэри Снайдера The Old Dutch Woman («Старой голландке») открывает четвёртый, заключительный раздел его второй книги стихов The Back Country («Глубинка»), вышедшей в 1967 году в Лондоне и в 1968 в Нью-Йорке.

Я привожу ниже оригинальный текст стихотворения и свой перевод. Читатель может считать, что перевод выполняет техническую роль «почти подстрочника», и дальше опираться в первую очередь на английский текст. Однако есть и другая сторона дела: поскольку я давно и много занимаюсь поэтическими переводами Снайдера, это занятие само по себе побуждает меня более внимательно смотреть на оригинал.

Первое прочтение может оставить у читателя ощущение разрозненности образов. Рассказы о двух старых женщинах — два рассказа о горах — посаженные цветы —букашки на стебле и горные козы на снегу: как всё это связано между собой? И самое непонятное: зачем во второй строфе появляются дамы эпохи Хэйан, если текст к ним больше не возвращается? Однако эта разрозненность и фрагментарность — и это тоже можно почувствовать — сама служит средством, позволяющим указать на нечто целое. Каково это целое, как Снайдер на него указывает, какими средствами он пользуется и в чём состоят главные идеи его поэтики — именно об этом я здесь хочу поговорить.

Поскольку надо с чего-то начать, попробую дать черновой набросок картины в целом. Разобьём стихотворение на три отдела. Первый отдел совпадает с первой строфой, он задаёт экспозицию целого. Все детали этой экспозиции имеют свои параллели в третьем отделе, охватывающем три последние строфы. Между этими параллельными линиями находится вторая строфа с японскими дамами. И именно эта вторая строфа, задающая сильный и внешне немотивированный смысловой сдвиг на поверхностном уровне восприятия, оказывается поворотной и связующей для всего стихотворения на глубинном уровне его конструкции.

Теперь разъясню свою мысль более подробно. Для этого перескажу сюжет первого и третьего отделов рассказа, подразделив его на элементарные фрагменты.

Часть А.

А1) старая голландка у которой я жил

А2) поднялась на холм и стоит неподвижно

А3) она смотрит на увядшие цветы индейской кисточки

А4) эти цветы посадил здесь я

А5) когда принёс их из горного похода

А6) и я вспоминаю об этом походе: горы, снег, гранит под ногами.

Часть С.

С1) моя родная бабушка

С2) вышла в осенний огород и стоит неподвижно

С3) она смотрит на розу

С4) эта роза посажена прошлой осенью

С5) тля поднимается цепочкой по стеблю

С6) я вижу цепочку горных коз, идущих вдоль гранитной стены по снегу

Второе, замыкающее воспоминание о горах — более глубокое, и оно вызвано не только неожиданной перестройкой оптики «цепочка мелких букашек на стебле — цепочка горных коз на снегу». Оба раза рассказчик вспоминает природу. Однако первый раз он вспоминает себя, стоящего на гранитных плитах в высокогорье, рядом со снежниками и ледниками. А во второй раз он видит горных коз, прокладывающих путь по снегу, и замирает — и тогда, и сейчас, — забывая о себе.

Теперь вернёмся ко второй строфе, о которой мы ещё не говорили. В ней много невыговоренного, находящегося в подводном слое текста. Скрытый переход ко второму хэйанскому отделу начинается ещё в первой строфе. «Волны белого гранита под ногами» — как складки одежды на японской гравюре. Мы вспоминаем эту гравюру и видим придворных дам; мы разглядываем их изображения, а сами они в это время заняты созерцанием красоты. Эти дамы «trained to the world of garden / poetry», они воспитаны в культуре созерцания / и поэзии, и саму эту поэзию надо уметь видеть и понимать.

Рассказчик связан узами бытия со всеми женщинами, о которых он говорит. Старая голландка — у неё он снимал маленький домик на заднем дворе. Вторая старая женщина — это его бабушка. Но он связан и с дамами эпохи Хэйан — через изучение японской культуры, через свою жизнь в Японии, мимолётные любовные связи и проч.; этой японской жизни Снайдера посвящён весь второй раздел книги The Back Country. Жизнь далёких от нас во времени и в пространстве японских придворных дам — это утончённая игра, сама жизнь с её многочисленными условностями становится здесь предметом искусства. А в жизни двух других женщин никакой эстетской игры нет. Они молча стоят перед посаженными цветами, опустив руки — от усталости и от возраста. Однако природа и там, в средневековой Японии, и здесь, в современной Америке — всегда одна и та же. Осеннее увядание природы говорит нам о бренности жизни — японские дамы умеют читать это послание поэтически, а две старые женщины знают об этом увядании, даже не думая о нём.

Стихотворение повествует о состоянии созерцания. При этом всякое созерцание, о котором говорит рассказчик, становится и нашим созерцанием тоже, поскольку оно указывает на остановку ума — созданную искусством или безыскусную, не важно. И теперь мы можем сделать ещё один шаг. В поздних изданиях The Back Country к четырём частям добавилась ещё одна, в которую Снайдер собрал свои переводы японского поэта Миядзавы Кэндзи. Вот стихотворение «Вор», которым заканчивается эта пятая часть. Поскольку я не понимаю по-японски и не могу показать английский текст в качестве опосредующего, сразу же приведу свой русский перевод.

ВОР

В час, когда звёзды Скелета

померкли на западе

Шагая по хрустким льдинкам

по замёрзшей грязи

Вор, укравший вазу из селадона

прямо с витрины

Внезапно остановился

Закрыл свои уши ладонями

И начал слушать гуденье ума.

Если вор закрыл уши ладонями, где в это время была ваза?