Есть песни и песни. Первые забываешь, когда их перестают крутить по радио или спустя пять минут после того, как выключил плейлист. Вторые остаются с тобой на всю жизнь. Это не хиты, это нечто большее. Любая группа хочет иметь в своëм арсенале такие песни. И чем больше, тем лучше: ведь это означает гастроли, гонорары, толпы фанатов и прочие прелести признания. Но Сибирь в этом смысле регион уникальный. Можно по пальцам пересчитать тех, кто здесь добился успеха, не уехав ради этого в Москву или за границу. В большинстве случаев музыкальные проекты распадаются или варятся в собственном соку десятки лет, не воспринимая ничего нового и ревниво оберегая свою метафизическую мумифицированную территорию. Иногда они даже обзаводятся культовым статусом. Я поговорил с Андреем Бессоновым, который пишет те самые песни, но о котором практически никто ничего не знает за пределами Новосибирска и Барнаула.

— Как ты начал заниматься музыкой и писать песни?

— Начал я с пяти лет. Полюбил музыку: саундтрек Владимира Мартынова к мультфильму «Музыкальная шкатулка». Ну и параллельно сестрëнка в дом принесла одну пластинку: попурри песен The Beatles на танцевальной основе, группа «Stars on the 45»… Вот и всë, с этого всë и началось.

— Ладно, а когда ты начал уже играть сам, какие у тебя были кумиры?

— Конечно, The Beatles. Джон Леннон, Пол Маккартни, Джордж Харрисон и Ринго Старр.

— И больше не было никого?

— Долгое время действительно никого не было. Мне попадались записи группы «Кино», но я не мог их понять в силу своего возраста. Потом мне как-то перепала книжечка с текстами, я проникся и после этого начал их слушать. И были два альбома которые очень долго слушал: «45» и «Ночь».

— А кто-нибудь из местных музыкантов на тебя влиял?

— Местные влияния… Лет до 13 я даже и не помню, что меня цепляло. Вот группа «Ласковый май», например: проект Андрея Разина и… (не выдерживает и смеëтся).

— Нет, я имел в виду барнаульские группы.

— Барнаульские группы в моей жизни появились позже, лет в 15-16. Первый более-менее серьёзный концерт, на который я попал — это концерт группы «Первое завтра». На тот момент они мне показались живыми, оригинальными — в общем, интересными. А уже потом, когда я стал разбираться, самыми важными для меня стали «Территория», «Тёплая трасса» и «Дядя Го». Три кита барнаульских.

— Ты потом переехал в Новосибирск. Это было связано с музыкой?

— Да, это было связано с музыкой. Я думал, что здесь соберу группу, что здесь больше возможностей. В плане репетиций, записей, вообще ресурсов творческих, людских. Но я обманулся.

— То есть в Барнауле ты уже играл, у тебя была группа, так?

— Да. Какое-то время. На самом деле, всë было крайне неудачно. Если у меня и был талант к написанию песен, и может, даже к исполнению, то таланта к организации, администрированию, и прочему не было совсем. А этим надо было заниматься. Не имел я нужной практичной жилки, чтобы держать группу. Думал, что это само собой должно происходить, стихийно, и ничего для этого не надо делать. Но это не так. В группе всегда должен присутствовать кто-то ответственный за материальное существование. Не обязательно это фронтмен группы или идеолог, это может быть даже директор, а не музыкант.

— Значит, до директора вы не доросли в своей барнаульской карьере?

— Нет, конечно. Всë было, может, и неплохо в плане музыки, но на шоу-бизнес так называемый мы выхода не имели. Был довольно-таки узкий круг ценителей, ограниченные места выступлений, все друг друга знали…

— А как тебе сама музыкальная атмосфера барнаульская в то время? Это же конец девяностых, так?

— Музыкальная атмосфера очень интересная. Я могу судить, конечно, по каким-то единичным примерам, но в том кругу, в котором я вращался, писались очень интересные песни. Планка была довольно-таки высокой. Большое значение придавалось и содержанию, и форме. И чему-то ещë, более метафизическому и неохватному, чего сейчас я нигде не встречаю. Да, это присутствовало.

— А каким стилем это можно было охарактеризовать: сибирский панк, русский рок, гранж, металл, джаз?

