К выходу русского перевода работы «Communism as the Unhappy Coming» (Всемирный Банк, 2018 г.)

«Твой мир колдунами на тысячи лет

Укрыт от меня и от света.

И думаешь ты, что прекраснее нет,

Чем лес заколдованный этот».

В.С. Высоцкий, «Лирическая»

В сравнении с католиками и протестантами люди, относящие себя к православному вероисповеданию, менее счастливы, обладают меньшим социальным капиталом, воспитывают меньшее число детей, менее склонны к принятию риска, предпочитают стабильную работу с высоким уровнем гарантий в ущерб возможности карьерного роста и роста заработной платы, чаще соглашаются с утверждением, что государственная собственность — это благо, предпочитают устаревшие идеи новым, чаще высказывают политические предпочтения левого толка, придерживаются мнения, что государство (а не народ) должно брать на себя больше ответственности. К этим выводам пришли ученые, опубликовавшие в апреле 2018 г. на площадке Всемирно Банка исследование «Коммунизм как второе пришествие несчастья», которое теперь доступно в переводе на русский язык. Основная ценность этой работы заключается не в формулировании перечисленных утверждений, — сами эти тезисы не новы, они в той или иной форме периодически высказывались самыми разными мыслителями, учеными и государственными мужами, — а в том, что теперь связь между вероисповеданием и соответствующими ценностями и отношениями пропущена через горнило статистического анализа и математических методов. С накоплением в течение последних лет огромных массивов данных серьезных и масштабных социологических опросов, таких как «Всемирный обзор ценностей» и «Жизнь в переходный период», у эконометрики появилась бескрайняя перспектива анализа влияния тех или иных факторов и обстоятельств на различные экономические и социальные категории; одним из самых известных плодов таких исследований является диаграмма Инглхарта.

Известно немало высказываний самых разных людей, подмечавших особенности православного и/или русского мировоззрения. Французский просветитель Шарль де Монтескье писал в XVIII в.: «Когда я думаю о глубоком невежестве, в которое греческое духовенство погрузило мирян, я не могу не сравнить их со скифами, которые, по словам Геродота, выкалывали глаза своим рабам с той целью, чтобы ничто не развлекало их и не мешало им сбивать молоко».

Николай Бердяев в 1914 г. писал: «В самых недрах русского характера обнаруживается вечно-бабье, не вечно-женственное, а вечно-бабье. <…> У русского народа есть государственный дар покорности, смирения личности перед коллективом. Русский народ не чувствует себя мужем, он все невестится, чувствует себя женщиной перед колоссом государственности <…> … вечная опасность, вечный соблазн русского народа, источник его бессилия стать народом мужественным, свободным, созревшим для самостоятельной жизни в мире. <…> и другие, призванные быть выразителями нашего национального сознания, тянут нас назад и вниз, отдаются соблазну пассивности, покорности, рабству у национальной стихии, женственной религиозности. <…> Отсюда рождается опасность шовинизма, бахвальство снаружи и рабье смиренье внутри. <…> Русский народ слишком живет в национально-стихийном коллективизме, и в нем не окрепло еще сознание личности, ее достоинства и ее прав. <…> бабье и рабье, национально-языческое, дохристианское все еще очень сильно в русской народной стихии. <…> губит Россию, тянет ее вниз, засасывает, и освобождение от нее есть спасение для России».

В 1918 г. академик Иван Павлов в своем курсе лекций высказался следующим образом: «<…> Русская мысль совершенно не применяет критики метода, т.е. нисколько не проверяет смысла слов, не идет за кулисы слова, не любит смотреть на подлинную действительность. Мы занимаемся коллекционированием слов, а не изучением жизни. <…> Перейдем к следующему качеству ума. Это свобода, абсолютная свобода мысли, свобода, доходящая прямо до абсурдных вещей, до того, чтобы сметь отвергнуть то, что установлено в науке как непреложное. Если я такой смелости, такой свободы не допущу, я нового никогда не увижу. Есть ли у нас эта свобода? Надо сказать, что нет. Я помню мои студенческие годы. Говорить что-либо против общего настроения было невозможно. Вас стаскивали с места, называли чуть ли не шпионом. <…> Стоит кому-либо заговорить не так, как думаете вы, сразу же предполагаются какие-то грязные мотивы, подкуп и т.д. Какая же это свобода? Мы всегда в восторге повторяли слово «свобода», и когда доходит до действительности, то получается полное третирование свободы <…> Мы глухи к возражениям не только со стороны иначе думающих, но и со стороны действительности. <…> Русский человек, не знаю почему, не стремится понять то, что он видит. Он не задает вопросов с тем, чтобы овладеть предметом, чего никогда не допустит иностранец. Иностранец никогда не удержится от вопроса. Бывали у меня одновременно и русские, и иностранцы. И в то время, как русский поддакивает, на самом деле не понимая, иностранец непременно допытывается до корня дела. И это проходит насквозь красной нитью через все. <…> Возьмите вы наших славянофилов. Что в то время Россия сделала для культуры? Какие образцы она показала миру? А ведь люди верили, что Россия протрет глаза гнилому Западу. Откуда эта гордость и уверенность? И вы думаете, что жизнь изменила наши взгляды? Нисколько! Разве мы теперь не читаем чуть ли не каждый день, что мы авангард человечества! И не свидетельствует ли это, до какой степени мы не знаем действительности, до какой степени мы живем фантастически!»

