Большинство людей никогда не слышат друг друга

Ernest Miller Hemingway

Берем чистый холст, не торопясь, боясь повредить в руки четыре пытаемся установить для того, чтобы начать с первых правильных, впечатляющих друг друга мазков. Неделя первая, вторая, красок, красок ярких, салатовый, нежно фиолетовый, цвет моря голубого, цвет изумрудного песка у океана, успокаивает, ласкает набор палитры для впечатлений глаз, ушей её-его. Каждый сам выбирает краски, стараемся, привносим обладание пастельных тонов. Так сперва по-детски с размаху, не стесняясь, без оглядки, так искренне, широкой кистью. Следя за наносимою палитрой, теми её-его десятью утонченными кончиками пальцев. Кончиками глаз, подсматривая украдкой, какой рисунок выводит рядом прижавшись. О чем? Как было? А впереди мечты какие? Повествуем, нанося цвета, желая понравиться томностью и затронуть струнки теплые, произвести объятий нежных. Но берешься за свои кисти и раз за разом, чуть разбавляя, начиная, и вновь притормозив позволив вырваться вперед ее-его желаниям.

Картина никогда не проста. Начало зачастую всегда дается на одном дыхании, где есть пространство, и цветовая гамма расслабляясь выдает все новые и новые изыски. Разветвляясь, уводя тропинками по закоулочкам, к набережным с закатом с шепотом, шепотом на ушко, поцелуями кончиками губ, к погружениям в разгульные… под шатер из звезд. Где льются песни из бокалов, где ноги сами, сами выводят узоры. Блуждаем восхищаемся, смеемся, творениями прошлого, происходящего и цветами ее- его, чудесно. Обходим, уводим в сторону от когтистых серых лап сов-дверей забытый, нежелательных сейчас, отвлекаем от черных туч скопившихся по соседству, на холсте в сантиметре от…

Лавандовые первые звоночки. «А что за этой дверью? Хочу, хочу, хочу…» А в ответ:«Но мы ведь не успели осмотреть желто солнечные краски!» Наносим, наносим, наносим, лишь бы отвлечь от бордовой пожухлых дверей. Неумолимы секунды, щелкают своими стрелками, все меньше и меньше пространства для нежных красок, все чаще , чаще задевают ворсинки кисти краски из темных тюбиков, примешиваются, забываем прополоскать, просушить от… Стараемся из вежливости не замечать, ведь так чудно, весело сейчас , уютно набрав воздуха погрузиться, сказочно тепло…

Великолепно, а ожидания, мечты, рисунки бисквитного будущего… Бирюзовый сон. Любопытство, его не спрятать, художники не исключение, что там за мельком увиденными тусклыми ставнями, за засовами ржавыми, за дверьми с амбарными стражами? Невозможно остановить, каждая ворсинка дрожит от страха и желания, позволь, позволь погрузится и в них…

«Так тут темно, это точно ты?» Но произнесенные слова уже второстепенны, теряясь от ужаса шаг за шагом по внутренним кромешным антрацитовым трущобам, тут лязг станков, тут пахнет бледно- зелено- серым потом, развешены на стенах черно -белые фото поступков прошлого опыта, не самого лучшего. Тут пахнет карминной тяжестью, тут трудятся невидимки, звучит так, словно изнутри, глубоко коричневый стон, разрезает слух фиолетово — черный скрежет. «Что это?» Произнесено без звука. «Что это?» Немые слова.

«Устали, присядем, все просто, тут производство, тут прошлое, тут настоящее закулисье. Страшно? Остановись, доверься, это по прежнему Я. Задумайся. А как у тебя? Чего стоит произвести алую улыбку-искреннюю,разогнать тучи ивово-коричневых мыслей, выковать яркую искорку в зелено- голубых зрачках, разжечь болотным утром лучик золотой энергии, зачерпнуть горсть бриллиантово — оранжево — желтых шуток для улыбки твоей, подарив эмоций цвета весеннего бутона".

Слова, слова, слова и тихая византийская дрожь по телу.

Устал художник, выжато все содержимое тюбиков.