Летним днëм, в обед, мы столкнулись с Андреем Ждановым в Первомайском сквере. Нас объединила любовь к свежему воздуху и пенному напитку. Упустить случая поговорить с живой легендой музыкального (для тех, кто выжил в девяностые и помнит группу «Коленвал») и литературного (для всех иных прочих) Новосибирска я просто не мог. Мы стояли во дворе его дома, неспешно пили пиво и смотрели на трëхэтажное здание школы, что по соседству.

Сергей Шуба: Ты в этой школе учился?

Андрей Жданов: Да. Я пошëл в эту школу в 1974 году, а восемь лет назад она отмечала столетие. Еë перестраивали, конечно, но в 1974 году она уже была в таком виде. Только вход был с другой стороны.

С. Ш.: А музыкой ты начал заниматься ещë в школе?

А. Ж.: Да, мы в школе играли на танцах. У нас была группа, а с торца вот этого дома, где сейчас клиника, был детский клуб «Орлëнок», были хорошие спонсоры. Мы сделали заказ на аппаратуру: электроорган «Юность», электрогитары «Тоники», микрофоны, все дела — всë выдавали. На каникулах между 9 и 10 классом мы ходили по пионерским лагерям, договаривались и устраивали концерты, по сорок рублей за концерт. Выучили весь репертуар «Машины Времени», «Воскресенья», находили ещë какие-то группы…

С. Ш.: То есть эта группа ещë не была «Коленвалом»?

А. Ж.: Мы тогда звались «Жетон». Участвовали в конкурсах которые проводились между ВИА. В восемьдесят третьем мы участвовали в одном из таких конкурсов в ДКЖ с репертуаром группы «Савояры». Разучивали мы песни так: когда они («Савояры» и другие группы) приезжали к нам на гастроли, звукорежи сидели и оперативно писали их на бобины, а на следующий день это появлялось на Барахолке. Наш руководитель плëнки покупал, переводил в ноты и расписывал нам партии. И мы создали программу из их песен. А их тогда обязывали ставить в репертуар всякие патриотические и антивоенные вещи. Разучили мы эту программу, сделали костюмы, взяли в «Красном факеле» фашистские фуражки (песни были такие, что фуражки оказались очень в тему), вылезли и сделали бомбоебическое выступление. И после этого в «Молодости Сибири» о нас конкретно — по фамилиям — написали, это было первое упоминание обо мне в прессе, это была тогда ещë ежедневная газета, я думаю, в архивах этот номер где-то есть. И после этого нас наградили грамотой в школе. Музыка помогала мне, потому что я не был отличником. То есть я был на хорошем счету в школе, но не всегда еë посещал. И как-то мне всë с рук сходило за мою культурную деятельность.

С. Ш.: А потом ты пошëл в институт или в армию?

А. Ж.: В институт сначала. В НИИЖТ, там блат был. Аттестат был ужасный: две четвëрки, одна по рисованию, не помню, по каком предмету вторая. Никто бы без блата с таким в институт не взял. Мне сначала хотели вообще справку дать о том, что я закончил 10 классов и всë. И потом мне светило бы только очно-заочное обучение. Но у меня в классе было ещë два таких же персонажа Решили, что это как-то чересчур, когда из класса уходят сразу три таких человека. И таки выдали мне аттестат, чтобы «не позориться».

С. Ш.: И где вы репетировали, раз ты учился в НИИЖТе? В НЭТИ были знаменитые комнаты на 6 этаже, где репетировали «Калинов мост» и «Промышленная Архитектура»… Ты там не бывал?

А. Ж.: Нет, мы играли за ЖБИ-4, там у нас была репетиционная точка, аппаратура нормальная.

С. Ш.: А с вами кто-нибудь ещë репетировал? Это какой был год? Восемьдесят четвëртый?

А. Ж.: Да, восемьдесят четвëртый. А с нами никто не репетировал тогда.

С. Ш.: Ты, получается, один из тех, кто проследил развитие новосибирской рок-сцены с самого начала.

