Create post
Путевые дневники

Сахалин — Wild Wild East

Artem Zhushman
Sasha  Shishkina
Dima Shevchuk
+7

Журнал о путешествиях «Сорок два» публикует рассказ фотографа Оли Ивановой о Сахалине. Репортаж выполнен по заказу журнала Port и Эксон Мобил.

Мы стоим на обрыве, в Некрасовке, самом северном поселке Сахалина, что на мысу Иль-Ых, с человеком, который сделал шаманский пояс и надел его для съемки.

От холода у меня камера перестала снимать, поэтому мы просто смотрим в небо — над нами журавли летят на юг. Я ему говорю, что там дальше, за морем? А он говорит, ничего. И я ему верю.

Впереди у меня 20 дней, 6 перелетов, белый лексус с кожаным кремовым салоном, номер в кампусе нефтяников, горячие источники в снегу и дикие лисы, которых местные кормят сникерсом. Мне нужно снять людей, о существовании которых я не подозревала еще неделю назад — нивхов, ульчей, нанайцев и айна, коренных жителей Сахалина.

Сахалинские пейзажи суровы, особенно в ноябре. Лиственницы уже опали, туманы спустились, медведи где-то рядом

Сахалинские пейзажи суровы, особенно в ноябре. Лиственницы уже опали, туманы спустились, медведи где-то рядом

В первый день я узнаю много новых слов — Ноглики, Ныш, Катангли, Погиби и Календо. Они мелькают за окном на указателях. Что они значат, мне не узнать: почти все наши герои забыли свой язык, у всех русские имена и отчества. Но они еще сохранили народные промыслы. Делают сапожки из меха нутрии и кафтаны из рыбьей кожи, выпиливают амулеты из дерева (для женщин — из березы, для мужчин — из дуба), шьют национальные костюмы с ручной вышивкой, мехом и бубенцами. Американские нефтяные компании покупают их работы, возят мастеров на Аляску обмениваться опытом с коренными народами и в Москву на выставки.

Нивхи и ульчи знают, что делать с рыбой. Ее солят, сушат, коптят, жарят, вымачивают, делают из нее одежду, обувь, украшения из рыбьих костей и десерты

Нивхи и ульчи знают, что делать с рыбой. Ее солят, сушат, коптят, жарят, вымачивают, делают из нее одежду, обувь, украшения из рыбьих костей и десерты

После первого же перелета теряют мои вещи. На первой съемке ломается камера и штатив. Не самый дружелюбный город Оха, ноябрь, темнеет в 4, все вымирает в 5, ни один житель города не знает, где у них мастерская. За бутылку пива немногословный молодой человек из сервиса по ремонту мобильных телефонов LG чинит мне штатив, с камерой буду мучиться до конца. Это уже потом баба Лида скажет: «Не принял тебя Сахалин, видать. Надо было сделать чух-чух». Это у них называется покормить землю — сошел с самолета, брось что-нибудь вкусненькое на землю и скажи шепотом «чух-чух». Кидать можно и в воду, чтобы не утонуть. Если в семье кто-то тонет, это почти проклятье — все должны замаливать хозяина воды, «кормить» его, чтобы искупить проступок родственника. Нивхи верят, что повсюду живут духи — на небе («небесные люди»), на земле, в воде и в тайге.

Хозяева мира — «горный человек», хозяин тайги Пал Ыз, являющийся людям в виде огромного медведя, и хозяин моря Тол Ыз, или Тайраадз, — он приходит в виде косатки.

До появления русских пахать землю было преступлением против духа земли. Бабе Лиде 72, когда ее бабке было столько же, пришли русские, оторвали нивхов от родных рек и лесов, переселили, сколотили колхозы, раздали серпы, молоты и лопаты. И сказали копать. Тогда бабка откусила себе мизинец, оросила кровью землю и начала копать. Мизинец, говорят, она проглотила.

Елена Васильевна Очан, мастерица по работе с рыбьей кожей, возле своего дома. Некрасовка, Сахалин

Елена Васильевна Очан, мастерица по работе с рыбьей кожей, возле своего дома. Некрасовка, Сахалин

Саша Воксин, который сделал шаманский пояс — первый, кто впустил нас в дом. Сахалинские нивхи народ стеснительный, замкнутый и бедный, живут в лачугах, рыбу хранят порой в ванной со льдом, а коптят в единственной комнате. Тут же выделывают кожу, готовят еду. Коронное местное блюдо — мось. Для его приготовления в деревянном корыте мнут моченую шкуру осенних кеты и щуки. В нее подливают теплую воду, добавляют нерпичий жир, с высоты роста вбрасывают ягоды. При остывании получается студневидная масса, которую разрезают на куски. Говорят, есть невозможно. Но отказаться нельзя — закроются, перестанут уважать. Саша всю жизнь проработал в колхозе на холодильной установке, морозил рыбу. Говорит, желудкам нивхов нужна определенная рыба — та, которую предки ели. А с исконных территорий их выгнали, приходится ездить за рыбой далеко. Пояс шаманский он сделал для местного музея, никаких шаманов на острове не осталось. За шаманами, говорит, езжайте в Якутию. Считает себя русским, нивхский язык не знает, его стали запрещать еще при советской власти. И вообще у него брат в Москве, зовет к себе. Но уезжать из Некрасовки он никуда не собирается.

А я уезжаю. В Хабаровске меня ждет номер с золотыми колоннами в центральной гостинице и новая дорога — в поселок Де-Кастри. Четырнадцать часов на маршрутке с одной остановкой в пирожковой для дальнобойщиков — лучшая из известных мне медитаций. Дороги нет: денег (по слухам 10 млн. долларов), вложенных в нее американцами, хватило до половины пути — оттуда начинает пыль, колдобины и буераки. В Ульчском районе Хабаровского края живут ульчи и нанайцы. Раньше ульчей называли мангуны, что значит «люди Амура». Река всегда была их домом и кормом, смыслом жизни и центром вселенной. Амур — мужская река: быстрая, темная, своенравная, от нее веет опасностью и силой. Ульчи и сами такие же — большие и свободные, с достоинством и характером, иначе тут нельзя.

Иван Павлович Росугбу — философ и мастер по кости и дереву

Иван Павлович Росугбу — философ и мастер по кости и дереву

Амур виден из мастерской Ивана Павловича Росугбу, философа и единственного мастера в крае по изготовлению ульчских музыкальных инструментов. Пока мы пьем чай с жареной рыбой, он рассказывает ни много ни мало про устройство вселенной, а его жена тем временем надевает китайский шелковый халат позапрошлого века с ручной вышивкой, специально для фотографии.

Через два дня, на автобусной остановке водитель маршрутки передаст мне бумажный кулек с оберегом из березы — подарок Ивана Павловича. В ответ я отдам ему носовой платок и несколько монет — так положено, чтобы амулет заработал. Никакого удивления у водителя это не вызовет. А я пойду по уже совершенно темной улице в свою гостиницу на берегу залива, съем салат из сахалинского краба, постою на обрыве, пока не замерзну, и лягу спать. Завтра мне предстоит четырнадцать часов медитации в пути под самую ядреную, уматную, как здесь говорят, попсу. Я уже знаю, что всю дорогу буду чувствовать себя обезьяной из объявления, сорванного со столба в Де-Кастри на память. Оно гласило: «Цирк в Де-Кастри! Кролик-гигант-мутант, танцы обезьян под гипнозом, одесские лилипуты».


Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Artem Zhushman
Sasha  Shishkina
Dima Shevchuk
+7

Author

42 mag
42 mag
Follow

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About