Владимир Познер так высказался в 2010 г.: «Я думаю, что одна из величайших трагедий для России — принятие православия. Если посмотреть сегодня — ограничимся просто Европой и возьмем христианские страны, — есть три ветви христианства: католицизм, православие и протестантизм. Если оттолкнуться от таких определений, как демократия, качество жизни, уровень жизни, и распределить страны именно по этим показателям, то на первом месте будут именно протестантские страны, все. Потом католические. И лишь потом такие, как Россия, Греция, Болгария и т.д. И это совершенно не случайные вещи, потому что более темной и закрытой религией является православие. <…> Я считаю, что Русская Православная Церковь нанесла колоссальный вред России. В России не было Возрождения. В Западной Европе смогли отойти от темных составляющих церкви. Когда возникло совершенно другое ощущение и понимание жизни, это рассвет искусства. В России этого не было вообще».

Анатолий Чубайс в интервью по итогам одной из сессий Гайдаровского форума 2018 г. под названием «Воздействие исторической инерции: возможен ли стратегический поворот» высказал следующее: «<…> я считаю, что мы, я лично, мои единомышленники, в значительной степени в своих ошибках недоучитывали особенности российской культуры. Недоучитывали фактор того, что русский народ — это не то же самое, что украинский народ. Недоучитывали фактор того, что православие — это серьезный фундаментальный институт, который надо понимать, а не игнорировать. Недоучитывали собственно то, что является современным культурным институционализмом».

Так вот если раньше все подобные «вольнодумства» нам предлагалось принять на веру, и мы могли соглашаться с такими тезисами или, наоборот, отвергать их, ориентируясь исключительно на наш собственный бэкграунд и даже интуицию, то сейчас эти связи между деноминационной принадлежностью и набором ценностей, отношений и взглядов зафиксированы эконометрической наукой, выражены в цифрах, и любые дискуссии на тему «а зависит ли одно от другого» автоматически переходят в разряд маргинальных. Вы можете не соглашаться с Монтескье, но попробуйте не согласиться с математикой. У Монтескье мнение, у математики — факты. Как кто-то предельно точно выразился, вы можете иметь собственное мнение, но не можете иметь собственные факты.

Интересными представляются и предлагаемые объяснения, каким именно образом конфессиональные особенности могли участвовать в формировании взглядов, отношений и системы ценностей у народов, проживающих на территории Европы. Авторы работы утверждают, что теологические различия между христианскими деноминациями обуславливают разительные отличия во взглядах, эти отличия фиксируются в наше время и их не смогли размыть даже десятилетия коммунистического гнёта:

«Православие и западное христианство (католицизм, а затем протестантизм) усвоили разные традиции задолго до формального раскола церкви в 1054 г. Католицизм был связан с папством и Священной Римской империей, и подчеркивал индивидуалистический, легалистический и рационалистический характер римской античности. Католики всегда понимали отношения между человеком и Богом как легалистические, в которых верующие следуют правилам, установленным Богом, и любой проступок требует покаяния (и правосудия) под надзором церкви. Православие, напротив, находилось под влиянием эллинистических традиций, которые были сосредоточены на самонаблюдении и духе коммунитаризма. Православное богословие вместо того, чтобы подчеркивать обоюдные обязательства правового характера между человеком и Богом, акцентируется на обмене, основанном на любви и посвящении. Западное христианство делало упор на рационализм, логическое исследование, индивидуализм и поставление авторитета под сомнение. Восточное христианство было связано с мистическими и эмпирическими явлениями, демонстрировало бо́льшую привязанность и общинность, уделяло меньше внимания закону, причинности, и было менее склонно ставить под сомнение устоявшиеся авторитеты.