А. Ж.: Да, я говорю, что в новосибирской рок-музыке я с конца восемьдесят второго.

С. Ш.: Ты помнишь «Ломбард»?

А. Ж.: Да, мы общались. «Ломбард» приезжали к нам. Они были на нашем выступлении, увидели (я так сейчас понимаю) какой-то потенциал, и захотели встретиться, нашли нас, мы сидели на скамейках неподалëку отсюда, в соседнем дворе.

С. Ш.: Пили пиво…

А. Ж.: Нет, пива не пили, просто курили сигареты и разговаривали. Нам тогда было по 15 лет, а им было побольше. Просто они приехали познакомиться.

С. Ш.: А с музыкантами «Калинова моста» ты пересекался?

А. Ж.: С Ревякиным я не общался вообще, мы не состыковывались. Я даже не помню, выступали ли мы вместе. Вот помню, что довелось выступить на одной площадке с Ником Рок-н-роллом в ДК Попова в восемьдесят четвëртом или пятом.

С. Ш.: Вы тогда уже не назывались «Жетон»?

А. Ж.: Я не помню. О названии «Коленчатый вал» мы говорили ещë в школе. Мы перебрали целый список названий, может, найду его в архиве. Были разные варианты: «Очень сложный ëж», «Кооперативный гараж», «Карданный вал»… А потом я предложил «Коленчатый вал», преобразование вращательного движения в поступательное, так сказать. К тому же это название можно было сокращать в «коленвал». На этом и порешили.

С. Ш.: Что было дальше? Ты учился в институте, потом тебя забрали в армию…

А. Ж.: Ну.

С. Ш.: Ты вернулся, и «Коленвал» возродился? Или что-то было по-другому?

А. Ж.: Вернулся я в восемьдесят седьмом. Не особо мы там репетировали, встречались просто…

С. Ш.: Со старыми ребятами?

А. Ж.: Да, таким составом: я, Сашка Костев, Павел Быков и Максим Панчехин. Барабанщики у нас всегда менялись. Костев тогда и сидел на барабанах, это потом он уже за гитару взялся и стал сочинять. «Слон», «Бог не похож на яблоко», «Фома-Ерëма» — это его песни. Мои в основном тяжëлые вещи: «Однажды одна старушка», «Фильдепëрсовые чулки»… У нас получилось разделение: Костев писал лирические вещи на мои тексты, а я жëсткие, матершинные. Весь «панковский» материал «Коленвала» — это моë. А через год после моего возвращения мы забабахали фееричный концерт на день города.

С. Ш.: Расскажи поподробней.

А. Ж.: Сейчас. Для начала нужно вспомнить, как я бросил НИИЖТ. Мне не особо хотелось там учиться. Ещë в армии понял, что я гуманитарий. Как-то раз с одноклассником мы поторговали семечками в Октябрьском районе и затем нажрались. Нас забрали в вытрезвитель, откуда потом прислали бумагу в институт. Я решил схитрить: я сказал, что это поклëп и фигня, и я сейчас принесу справку. И пошëл за справкой в другой вытрезвитель. В другом районе вообще. Так мол и так, на меня пришла бумага из вашего вытрезвителя, вы мне дайте опровержение, потому что иначе меня сейчас выгонят. И мне написали бумагу, с печатью, я принëс еë в деканат, но отношения уже были испорчены, я понял, что мне это всë на фиг не надо. И приятель, с которым мы семечками торговали, предложил мне пойти на юридический. Только одна загвоздка: надо работать по профилю, чтобы учиться. И был вариант устроиться ментами в метрополитен. И вышло так, что мы заявление подали, комиссию прошли, а у друга внезапно возникает вариант стать комендантом в этом универе. А мне что оставалось? Ладно, думаю, ментом в метрополитене это не ППС всë же. А в метрополитене не оставалось должностей, были только во вневедомственной охране. Так что в трудовой у меня есть запись, что я 5 месяцев 26 дней проносил форму. Не так много, но именно в момент прохождения мной этой службы случился день города в восемьдесят восьмом. И как раз моя рота во главе с Васей Михеевым, майором, должна была охранять сцену в Центральном парке. Я тоже должен был там присутствовать, но, тем не менее, я выкроил время, переоделся, скрыл лицо. Залепил морду синей изолентой и напялил кепку то есть. Мы исполнили несколько песен, и потом дело дошло до «Фильдепëрсовых чулков». А я вижу, что там мои ребята стоят. В припеве были такие слова:

И мы пойдëм с тобой гулять

Мы будем вместе танцевать

Под звуки разной ерунды

Покуда нам не решат дать пизды.

И вот это «пизды» прозвучало не только на весь Центральный парк, а на всю округу вообще. Ну, естественно, на этом звук вырубается, и я понимаю, что надо съëбывать. Бегу за сцену, быстро с себя всë сбрасываю и когда я выскакиваю сзади, забегают как раз мои менты. Я только через пару месяцев узнал, что они меня выкупили, они знали, что это я. А после нас выступал Поздняков и он сказал, что «Коленвал» — хорошая группа, только материться не круто. Он прав, конечно, был, сейчас я это понимаю. Тогда-то казалось, что это круто. Может, это и было круто — нужно было иметь определëнную смелость — а сейчас это банально.

С. Ш.: А в девяностые как развивалась твоя музыкальная карьера?

А. Ж.: А в девяностые мы купили микшерный пульт крутой, купили портостудию, купили компьютер. Мы стали заниматься электронщиной. Это середина девяностых. Там была лакуна на несколько лет. В связи с тем, что Бугаëв (был такой деятель, который создал «Студию 8») решил относиться к делу серьëзно, и сказал: такие группы, как «Коленчатый вал», «Волки», «СПИД», «Студии 8» не нужны. Это был удар по нам. Не сокрушающий, так, ударчик, но всë же. Но всë равно оставался Рок-клуб, хотя там, конечно, все эти странные мероприятия, партсобрания…

С. Ш.: А как вы попали в Рок-клуб?

А. Ж.: Смутно помню. Был такой человек, Павел Быков. Он нас курировал, научил играть на гитарах и так далее. Сначала он был для нас Павел Николаевич, только потом стали с ним на «ты». Помню что мы собирались в актовом зале Химкомбината. Но не помню, чтобы мы там выступали. Потом было затишье, потом я поступил в Пединститут, и потом я в девяносто первом году сломал позвоночник, долго лежал. Музыка отошла на второй план, нужно было восстанавливаться. Были какие-то спонтанные репетиции на квартирах, ну и через какое-то время решили заняться делом серьëзно. У меня дома поставили комп, микшерный пульт, портостудию. Хорошую, многоканальную купили. И вот Костев стал приходить ко мне, писать, сидел буквально сутками. Сочинял на мои тексты те вещи, которые сейчас, на мой взгляд, до сих пор актуальны.

С. Ш.: Вы записали полноценный альбом тогда?

А. Ж.: Да нет.

С. Ш.: Вы что-нибудь выпускали вообще?

А. Ж.: В том-то и дело, что песен записано до хера, а концептуального альбома не было. Потому что мы сами не могли понять, чем мы занимаемся. Это была дикая эклектика. Когда мы играли полтора года назад концерт впервые за долгое время, то договорились, что будем с Костевым петь по очереди, одну-две песни каждый. Они все очень разные. Как собрать эту эклектику в один альбом? По идее это должен быть двойник: один диск, на котором песни исполняю я, а на другом Костев. Периодически мы встречаемся, говорим об этом, думаем. Но это сложно реализовать сейчас. Это я могу всë бросить, так как мне бросать нечего, и альбомом заниматься. А другим участникам не до того. Костев — стоматолог, он с головой ушëл в эту работу. Панчехин — один из директоров Ростелекома. Он не бросил музыку, занимается сейчас ей в каком-то таком дурацком проекте, ему лишь бы играть.

