Часть последняя

4 ноября

Неделю не вел записей. Сегодня мы с Иваном в Сараево. Эта идея родилась полмесяца назад, в моем случайном вопросе — «был ли там Иван?»

Слово за слово, потратил последние деньги на билет и вот я на автобусной станции. Оказывается для того чтобы попасть на платформу нужно заплатить за пользование перроном. Два евро и вот мы спустя ожидание, туалетные сумятицы (как выдавить сейчас чтобы не терпеть потом?) отдаём свои билетики за перрон на контроле. Женщина передо мной просто бросила в ладонь охранника пять динар и исчезла. Никто ничего сказал. Хорошо. Значит мы просто заплатили налог за то чтобы быть туристами.

Дорога далась легко. Я спал всю ночь и изредка читал, проходил границу (оказывается что это можно делать так быстро как кажется) и ел орехи.

Иван спал мало. Нас разбудили так, словно привезли на трудотерапию в лагерь исправления — локтем в бок с громким и воняющим сигаретами голосом «Сараааево»

На улице мелко сыпал дождь и мы шутя о пробуждении отправились вдоль по вытянутому вдоль реки городу грехов, боли и геноцида. Мы прошли его насквозь и увидели сразу четверть. В том числе острова шрапнели залитые теперь красной смолой и памятник боснийцу Нермину которого вместе с его сыном убили без суда и следствия. Просто так. Вот надпись на памятнике:

«One of the most heart-wrenching scenes of Srebrenica genocide against the innocent Bosniak population is the incident where a father Ramo calls out to his son Nermin to surrender, telling him that the Serbian soldiers, purportedly, „won’t do anything“. Ramo and his son Nermin were found by an exhumation team in a mass grave near Srebrenica in 2008»

Мы шутили и над памятником до того как прочли эту надпись. И поняли что это не просто скульптура туриста. Обычно такими памятниками чествуют простую городскую жизнь или отмывают деньги. В Сараево убили кучу людей просто так на улице за четыре года блокады города и мы поняли что здесь не до шуток. Холодок обуял ноги и пах, затем грудь и щеки, так неприятно стало от себя в этот момент.

Мрачные дни в сердце Боснии и Герцеговины, в 1992 году, пламенный вихрь войны окутал все вокруг. Три враждующие стороны — боснийские мусульмане, хорваты и сербы — запутались в конфликте, стремясь завладеть землей и властью. Хорваты, жаждавшие расширить свои владения, встали против сербов, а затем и в схватку с боснийскими мусульманами. Это было время ярого хаоса — обстрелы городов, этнические чистки и устрашающие нарушения прав человека. Осада Сараево и трагедия в Сребренице стали знаковыми событиями, пожалуй самыми громкими с катастрофы немецких концлагерей. Звучу как Википедия.

Вопрос о том, кто стал первой жертвой войны в Боснии и Герцеговине, до сих пор кажется разделяет боснийцев, хорватов и сербов. Сербы утверждают, что Никола Гардович, отец жениха, стал первой жертвой. Его убили «сараевские бандиты» во время обстрела свадебной процессии сербов 1 марта 1992 года в старом городе. Впрочем, я думаю что как и всегда в мире спектакля и мире где дезинформация и нападение это способ обелить себя и написать историю первым, то есть победителем. Для меня ясно как день — как бы не были мне милы сербы, и как не был прекрасен Белград, учитывая контекст в котором я нахожусь сейчас, вв котором погряхли все люди с красным паспортом, учитывая геноцид в Буче, обстрелы городов и деревень, целенаправленное уничтожение Украины — я не могу не ненавидеть этот националистический ресентимент, дерьмо которым мы все (россияне и сербы) уже помазаны. Лужа крови в которой горстка дешевой гордости снова взяла верх над здравым смыслом, жизнью и взаимной помощью.

5 ноября

13:21

Мусульманский преимущественно Сараево размером с наперсток вытянулся вдоль реки Мильячки и просыпался в субботу куда бодрее Белграда в такой же день. Здесь столкнулись запад и восток, мечети соседствуют крестам и месяц наверняка дает пятерку светилу каждое утро. Без этого уровня согласия сложно представить себе Сараево. Дождь с переменами переставал. Мне было сонно.

Я заметил что в перемещениях больше хочу писать и пишу, что вызвало бурю чувств и я старался не показывать их Ивану, чтобы не казаться дилетантом. Мы дошли до хостела, который был закрыт и обнаружили двери открытыми. Внутри никого не было. Можно было спокойно подняться в комнаты и воспользоваться общими ванной и туалетом. Свобода! Это полезно, люди работают мало и вероятно не сильно утомляются.

Решили гулять и ждать появления. Было часов 8-9 утра и мы пошли за первым кофе. Он оказался ужасно крепким, какой я не пил еще кажется нигде. Здесь на Балканах с кофе везде дают стакан воды. Обычно я просто выпиваю его сверху, чтобы не терять пользы. Но здесь я не мог не выпить его, наверное без воды крепость кофе поработила бы мой желудок и я выблевал его на мостовую.

Через часа два мы сдадись, ведь уже успели поесть чорбу исключительного качества и выпить йогурта. Пройтись, озябнуть промокнуть и озлобиться.

Оказалось что мы наняли буквально доходный дом. Точнее комнату. Как у Достоевского или Набокова с Чеховым. Наша с Иваном фатерка называется персоналом «twin room» в ней пахнет кислым, плохим жильем, старым мужичком и турецкими носками. Бесполезный рейл посреди комнаты разграничивает ее пополам. Серый ковролин на полу и две кровати в разных углах против друг дружки. Две тумбы и все белого цвета. Иван расстроился отсутствию окна. Но к запаху плохой жизни, как известно быстро привыкаешь. Вот и мы уже не чувствуем этой вони.

Мы бродили туда сюда по двум берегам и постоянно тратили деньги на еду. Но какую! Чевапы и вообще мясо здесь составляет из себя халяль: говядину и ягенка. Мой внутренний демон требовал больше вкусного. Оказалось что латинский мост где убили Эрцгерцога Фердинанда размером с мои апартаменты в Тбилиси шириной и длинной метров в двадцать. Гаврилу Принципа, как я понял из отсутствия какого либо памятника решили не поминать, все-таки это террор. Я читал другие учебники.

А я живу помесячно

то тут то там

значения не придавая

больше городам.

Больше озадачен я

скопищем вещей

что таскаю в чемодане

и тому что ем.

Толи по привычке

толи просто так,

может все от бедности?

Бедность это знак.

Это так, наверное

в общем, как всегда —

бедность это верная

спутница и враг.

Я живу не дома

Дома это где?

Я живу помесячно

будто бы везде

но думаю и знаю я

что скорей нигде.