Donate


radio.syg.ma is a community platform for mixes, podcasts, live recordings and releases by independent musicians, sound artists and collectives
Cinema
Music
Books
Art
Psychology
Philosophy
Society
Poetry
Prose
Theatre
Architecture
Technology
Notes
Self-organization
Map
e-flux
Tashkent-Tbilisi
more...

На линии прибоя

О выставке Елены Скрипкиной «Дакини. Семена Алая Виджняна».

1

В 1800 году Кант резюмировал три ведущих вопроса о человеке одним: Что такое человек? И посвятил его раскрытию так и не законченный проект трансцендентальной антропологии. Спустя полтора века, в 1966 году, Фуко, защитивший одну из своих диссертаций по антропологии Канта, диагностировал исчезновение человека Нового времени. А через полвека Мейясу заявил о назревшей необходимости перейти от философии, сосредоточенной на человеческом и опосредованном, назад к мышлению абсолюта — путем, старающимся обойти запреты Канта (Беркли, Юма…). Конечно, это лишь наиболее яркие точки обширных дискурсивных движений, видимые из определенной позиции. Можно подобрать и другие. Важен здесь, однако, не канон, а беспокойство, вызываемое фигурой человека в мышлении и ее ролью.

Каково это — быть человеком? Противостоять природе или продолжать эволюцию быть обещанием или оплакивать собственную кончину, разворачиваться в имманентности или размыкаться навстречу трансцендентному? Возможных ответов много, как много и стратегических ландшафтов, на которых они располагаются — порой несоизмеримых. Мы остаемся наедине со множественностью, скрытой за титулом «человека» — множественностью между одним и многим, которую еще предстоит понять и выбрать как путь к человеческому или же отбросить как негодную гипотезу.

Такой попыткой со стороны искусства стал цикл работ художницы и режиссера Елены Скрипкиной «Дакини. Семена Алая Виджняна», выставка которых проходит сейчас в галерее «We art» на Николиной горе. Этот цикл был создан по следам путешествия по священным местам Бирмы и предлагает зрителю серию переплетающихся размышлений о феномене дакини, сути кармы в буддизме виджнянавады и странной проницаемости жизни. Сама выставка подобна сумеречной местности обходных путей (к одному ли пункту?), ведомых одной родовой ситуацией: прибой смыл те самые рисунки на песке, оставив пока нетронутыми полузасыпанные древние кости и гудящие невдалеке опоры ЛЭП. Что они скажут? И кто тот ребенок, что продолжает играть на том берегу с камушками поцветистее и ракушками покрасивее?

Ядро цикла — серия черно-белых ритмически организованных фотографий, помещенных в рамки или специальные колбы. Их паспарту покрыты разнообразными растениями, кореньями, мхами, лишайниками и колониями бактерий. Все это предстает зрителю в искусно созданных тенях и сумерках, как бы погружающих в мерцающий свет пещер, в которых когда-то переживали свои первые мистические опыты люди. На одну из стен проецируется видео-арт бактериальной жизни — технологически раскрываемое окно в подпол видимого существования. Наконец, в контрапункт визуальному ритму сумеречных теней и прорастающих фотографий звучит музыка, в которой угадываются отголоски тибетских мантр.

2

Репрезентация в фотографиях все время сбивается, отправляя зрителя в обход видимого. Лучистые морщины на запечатленных лицах бирманцев, изломы их фигур — будто складки ландшафта. Не изменчивые возмущения поверхности, а следы глубинных геологических процессов, чья временная протяженность несовместима с масштабами человеческой жизни и тем более восприятия. Концентрированное время, концентрированный и уже не человеческий опыт — нечто, называемое «мудростью» и пронизывающее длинную череду поколений. Она действует через открытых к этому людей и в той мере, в какой сами они заключаются в скобки. Их нет — старых и молодых, привязанных к тому или иному, блуждающих в лабиринте рождений и смертей. Они — момент двойного движения: одного тектонического — мудрости земли, второго — собственных душ, кружащих в перерождении. Первое — поддерживаемое бодхисаттвами — стремится прекратить второе. (Буддизм виджнянавады — один из источников рефлексии художника.)

Легкие и будто светящиеся линии морщин переходят в жесткие прямые линии, устремленные за пределы видимого. Неторопливые складки земли вдруг выстреливают лучами — мгновенное ускорение и разрушение родовой ситуации. Между ними отсутствует какая-либо осмысленная граница или посредник — буквально ничто, которое взрывается событием. Только что мы неспешно следовали меж вековых складок местности, и вот — движемся в однородном и абстрактном пространстве света со скоростью света. Геологическая медлительность, пожирающая своей толщей настоящее время присутствия, сменяется его световым уничтожением скоростью. Ниже и выше, слишком медленно и слишком быстро. Скачок в космос, переход от нечеловеческого опыта земли к небесной абстракции связывает два пути критики и преодоления конечного человека. Не посередине ли, в пустоте этого события, остается в забвении и безвестности гробница конечного человека?

3

Двоица — земля и небо — дополняется разворачивающейся поверх жизнью. Это третье начало, присутствующее в ассамбляжах выставки. Растения, грибы, мхи и бактерии — представители двух царств и единой страсти. Это область коопераций, симбиозов, паразитических захватов и борьбы. Однако здесь мы сталкиваемся с намеренно вводимой двусмысленностью, так как включенные в ассамбляжи пробирки обнажают исток того, что мы сегодня называем и считаем природой — в противоположность культурам и обществам. Пробирки помечают опосредование природного техническим, которое опирается на научную рациональность еще нововременного склада. Пробирка является элементом эпистемологической машины лаборатории, которая, вопреки сложившимся представлениям, является и онтологической — в ней впервые вырисовывается истина того, что мы ныне называем природой. Так в цикле впервые появляется техника.