С. Ш.: Вне группы ты делал какие-нибудь отдельные акции?

А. Ж.: Выступал в «Чëрной вдове» играли дуэтом с Кисой (Виктором Лапиным), он сейчас в Питере. «Злобный романс» называлась программа. Много разного было на разных площадках.

С. Ш.: Расскажи о съемках фильма «Сибирский Вудсток». Он довольно широко рекламировался…

А. Ж.: Ну, они пришли, сказали, что всегда считали, что я за словом в карман не лезу, матершинник такой на сцене. Николаев меня больше об этом спрашивал. Я благодарен им за то, что они отдали должное, я считаю, что я часть истории рок-музыки. Вот, это подтвердилось. Так считаю не я один.

С. Ш.: С «Путти» ты был знаком?

А. Ж.: Я больше с Поздняковым общался. Он живëт недалеко, я нему заходил несколько раз. Брал там интервью у Пивоваровой с которой он тогда жил. Так вот, Поздняков делал одно время концерты, которые назывались «Нон стоп цугундер». Это название ему я дал. И первый концерт в ДК Дзержинского был совершенно отвязный. Я тогда был в невменяемом состоянии… Это был экспромт: не было ни одной репетиции, среди музыкантов не было знакомых. Какой-то левый чувак играл на барабанах, кто-то херачил на басу, я взял гитару у Димки Вешнякова («Коллекция мух»). Я обычно играю без медиатора… И минут 20 я там херачил такой панк-рок, какого просто вообще не было. Я залил гитару кровью, разбил костяшки пальцев, просто дичайшее, жуткое выступление. Тогда Олег Жуковский был в городе, он сказал, что это было обалденно, так и надо делать.

С. Ш.: Кого бы ты, кстати, особо выделил из той сцены либо по музыке, либо по текстам, либо вообще как цельную группу?

А. Ж.: Мне очень нравится голос Позднякова, это потрясающий голос. Я рекомендую. Иногда я под настроение слушаю:

Пароход звезда

капитан пизда

и предавшись сну

мы идëм ко дну.

Он, конечно, делал кальки с Sex Pistols очень часто, но это очень хорошо.

С. Ш.: То есть вы как «Коленвал» дружили со «СПИДом»?

А. Ж.: Да нет, мои партнëры по группе — люди совершенно не тусовочные. И я не очень входил в тусовку, но я дружил как-то отдельно с Вешняковым, Поздняковым. С Каргаполовым мы более-менее общались, мы с ним даже сделали одну запись студийную, он сыграл две партии гитары в моей песне «Зачем ты меня пугаешь».

С. Ш.: Был знаком с Чëрным Лукичом?

А. Ж.: Ну да, но мы с ним толком не общались. Ни с Летовым, ни с Янкой. С Янкой у меня единственный эпизод был, я когда ментом работал. Мы в «Доме Моделей» на углу Романова и Красного проспекта — там был мой объект, там сидел мой сторож — сделали ей ночной концерт на ступеньках. Я тогда очень боялся, потому что был при исполнении.

С. Ш.: Летов оказал на вас какое-то влияние?

А. Ж.: Никакого. Мы не были последователями «ГО», существовали параллельно. Может, даже начали раньше их.

С. Ш.: А от чего вы отталкивались?

А. Ж.: Да ни от чего. Я интуитивно просто понимал, что всë должно быть другое: и музыка, и тексты. Мы всегда играли «Машину времени», понимаешь? Когда я впервые услышал «Аквариум», это стало для меня откровением.

С. Ш.: Когда это, кстати, было?