— Это было что-то довольно самобытное, чего не описать набором штампов. Конечно, были заимствования и мелодические и поэтические. С одной стороны, какая-то часть людей выросла из панк-движения: Янка Дягилева, Егор Летов, «Спинки мента», Чëрный Лукич, «Инструкция по выживанию». Но так было на начальном этапе, потом это перерождалось во что-то своё. Тот же Макс Астафьев: сначала у него были сотни песен в стиле «Гражданской обороны», а потом писать он стал поменьше, но это уже было что-то своë. Понятно, что там ещë Башлачëв играл роль, Окуджава, Высоцкий… Очень уважалась группа «Аукцыон». Это считалось эталоном из–за своей самобытности, метафизической неповторимой силы: подлинной, не вторичной.

— Итак, ты переехал в Новосибирск. Как дальше всë развивалось?

— Да никак. Я пытался знакомиться с людьми, репетировать, что-то объяснять, взаимодействовать, но в итоге… Я не знаю, мне кажется дело даже не в людях, а во мне самом. Слишком я был идеалистично настроен, пребывал в радужном настроении, и был момент наива в том, что моя музыка должна быть кому-то нужна и кто-то должен был постоянно присутствовать рядом и двигать это вместе со мной. Меня обижало, что никого не было, и потому я сам тоже не особо двигался. Ну, писал песни…

— Но всё же ты и «Молока стакан» записали альбом. Расскажи, как это произошло.

— Всë произошло стихийно. Я попросил Женю Барышева помочь мне, он согласился, и как-то быстро мы всë сделали на студии «Castle Media» в Верх-Туле.

— А пространство влияло на тебя в процессе записи? В Барнауле ты бы записал другой альбом? Или были бы те же песни, та же концепция?

— На это сложно подробно ответить. Всë важно, всë влияет. И в процессе написания песен, и в процессе записи.

— А как тогда ты выбирал эти песни, их последовательность? У тебя же было много материала.

— Определëнный набор песен (про последовательность так не скажу) сразу появился. Мы записали всë в очень сжатые сроки. Вот возникла картинка, она быстро зафиксировалась на плëнке. Я выбрал тринадцать песен для ритм-секции, мы приехали и записали их.

— Расскажи, как сложилась дальнейшая судьба альбома.

— Да никак, собственно. Есть в нëм что-то такое интересное, некоторые изюминки, но не более того. Он, я считаю, не до конца реализован. Это моя вина как продюсера и человека, который всë это контролировал. Надо было самому дожать. Но у меня на тот момент не хватило опыта. Ты же сам понимаешь, что этот альбом просто невозможно целиком слушать от и до как отдельное произведение. Песни на нëм затянуты: подразумевалось что они будут по две-три минуты, а звучат в действительности по четыре-шесть.

— То есть концепции как таковой у вас не было?

— Концепция… Честно говоря, я всегда считал, что концепция рождается из того, что есть, по ходу действия. Я никогда не отличался расчëтливостью, всегда доверялся моменту. Поэтому концепция альбома рождалась во время записи, во время творения.

— А каким ты хотел увидеть свой новый альбом? В плане музыкального стиля.

— Я никогда не придавал большого значения стилям. Мне нравятся разные интересные риффы, ритмы, звуки, а вот играть в каком-то одном стиле мне скучно. Я люблю The Beatles, и особенно «White album», который просто мировая энциклопедия всей музыки, которая была им доступна. Начиная от средневековых баллад и каких-то шаманских плясок, заканчивая современным джазом, арт-роком. Я на самом деле люблю музыку, люблю мелодию, люблю гармонию. Люблю какую-то атмосферу, настроение. И для меня форма должна быть удобной колыбелью для содержания, для этой атмосферы. И форма может быть какой угодно. Она может быть на 17 тактов каких-то рваных, ломаных, но если появляется волшебство, атмосфера удерживается в этих стенах, происходит внутренний — самый главный — божественный движняк, то это то, что нужно.

— Скажи, ты видишь пути коммерциализации своего творчества?

— Сейчас не вижу. Я недавно понял, что настоящее творчество не поддаëтся коммерциализации, не загоняется в эти рамки. Может, в XVIII-XIX веках и раньше всë это могло существовать на почве меценатства. То же самое, я думаю, происходит и сейчас. Если взять, например, наше независимое кино, то мы увидим, что оно не оправдывает себя. Всë делается на деньги тех или иных добрых людей, которые радеют за идею. И это, я считаю, правильно. Потому что если у тебя действительно крутая идея, ты действительно очень сильный режиссëр, сценарист, писатель — не важно — то тебе дадут деньги. Найдётся такой человек, проникнется. Да, может, не всегда. Но это работает как своего рода естественный отбор.