Эта жизнь прорастает на поверхностях мертвых фотографий, как на руинах. Если раньше они были напоминанием о конечности и бренности человека, одновременно свидетельствуя об утерянном истоке, то теперь речь о другом — в буквальном смысле. Снова ставшие общей и симптоматической фигурой руины (от Чернобыля и средней полосы до Детройта и островов Нью-Йорка) напоминают о фундаментальной проницаемости человеческого существа, его творений и всех сфер антропоцена: жизненный мир представляет собой огромную колонию из тысяч взаимодействующих популяций, усиленную и дополненную сотнями технологических систем и артефактов — от языков до технических инфраструктур. И ближайшая черта этого левиафана — тотальная спутанность и готовность к предательству, предшествующие любому упорядочиванию и разделению на регионы и классы.

4

Центральная фигура цикла — дакини: духи, являвшиеся в сумерках в облике женщины. Энергия дакини — это энергия материнской земли, обладающая собственной мудростью, но способная помочь человеку на его пути к нирване. Выстроенная на поверхности фотографий и паспарту реалистическая онтология сил и регионов бытия, пронизанных энергией дакини, указывает как на свое условие на наиболее близкое взгляду, но оттого незаметное — свет. Вернее, его источники.

В буддизме виджнянавады этот мир, мир вещей, привязанностей и сансары, конституируется через алая-виджняну. В учении йогачары это базовая структура того, что мы назвали бы сознанием (держа в уме его феноменологический извод). Это не субстанция, а, скорее, непрерывный порыв. Чего? Конституирования того сознания («эмпирического» в западной традиции), что вовлечено в отношения с миром и озабочено вещами и событиями. Несколько модернизируя, можно сказать, что базовый акт сознания в йогачаре — это акт различения. Чем он направляется?

Это содержащиеся в алае-виджняне «семена» (биджа), единицы пережитого — своего рода следы опыта, которые копятся в процессе жизни. В зависимости от кармы в тот или иной момент с помощью силы сознания они актуализируются, проецируются вовне и конституируют эмпирическое сознание и его мир. Этот круговорот без начала — базовая структура вовлеченности в мир (и задача йогинов — опустошить алаю-виджняну, устранить семена и прекратить проецирование вовне, обратившись внутрь себя).

5

Мягко светящиеся в стеклянных объемах шарики и есть эти семена, биджа, своим свечением вырывающие из тьмы объекты и делающие их различимыми. Интересна специфически европейская и даже греческая интерпретация биджа через оптическую метафорику, данная Еленой Скрипкиной. Они реализованы как проводники (не источники!) света — субстанции, имеющей особое значение в платонических и схоластических учениях. Здесь эта субстанция действует в секуляризованном виде — объекты вырывает из мрака вся та сложная и громоздкая машинерия, что стоит за производством и доставкой электричества. Так, пространство экспозиции неконтролируемо расширяется по многообразным сетям — например, электрическим, и в жесте художника оказывается задействована часть промышленной системы жизнеобеспечения современного человека — того «кокона», которые опосредует и приспосабливает друг к другу человека и мир. Техническая инфраструктура — результат работы многих разнородных сил (от инженеров и политиков до реле, опор ЛЭП и реки, вращающей турбины) — их переговоров, коопераций и борьбы. Когда все необходимые союзники завербованы, противники подавлены, а соглашения достигнуты, возникает эта устойчивая инфраструктура. Лежащая в ее основе квазихаотичная сеть сил лишена критерия завершенности — отношения могут ветвиться и захватывать новых действующих «лиц» до бесконечности. Удар по империи технического может быть нанесен из самых удаленных провинций и иных сетей — предательство всегда изнанка отношений.

Так, техническая инфраструктура, а точнее предлежащая ей сеть, становится современной аналогией базовой структуры сознания в буддизме виджнянавады — алая-виджняны. То, что было базовым уровнем сознания — в определенном смысле, наиболее внутренним и сокровенным — как будто выворачивается наизнанку и расцветает практически всеядной сетью. Так интерпретируется вовлеченность человека в мир вещей и событий, соразмерная ему самому — не вложение одного в другое, а прорастание-из и пронизанность.

Различающий свет семян, впервые дающий миру опыта воссуществовать — согласно виджнянаваде, оказывается сам произведен этим миром. В интерпретации Елены Скрипкиной техническое опосредование, производимое сетью, становится аналогией круга перерождений сансары. Вместо масштабных циклов, пересекающих границу жизни и смерти в обоих направлениях, вместо экономии жизни и смерти — имманентность технологически расширяемого мира. Дурное движение по кругу заменяется инфляцией посредников и неконтролируемым разбеганием сети (для соединения любых двух элементов нужен третий, посредник, как для связывания двух кусков веревки нужен узел).

Здесь — исчезающе малая величина, пронизанная отсветами всех осколков мира, в трясину которых она погружена. Когда-то мы были подобны детям, ищущим камешек поцветистее на берегу великого и неисследованного океана истины. Прошли века опасной навигации, и вот мы снова на том же берегу. Чем мы займемся под гудящими проводами?

Художник: Елена Скрипкина
Научный консультант (биология): Александр Егоров
Свет: Александра Костина
Музыка: Эдуард Коновалов
Звук: Олег Черемша
Галерея: WeArt


Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About