Император Константин превратил христианство из преследуемой секты в официальную религию Римской империи. Затем он перенес столицу из Рима в Константинополь, чтобы избежать вторжений с севера. Позже благосостояние католической церкви побудило папу Григория VII не только к отделению церкви от государства, но и подтолкнуло к учреждению правовых институтов. Наряду с ростом числа нуклеарных семей и индивидуализма, эти события привели к экономическому росту на Западе. Западная Римская империя распалась в результате германских вторжений, и церковь обрела институциональную независимость, которая привела к обоюдно направленным отношениям с государством. Западные монархи укрепляли свою власть посредством ритуалов коронации и религиозного помазания в обмен на соблюдение церковных законов. Католическая церковь также была глубоко вовлечена в мирские дела, а сами папы нередко участвовали в военных сражениях.

На Востоке же процветала Византия, но церковь оставалась подчиненной государству, отчасти потому, что она не могла получить столько же богатств, сколько ее католическая сестра. Было принято, что правители в православных странах родились святыми и не нуждались в сакрализации их власти церковью. Уже в четвертом веке византийские монархи, а не церковь, разрешали церковные вопросы и даже издавали законы о ереси и расколе. В течение последних пяти веков существования Византийской империи императорскими указами были смещены со своих престолов около трети всех православных патриархов.

Более того, западное и восточное христианство различаются в вопросах теологии. Западно-христианское богословие уделяло огромное внимание рационализму, что привело к расцвету схоластики и институциональному оформлению положения богословия в университетах высокого средневековья. На заре своего существования западно-христианское богословие было связано с работами святого Августина, который учил, что существование Бога может быть доказано путем изучения природы и логическим исследованием. Римское право оказало сильное влияние на писателей западной церкви, а философия сыграла важную роль в богословских рассуждениях. Реформация и контрреформация также были исключительно западным явлением: с приходом протестантизма в XVI веке монашество было отвергнуто, и верующих побуждали выражать свою веру посредством рациональной и светской деятельности. В результате протестантизм привел к религиозному индивидуализму, инновациям и тенденции ставить под сомнение авторитеты. Секуляризация этих религиозных установок была необходима для общей эволюции общества в Западной Европе, а также для прорывов, связанных с индустриальной эволюцией.

В православии рациональная перспектива была интерпретирована иначе. Православная цивилизация, если сравнивать её с Западом, унаследовала гораздо меньше от классической античности. Во-первых, православие уделяет меньше внимания закону и разуму. Например, православное учение о Боге и православное богословие в целом никогда не развивались в западном рациональном смысле, но были тесно связаны с мистическими, эмпирическими и аскетическими явлениями. Восточное христианство также более эмоционально, чувственно, и считается, что Бог находится за пределами разумного понимания. Кроме того, православие уделяет больше внимания традициям и общинным ценностям. Поэтому люди менее склонны принимать решения свободно и критически и подвергать сомнению устоявшиеся авторитеты. В результате слабый акцент на нововведения в православии мог быть причиной отсутствия научной революции западного типа. Православие также уделяет меньше внимания юридическим правам».

Каким же образом эти зафиксированные отличия в отношениях, взглядах и ценностях проявляются в жизни современного человека? Привитый чуть ли не на генетическом уровне коммунитаризм обеспечивает практически бесконечную способность человека жить в условиях серьёзных лишений под флагом некой коллективной цели. Причем такая цель может быть (даже одновременно) вымышленной, надуманной, размытой, недостижимой; элиты, декларирующие эту цель, могут на практике её не разделять и даже не скрывать этого — некритичность мышления, непоставление авторитетов под сомнение и непротивление коллективному мнению обеспечат стабильность такого положения вещей. Индивидуалист-западник согласится жить в условиях персональных лишений ради коллективного блага только при строгом соблюдении следующих условий: лишения не могут длиться продолжительное время, коллективное благо должно в обозримой перспективе конвертироваться в индивидуальное благо, элиты, которые фактически администрируют процессы, связанные с постановкой и достижением цели, сами должны всецело и неподдельно разделять эту цель. Одним из сильнейших, если не роковых, ударов по возможности президента Трампа переизбраться на второй срок было раскрытие финансовой информации о почти нулевом уровне уплачиваемых им лично налогов. Невозможно даже представить, что подобные «мелочи» могли бы хоть как-то навредить рейтингу президента Путина.

Такой же почти генетический анти-легализм определяет и сегодняшнее катастрофическое (но не для большинства россиян — их, похоже, это вовсе не беспокоит) положение России в мировых рейтингах верховенства права в целом, и ту лёгкость, с которой недавно были проведены поправки в Конституцию, в частности.

Сегодня, на рубеже 2020 и 2021 годов, когда генеральный прокурор далекого Мичигана в ответ на претензии президента США запросто делает следующее заявление-напоминание «… о том, что мы — нация закона, и хотя некоторые могут подчиняться желанию отдельного человека, суды этого не сделают» (обнаружение того самого западного легализма), Google Россия в топе поисковых запросов 2020 года фиксирует вопрос «Как освятить кулич дома?»