Donate

Немножко о модных болезнях.

Idiot Venerabilis26/06/18 18:563.6K🔥
Генри Пич Робинсон «Угасание». 1858
Генри Пич Робинсон «Угасание». 1858

Девушка с пустым взглядом на фото больна чахоткой — серьезная болезнь, которая сегодня более известна как туберкулез. Примерно в те времена, когда была сделана фотография, эта болезнь была в моде, а некоторые ее проявления эстетизированны.

«Поглядите на бедняжку Байрона! Как интересно он умирает!».

«Фраза поэта, всегда гордившегося своей интересной бледностью, подразумевала, надо полагать, только некоторые симптомы чахотки: прозрачную белизну кожи, легкий лихорадочный румянец, который так трудно воспроизвести при помощи косметических средств, хрупкость исхудавших рук, блестящий, горячий взгляд, слабый голос и припухшие от частого кашля, чуть слишком розовые, чуть слишком влажные губы. Мокрота, потоотделение, гнойный туберкулезный плеврит и другие сопутствующие болезни симптомы исключались из картины «красивой смерти», в свое время сделавшей чахотку не просто модной, а чуть ли не обязательной болезнью для определенного слоя общества; те, кому не повезло ей страдать, часто прилагали немалые усилия для того, чтобы ее имитировать». [1]

Йозеф Одеваере. Лорд Байрон на смертном одре. 1826
Йозеф Одеваере. Лорд Байрон на смертном одре. 1826

Эстетика романтизма располагала к критике общепринятого.

Русскому читателю больше известно произведение Пушкина, которое перекликается со строками Байрона: у Пушкина речь идет о девушке — классический объект красоты и прекрасного. [2]

«Как это объяснить? Мне нравится она, Как, вероятно, вам чахоточная дева Порою нравится…».


Амалия Ризнич. «Чахоточная дева» Пушкина. Рисунок А.С. Пушкина
Амалия Ризнич. «Чахоточная дева» Пушкина. Рисунок А.С. Пушкина

До Пушкина никто не эстетизировал болезнь в русской литературе. Эти строки не так известны, ведь Пушкин здесь весьма маргинален в своем взгляде на красоту.

Болезненная красота воспевалась не только в стихах:

«О да!, моя Леа, ты прекрасна; ты прекраснейшее из всех творений, и я ни на что тебя не променяю — тебя, твои потухшие глаза, твою бледность, твое истерзанное недугом тело; на красоту самих ангелов не променяю тебя!». [3]

Или:

«Полтора месяца спустя к Жаку вернулся былой пыл, — он весь загорелся под нежными взглядами хорошенькой Мари — девушки, болезненная красота которой несколько напоминала красоту бедной Франсины*.»[4]

*Франсина — героиня книги, которая умерла от чахотки.

Дюма-сын писал в то время, что в парижских гостиных туберкулез считался болезнью интеллектуальной элиты. Самые модные дамы не употребляли румян, а на шее носили большие банты. Все хотели быть похожими на Виолетту Валери из «Дамы с камелиями». [5]

Эта антиэстетика получила распространение главным образом в 19-20 веках.

Уродливое в эстетике логично связывается с болезнью, ведь болезнь является нарушением нормы. В каждое время может иметься своя эстетическая норма, но болезнь непременно является тем, что нарушает любой устоявшийся эстетический порядок.

«Обращаясь к мифологии древних цивилизаций, можно выявить закономерность в отождествлении плодородия и красоты: недаром во многих мифологиях богини красоты являются не только богинями любви и брака, но и плодородия». [6]

«Предпочтение сильного и молодого тела, которое может вынести и произвести на свет такое же здоровое и крепкое потомство, вероятно являлось истоком того, что позже станет истоком понятия о красоте. Во всех культурах человечества изначально ценились именно эти качества, которые можно назвать универсальным нативным стандартом: «чувство красоты возникло и развивалось лишь как одна из многих жизненных оценок в эволюции животного мира при перцептивном анализе возникающих предпочтений» [7].

В 19-ом веке в свете возник бунт против натурализма: естественность считалась вульгарной и была свидетельством низкого социального происхождения. Зачем нужны здоровье и сила, если эти свойства обычно связываются с неблагородным физическим трудом, где нет места декоративности и эстетству, которые присущи высшим слоям общества: бледность, манерность, искусственность, утомленность и болезненность — признаки благородного происхождения в то время.

Для придания лицу матовой бледности дамы принимали три раза в день толчёный мел и пили уксусный и лимонный сок, а круги под глазами достигались за счёт специального недосыпания.

В начале 19 века — эпоха ампир, когда в моде естественность и простота, даже косметического эффекта дамы пытались достичь естественными способами: если требовалась бледность — пили уксус, если румянец — ели землянику. На некоторое время из моды выходят даже ювелирные украшения.

Тогда бытовало мнение, что чем красивее женщина, тем меньше она нуждается в украшениях. Белизна и нежность рук во времена ампира так ценились, что многие даже на ночь надевали перчатки.