А. Ж.: В восьмидесятые, когда ещë в школе учились. И когда делали самые первые записи, я песни сочинял совершенно идиотские. Мы с Костевым жили в соседних квартирах, всë было просто. А Sex Pistols я услышал, когда вернулся из армии, для меня это шок был. Но я не стал так играть, потому что на меня больше Dead Kennedys повлияли. В моëм возрасте все обычно слушали The Beatles, Deep Purple…

С. Ш.: Led Zeppelin…

А. Ж.: Нет, Led Zeppelin — это немного другая история. Их я и сам люблю, это нормально. Но для меня это ничего не значит, мне важен голос в музыке, я люблю тембр. Мне интересен Джелло Биафра, его форма подачи. Игги Попа я расчувствовал несколько позже. Причëм одновременно во мне возникала как любовь к Dead Kennedys, так и любовь, скажем, к Dead Can Dance. Я очень люблю Xiu Xiu. Там чувак, который совершенно безумно поëт.

С. Ш.: Перечисли последние свои музыкальные открытия.

А. Ж.: Да я давно уже ничего не слушал, нет открытий как таковых. Дело в том, что я не старею с музыкой. Я стараюсь не замыкаться в прошлом. Но для этого не обязательно жадно искать новые имена. Если периодически у меня возникает желание посмотреть на Sex Pistols, то я не смотрю у Sex Pistols их древние шоу из семидесятых, я смотрю Sex Pistols образца 2008 года, и это кайфово. Public Image ltd. для меня всегда были интересны. Их концерт в Казани — это просто шикарно.

С. Ш.: Расскажи, как вы сочиняли песни.

А. Ж.: Расскажу на примере песни «Бог не похож на яблоко». Она получилась вот как: я сидел дома, писал, мне ничего не нравилось и я всë выбрасывал в мусорную корзину. Приходит Костев и спрашивает, пишу ли я что-нибудь. Отвечаю, что фигня какая-то выходит, мусорную корзину уже забил всю. Он роется в корзине и находит бумажку эту, ему понравилось. Мы сделали из этого сырого текста песню. И всë равно он еë неправильно спел. Мне «Бог» не очень нравится. Или возьмëм гораздо более любимую мной песню «Слон», с ней тоже интересная история (смеëтся). Там как начинается:

В ладонях места нет для леденцов конфет

Это значит, что у мальчика просто рук нет. Как может не быть места в ладонях? Значит, мальчик с культяпками.

В ладонях места нет для леденцов конфет

Звезду достать с небес не удалось, увы

Безумный твой отец вчера пришëл в крови

И ты как добрый врач…

Эпитет «добрый» Сашка (Костев) подобрал. Как врач… какой врач? А давай как добрый! Смешно же.

И ты как добрый врач его помыл в воде

(смеëмся) И мы так же сидели и ржали.

Ему не нужен ты, тебе не нужен он

И тут опять надо придумывать. А что случилось? А давай, говорю, сдох кто-нибудь? Он: ну, давай, слон, блядь.

В полночной тишине сегодня умер слон

А дальше уже понятно, что если сдох слон, то герои — циркачи.

Семья у циркача — весëлая семья

Но если нет слона любая жизнь хуйня

Нет, «хуйня» петь не надо. Я говорю: ну, блин, тогда давай «любая жизнь трудна».

И тут строчка уже меняется и мы понимаем, что это припев рождается:

А где-то там вверху закружат акробаты

А фокусник внизу покажет чудеса

Оркестр грянет туш и выйдут

И мы вспоминаем, что вот эти, которые выходят, называются в цирке «униформа». И каким словом заменить эту «униформу», мы не понимаем. Они похожи на солдат: одеты соответственно, мундиры… А давай так и споëм: «и выйдут как солдаты». То есть здесь получается «как солдаты» — вместо существительного. В этой песне «как солдаты» означает, что выйдет униформа.

И только никогда не выведут слона.

И дальше мы уже стали эту «пагубную» тему развивать:

Пройдëт немного лет тебе недолго жить

А вот на записи Костев поëт: «Пройдëт немало лет тебе недолго жить».