— А не предлагали ли тебе написать музыку к фильму? Было бы тебе такое интересно?

— Да, конечно. Но это всë очень сложно, а я человек слишком ленивый для такого, наверное. Надо постоянно этим заниматься: записями, набросками, разбираться в звукозаписи, учиться постоянно играть на инструментах. Это должен быть ежедневный процесс. И когда у меня бывают приступы кратковременной активности, я этим занимаюсь, мне интересно, я представляю, что могу написать к фильму или спектаклю. То есть то, что я делаю — кинематографично.

— То есть ты мог бы выпускать инструментальные альбомы? Ты видишь себя в этом или тебе всë же ближе написание песен?

— Я тебе скажу то же самое, что говорил и про стили. Если образуется некий месседж, некая атмосфера — со словами, без слов — этого достаточно. Если нужна песня, значит, нужна песня. Если нужна просто инструментальная композиция, значит, нужна просто инструментальная композиция. Всë. Только из этого я исхожу. Если надо сказать — надо говорить. Если нечего сказать, то надо играть. Если даже играть не надо, если нужна тишина, значит, надо дать кусок тишины. Записать его на студии, с качественным звуком, и дать народу такой трек. Полной такой качественной тишины. Чтоб никаких шумов, ничего: вот тишина, трек такой-то, восемь минут тридцать девять секунд.

— Ты общался со многими очень разными музыкантами. Можешь сказать, кто на тебя наибольшее впечатление произвëл?

— Не знаю, не могу сказать. Я вообще очень впечатлительный человек. На меня все люди производят впечатление. Кто-то производит впечатление талантом, кто-то наоборот — бездарностью. Кто-то своей ровностью, а кто-то своей мëртвостью, надуманностью. Вот странно, иногда думаешь: то ли ты не дорос, что-то ещë не понял в этой жизни, то ли действительно впечатление тебя не обманывает. Бывают в Новосибирске такие группы (сейчас без имëн), у которых и тексты вроде какие-то присутствуют, и музыка отличная, и как люди они хороши, и признаны они, слушают их, поклонники есть… А я их не могу воспринять. Не ложится и всë, я считаю, что это мëртвая музыка, и не хочу ей жить. Опять же, считаю на данный момент.

— Ещë один вопрос. Кабак портит музыканта или идëт ему на пользу?

— Я думаю это чисто индивидуальная вещь. Кого-то портит, кому-то что-то даëт.

— Ты получаешь какие-нибудь отклики из интернета на своë творчество?

— Получаю. Редко, но получаю. Я им не доверяю, этим откликам. Я сделал какие-то вещи и дивидендов особо не жду. Для меня самого удовлетворением является не мнение других людей, а моë мнение о тех вещах, которые я сделал. Нет, конечно, это приятно, но иногда видишь поддержку от тех людей, от которых не хочешь видеть поддержки. Странное ощущение.

— На твой взгляд, что с музыкой Новосибирска происходит сегодня? Есть интересные группы?

— Я мало отслеживаю и на самом деле про Новосибирск ничего не могу сказать. Есть что-то хорошее всегда, но по большому счëту ничего серьëзного нет. Да и вообще крайне мало где-то сейчас чего-то действительно интересного, серьëзного…

— Почему?

— Такое время, наверное, периферийное. Что-то назревает, может, эти люди воспитываются. Может, та волна, которая грянет, произрастает в данный момент. Но такого взрывного духа, рок-н-ролльного, свежего, прорывного, здесь нет. Да этого и нигде в мире не наблюдается. На мой взгляд чем-то таким были — щемящим и пробивным, настоящим — Radiohead. Не Nirvana даже. Nirvana тоже хорошая группа, но что касается более серьëзной музыки — именно Radiohead. А в Новосибирске есть интереснейшая группа «Савой», которая давно неактивна.

— Что с твоей музыкой происходит на сегодняшний день?

— А ничего не происходит. Я пребываю в тяжëлом состоянии, и когда слушаю старые записи, мне порой даже удивительно, как я мог написать ту или иную песню. Но я надеюсь, что это временно.

— Значит, вопрос про планы я всë-таки задам. Итак, каковы твои дальнейшие планы?

— Выйти из этого состояния, жить, искать себя. Быть счастливым.

P. S.: группа Андрея Вконтакте.

Альбом «Эпоха Водолея» можно скачать здесь.