В последние 10 лет проблема медиа-социума и медиа-культуры обсуждается постоянно. Кто-то понимает под этими терминами массмедиа, кто-то –глобальное интернет-сообщество, а кто-то среду обитания в самом общем смысле. Есть даже институт медиа. Тем не менее, эта проблема так и не переросла в самостоятельную научную дисциплину. Почему — рассказывает Виктор Вахштайн, кандидат социологических наук, заведующий кафедрой теоретической социологии и эпистемологии РАНХиГС при Президенте Российской Федерации, руководитель программы «Социология» факультета социальных наук МВШСЭН.

— Вот вы говорите «медиа», а наука не может ответить на вопрос что это такое. По факту, на сегодняшний день медиалогия — это то, что предлагают различные дисциплины — философия, социология, семиотика в качестве концепции переосмысления медиа. У каждой для этого есть определенные ресурсы. Количество теорий коммуникаций, созданных в XX веке, более 40 и ничего общего между ними нет. Они различаются базовой позицией и исходным представлением об объекте, которым в данном случае является медиа.

Исторически сложилось, что социологическая системная теория закрепила за собой приоритет в осмыслении медиа: этим занимался сначала Толкотт Парсонс, а потом и Никлас Луман. При этом Луман не ставил себе целью создать теорию медиа. Он создает универсальную теорию систем, в которой медиа и коммуникация становятся лишь частными примерами.

С другой стороны к вопросам медиа подошел Маршалл Маклюэн. Его основополагающая работа, «Понимание Медиа: Внешние расширения человека» 1964 года, очень метафорична, построена на ярких логических парадоксах, проста для понимания, но при этом содержит очень интересные наблюдения, которые, впрочем, не превращаются в какую-то универсальную теорию. У него есть метафоры, красивый образ, но нет теоретических границ. То есть, прибегая к грубому обобщению, можно сказать, что Маклюэн — философ эмпирический, а Луман — умозрительный. И в этой полярности и заключается основа различий.

— Но Маклюэн, кажется, ближе всех подошел к созданию какой-то концепции. По крайней мере, он пытается выстроить какие-то рабочие модели и сформировать систему понятий.

— Отличие маклюеновской «теории» от остальных заключается в том, что за ней нет никакой теории. Он не говорит ни на языке этнографии, ни философии, ни, тем более, социологии. Философы, социологи и этнографы не считают его своим. При этом он осмысливает медиа на языке медиа. Собственно, это была очень яркая попытка эмансипации медиа как самостоятельной научной дисциплины, но, к сожалению, ее не случилось в силу того, что «кода» теории медиа как науки так и не сложилось. Хотя, нужно отметить, что до создания концепции «экологии» медиа, Маклюэну не хватило буквально одного шага. Если бы состоялся проект Маклюэна по осмыслению медиа как отдельной дисциплины, то сегодня мы бы располагали такой наукой.

— Получается, это был такой науч-поп в сфере, где самой науки еще не появилось.

Да, совершенно верно. Маклюэн стал своего рода «супер-звездой» философии. В фильме Вуди Аллена «Энни Холл», где главные герои спорят о том, прав ли Маклюэн в своей концепции, в этот момент сам Маклюэн поворачивается и говорит: «Вообще-то, Маклюэн — это я. И — да, я имел в виду именно это». Это настоящая квинтэссенция того, что такое теория Маршалла Маклюэна. Популяризатор собственной теории, он был очень созвучен, например, художнику Энди Уорхоллу, а «Понимание медиа» созвучно уорхолловской «от А к Б и наоборот».

Маклюэну не удается выработать язык теории медиа для понимания медиа. У Лумана другая проблема: у него слишком много теоретического «языка» и слишком дробная теория, слишком универсальная, схватывающая, описывающая огромное количество феноменов, одним из которых оказывается медиа. Через эту теорию он прогоняет различные объекты, такие как семья, медиа, политика и др.

— Если говорить о каких-то имманентных различиях позиций Лумана и Маклюэна, то в первую очередь стоит отметить роль субъекта. У Маклюэна вся коммуникация завязана на субъекте, его «температурная шкала» горячих и холодных медиа определяется только через вовлеченность человека в процесс взаимодействия. Луман же вообще человека из коммуникации исключает.

В теории Лумана коммуникация совершенно не зависит об объекта. Слово «коммуникация» утратило свой смысл в ХХ веке, оно слишком многое описывает и одновременно не описывает ничего. Когда Луман говорит «коммуникация» — он имеет в виду вообще не то, что имеет в виду Маклюэн. У Лумана как раз медиа и коммуникация абсолютно разнопорядковые понятия, для Маклюэна они почти синонимы: средства массовой коммуникации. В этом главное различие между Луманом и Маклюэном. Луман выстраивает свою понятийную сетку очень продуманно, и понятие «коммуникация» у него является фундаментальным, а понятие «медиа» — случайным. А для Маклюэна, поскольку он пишет в жанровом языке, то он понимает под коммуникацией то, что понимает диктор на телевидении: СМИ, телефонные разговоры, живые разговоры и так далее.

— В концепции Маклюэна важнейшее место занимает тезис о том, что средство коммуникации есть сообщение. То есть для него коммуникация — это не только телефонный разговор, но и сам телефон.

— При этом есть один крайне актуальный сегодня нюанс (то, что предлагает Маклюэн вообще очень ярко проявляется сегодня): все средства коммуникации он делит на «горячие» и «холодные» по степени интерактивности, взаимодействия «получателя» сообщения с «отправителем». Те средства, которые совершенно равнодушны и безразличны к реакции получателя, оказываются горячими. Они прекрасно подходят для «разогревания» получателя путем вызова безапелляционного возмущения, раздражения, обиды. К таким средствам относятся газеты (с громкими заголовками, в которых главное — привлечь внимание, пусть даже за счет усугубления или искажения информации), кино (где монтаж вырезает все, что оказывается ненужным и лишним). При этом, Маклюэн идет дальше: любой предмет является медиа, которое можно определить по шкале температуры. И здесь начинается игра афоризмов, за которую Маклюэна так любят читатели и так не любят представители научных дисциплин. Читатель невольно включается в очаровательную логическую игру. Например, стул и кресло — что из этого горячее медиа, а что — холодное? Стул предельно четко выражает свою функцию: на нем нужно сидеть. И не важно, удобно на нем сидеть или нет — это чистая функция и ничего больше. Кресло — это холодное средство. Оно создано не для того, чтобы просто сидеть, а для того, чтобы сидеть комфортно. Таким образом, появляется определенная коммуникация: удобно ли вам сидеть в этом мягком, уютном кресле? Ручка и карандаш. Ручка — горячее, чем карандаш. Потому что карандаш легко стереть. И так далее можно продолжать до бесконечности.

— Этого оказывается недостаточно для создания теории?

— Да. Потому что он не говорит принципиально ничего нового. У Лумана теория строится на том, что медиа, будь они системой, должны бы были кодировать мир на своем уникальном языке, изычение которого должна была бы заниматься наука второго порядка, то есть медиа-медиа. Системы должны быть самореферентны и аутопоэтичны. И поэтому журналистика и медиа в нашем современном понимании не становятся для него системой, потому что медиа пытается говорить обо всем на каком-то упрощенном языке минимального набора общепонятных терминов и определений. В этом он как раз противоположен Маклюэну, потому что у Маклюэна медиа глобально, и это общий язык для вообще всего. Если же медиа действительно становится новым языком, общим знаменателем всех остальных систем, то мы в таком случае должны показать, каким образом медиа может говорить на своем собственном языке, что как раз обещал Маклюэн, и чего он не сделал.