«Так как часто платья делались в основном из тонкого полупрозрачного муслина, модницы рисковали подхватить простуду в особо холодные дни. Для создания эффектных драпировок, красиво обрисовывающих природные данные, дамы использовали нехитрый приём античных скульпторов — увлажняли одежду, неслучайно, что смертность от пневмонии была в те годы очень высока. Только благодаря египетскому походу Наполеона в моду вошли кашемировые шали, которые широко популяризировала супруга императора — Жозефина». [8]

Франсуа Жерар «Портрет Жозефины, жены Наполеона». 1801
Франсуа Жерар «Портрет Жозефины, жены Наполеона». 1801

Жертвуя своим здоровьем ради моды, женщины того времени сознательно шли на возможные серьезные жертвы. В те времена распространение получил и корсет, который мог изрядно испортить здоровье. Эта ситуация описана Мопассаном в рассказе с предельно говорящим названием «Мать уродов» (1883 г.). В этом произведении, где действие происходит на курорте, описывается прекрасная женщина, за которой бегают множество поклонников, однако за дамой следует и ее служанка-нянька, что следит за ее детьми, которые в свою очередь были все по какой-то причине уродливы: искривлены, горбаты и косы. Увидев этих детей, один из персонажей рассказа, — врач, восклицает: «Таковы результаты ее стараний сохранить тонкую талию до последнего дня беременности. Эти уродства созданы корсетом. Она прекрасно знает, что рискует жизнью в такой игре. Но ей все нипочем, Лишь бы остаться красивой и любимой». [9]

Именно корсет, по мнению некоторых врачей, приводил к заболеванию туберкулезом: «Чахотка встречается у женщин гораздо чаще, чем у мужчин, так как корсет сжимает грудную клетку, и вентиляция легких уменьшается». [10]

Заболеванию легких также способствовали декольтированные платья, которые открывали грудь: «между тем именно легочные верхушки, предрасположенные к заболеванию чахоткой, следовало особенно тщательно беречь от холода и сквозного ветра» [11].

«Например, чтобы придать мрачный вид, а с тем «ложный и роковой блеск», светские модницы расширяли себе зрачки с помощью белладонны и часто имели при себе «запас опиума и одеколона»[12]

В конце концов прекрасное имеет свойство адаптироваться к действительности: если вокруг уродство, то среди уродства что-то будет считаться прекрасным. Хороший пример — косметические мушки на лице, которые приобрели популярность в 18-ом веке в Европе.

Известно, что в те времена вспышки оспы были повсеместны, а эти своеобразные украшения изначально были ничем иным как маскировкой, которая должна была скрывать шрамы и рубцы, оставленные после перенесенной оспы.

В 18-ом веке так называемые «mouche»* стали настолько модным явлением, что стали обязательной частью макияжа, а салоны красоты предлагали их в разнообразных формах и из самых разных материалов: мушка в форме сердца из бархата, мушка в форме звезды из шелка и др.

*фр. муха

Болезненная красота, которая описывалась авторами 19-го века, очень похожа на образ, который станет популярным в самом конце 20-го века и получит название «героиновый шик», когда образ болезненной модели проник в мир большой моды и стал своего рода эталоном красоты.

Список литературы.

[1] Линор Горалик. «Недуг» как составляющая актуального образа. Теория моды. № 21 (осень 2011)

[2] Гиппий Большой //Платон. Соч. в 3-х т., Т.1, М., 1972.)

[3] Жюль-Амеде Барбе д’Оревильи. Леа, 1832.

[4] Мюрже А., Гунст Е.А. Сцены из жизни богемы. — Гос. изд-во худож. лит-ры, 1963. С. 241.

[5] Нагорнова Е.Е. Женская красота в зеркале времен //Аналитика культурологии. — 2015. — №. 2 (32).

[6]Саввина О.В. Стандарты женской красоты: естественное и культурное //Человек и культура. — 2017. — №. 1. — С. 24-34.

[7] Липов А.Н. Биологические истоки красоты. // Эстетика. Вчера. Сегодня, Всегда. М., 2008. №3. C.209.

[8]Виляева С.И. Историческое развитие Понтия «Человеческая телесность» //Аналитика культурологии. — 2014. — №. 28. С. 8.

[9] Ги де Мопассан. Собрание сочинений в 10 тт. Том 5. МП «Аурика», 1994 Перевод Е. Брук

[10] Чернышева И. В., Черемушникова И. К., Петрова И.А. Исторические источники XIX века о женском здоровье и моде //Известия Волгоградского государственного педагогического университета. — 2017. — №. 6 (119).

[11] Янек О.А. о женском костюме // Медицинская беседа. 1888. No 1. С. 4–11.

[12]. Lynn Linton E. The Girl of the Period. London, 1868. [там же, с. 313].



Author

Sasha Mils
Катя Дементос
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About