И зеркало в углу тебя не отразит

Неслышные шаги невидные следы

Остались на песке когда ты уходил

Немного в стороне остался светлый путь

Ты на него не встал ты про него забудь

Года пройдут тебе уже не встать с колен

В поломанной судьбе не будет перемен

Ну и здесь уже всë полностью моë — там меня понесло просто и я на одном дыхании всë написал.

С. Ш.: Вы как группа попадали на радио? Или ваши записи?

А. Ж.: Ну, как сказать… Вот недавно, в прошлом году Костя Кантеров меня на «Маяк» пригласил на День влюблëнных. Я два часа с ним был в эфире и рассказывал о современной поэзии, и это разбавлялось периодически песнями «Коленвала». Это есть в архивах «Маяка», я думаю. А до этого перед концертом 2014 года «Старушку» по радио гоняли… А первая наша песня на радио была ещë в девяностых: «Стакан героина».

Завтра ты не проснëшься раньше меня

И не принесешь на ладони стакан героина

Жаркие губы в остатках сухого вина

Лягут покорно на твëрдую белую спину…

Там было мало слов, больше музыки. Я не люблю себя ни видеть, ни слышать. Вот правда. Мне это не очень нравится, потому что я не считаю, что мы делали всë профессионально, я во всëм вижу какие-то огрехи.

С. Ш.: То есть клипов и телевизионных эфиров у вас не было?

А. Ж.: Клипов не было. Концертные видео из «Вдовы» показывали на каких-то наших телевизионных каналах, но я этого в расчëт не брал тогда. Я и радио не слушаю, и не смотрю телевизор.

С. Ш.: А на улицах вас узнавали?

А. Ж.: Да и сейчас… Порой это меня беспокоит, что вот я иду и ко мне подходят люди, которые знают, кто я. Сейчас просто многие пересели на машины, а я больше пешком хожу, и как-то попроще стало. Может, я обольщаюсь, но раньше так было.

С. Ш.: А к чему вы стремились, собственно говоря, своей музыкой?

А. Ж.: Я не знаю насчëт своих партнëров, они абсолютно разные люди. Но для Костева, который создавал музыку, важнее всего было просто создавать. Он не ставил перед собой задачу стать популярным, он просто создавал. Для меня всегда, конечно, была важна какая-то слава, но я понимал, что с этими людьми я еë не получу. Поэтому разлад у нас и случился. А с другими я работать не могу. Потому что это не будет «Коленчатый вал».

С. Ш.: А когда ты начал отдельно от «Коленвала» печатать свои произведения? Как ты к этому пришëл?

А. Ж.: Серьëзно писать я начал довольно поздно, лет шестнадцать назад. Я считал себя поэтом, но не стремился об этом говорить на каждом углу, мне было немножко стыдновато. А когда «попëрло», то случилось всë довольно неожиданно. У меня архив-то большой, половину, правда, сжëг, дурак… Витя Iванiв покопался там в своë время, говорил, что есть отличные вещи.

С. Ш.: То есть с Iванiвым ты познакомился не очень давно?

А. Ж.: Мы подружились, наверное, лет пять назад. Стали достаточно близки, хотя мы достаточно разные в творчестве. Мне, конечно, сейчас его не хватает как собеседника, как человека с которым можно посидеть, выпить бальзамчику…

С. Ш.: Спрошу о твоих стихах и прозе то же, что спрашивал о музыке: зачем? Посыл каков?

А. Ж.: Меня порой спрашивают: Жданов, а на хера ты это пишешь? Я отвечаю, что если я эту вещь не напишу, то еë напишет кто-то другой, и напишет плохо. Того же «Дальнобойщика», ту же «Тамару Павловну Берг» с этой азотной кислотой, про дядю Колю, который бабок складывает за трубой, обмотанной стекловатой, про прапорщика, который вернулся домой и застал свою жену непонятно с кем. Я эти истории не видел в жизни, я даже не знаю возможны ли они в принципе. Я их придумал, но порой в новостях встречаешь вещи пострашнее. Сейчас пишу совершенно иначе, немного переключился на «светлую» лирику. Но тëмная сторона всегда преобладает.