Уже с античности проступает проблема эстетики: неразделенность безобразного и прекрасного. Миф о Медузе Горгоне лучше всего передает это противоречие, совмещая в себе две эти противоположности.

Систематический подход к определению и различению прекрасного и уродливого встречается впервые у Сократа, который приходит к релятивистскому выводу: неразличения двух этих понятий (диалог Сократа и Аристиппа). [1]

Платон в диалоге «Горгий» рассматривает безобразного человека как бедного, слабого и болезненного.

Легендарный автор Илиады безоговорочно оправдывает Троянскую войну теми же уважительными причинами, что и софист Горгий в своем вызывающем тексте «Похвала Елене» — то есть неотразимой Красотой Елены, Красотой, искупающей все случившееся. [2]

Из–за Елены происходили ужасающие вещи, но ее красота была искупительна. Тот же принцип работает и с эстетизацией уродства: объект «прекрасного уродства» все же должен быть прекрасен, а «уродство» выполняет функцию отличающей детали.

Чудовища в мифах играют особую роль, а суть их основывается на представлении об уродстве и ужасном, но некоторые из них совмещают в себе два этих опозитных составляющих в одном лице, например — Медуза Горгона.

Первые представления о безобразном находят в античной мифологии, где безобразное выступает в виде исключительно физического феномена, отличительной чертой в изображении которых является отсутствие меры, то есть многорукость, многоногость или отсутсвие тела (Лернейская гидра, Медуза Горгона, Змей фион, Сцилла). [3]

У Медузы Горгоны в части мифа отсутствует тело, на этой неполноценности ее образа также форсируется идея безобразного: неполноценное — ужасно и уродливо. Медуза продолжает фигурировать в мифе, но уже как орудие — остается только функционирующая голова со змеями, которую Персей использует в своих целях.

Такие мифы говорят о том, что безобразное уже с античности ассоциируется с нарушением нормы, и именно нарушение обычного женского образа имеет место быть в случае Медузы.

«Порок живописен, а добродетель так тускла», — пишет В.В. Розанов. [4] Можно было бы переиначить эти слова и сказать, — «Недуг — интересен, красота — тускла».

Слово «интересный» в современности играет особую роль: интересность заменяет глубину. Интересная бледность, интересное безумие, интересная слабость, интересная травма, интересная депрессия, интересная боль. Но что вызывает интерес, не должно являться глубоким. Интерес может и вызвать резкий, громкий звук, яркий свет и т.д. В Горгоне же интерес реципиента вызывают змеи вместо волос.

Когда речь идет о Медузе, то мы представляем разные образы существа, обычно женщины, со змеями на голове. Для большинства людей этот образ знаком с детства, а потому мы не замечаем, что главное свойство образа Медузы Горгоны — «интересность» или необычность, даже гротескность.

Прекрасное всегда необычайно. Я отнюдь не хочу сказать, что необычайность его надумана и хладнокровно предопределена, ибо в этом случае оно казалось бы чудовищем, стоящим вне русла жизни. Я хочу сказать, что в Прекрасном всегда присутствует странность, необычайность, — наивная, невольная, бессознательная, она-то и служит главной приметой Прекрасного. [5]

На примере Горгоны Медузы можно проследить, как постепенно образ чудовища трансформировался в прекрасную деву, пока, наконец, не стал лицом массового бренда, использующего довольно необычную интерпретацию Ронданини, где извивающиеся змеи заменены на вьющиеся локоны, а лицо совсем утратило черты чудовищности, не считая небольших рогов или крыльев — иногда Медуза Горгона изображалась с небольшими крыльями на голове.

История использования изображения горгоны на одежде — основной формой выражения моды — идет уже из античности: известно, что Персей отдал голову Медузы Афине, которая носила изображение головы Медузы на своей эгиде или щите, сделав голову Медузы практически декоративным элементом одежды — аксессуаром. Ношение изображения Горгоны в качестве талисмана получило название Горгонейон.

Горгона до сих пор воспринимается химерическим, амбивалентным существом. Возможность обращать человека в камень не просто какой-то изощренный способ убийства: фактически она превращала живых существ в изваяние, что в мифологии называют петрифекацией — окаменение.

Самым почтенным из искусств в античности признавалась скульптура, именно через скульптуру мы познаем мир античных героев, каменные изваяния были призваны преодолевать время, показывая величие предков потомкам. Греки связывали искусство с прекрасным, скульптура же в таком случае — прекраснейшее из искусств, которое доминировало на протяжении всей античности.

Беотийский рапсод говорил не об одной, а о трех Горгонах — две страшные и бессмертные, а одна — красавица и, увы, смертная. (Теогоннии 270). [6] Медуза Горгона, что могла сделать из каждого вечный камень, сама была смертна и увядаема.

В каких-то источниках указывается уродство Горгоны (Эсхил «Прометей прикованный»), в других источниках она предстает прекрасной женщиной (Пиндар, Еврипид), которая имеет лишь своеобразную, уродующую безупречную красоту, «деталь» в виде змей, торчащих из головы. Нигде точно не указывается и то, от чего же человек превращается в камень: от созерцания ужасного или прекрасного, ведь обе эти вещи способны ввергнуть в шок и ступор.

Третий фрагмент Алкмана еще более точно определяет сходство этих трех трудноразличимых сил: «Желание (роthos), которое обессиливает все члены, делает взгляд женщины еще более изнуряющим, нежели Гипнос и Танатос». Этот эротический, гипнотический и «танатичсский» взгляд и есть взгляд Горгоны, повергающий в оцепенение. [7]

Архаические греческие изображения горгониона представляют Медузу бородатой, аномалию в женской Горгоне, но и тут имеется двойственность интерпретации: за бороду можно принять и брызжущую кровь. [8]

Так же некоторые образцы Горгоны Медузы с бородой возможно напоминают о ее доиндоевропейском происхождении и андрогинности, что характерно и для многих других персонажей древних мифов.

Имеем факт того, что Медуза Горгона существо двойственное: прекрасное и ужасное одновременно. Об амбивалентности сущности Горгоны Медузы так же говорит и то, что кровь её из левой стороны тела — убивала, а из правой — использовалась как лекарство Асклепием. Любое лекарство является так же и ядом. Змея же, которая обвавает посох Асклепия, тоже отсылает к Медузе. В другой интерпретации мифа, вдохновившись образом Горгоны — ее двойственностью, Афина создает двойной духовой инструмент — Авлос.

Так же из крови Медузы (или от связи с Посейдоном) был рожден Пегас, который стал покровителем поэтов. Можно сказать, что Медуза крестная мать поэзии. Странно, но поэты не так часто обращались к ее образу, в отличие от художников. Возможно дело в том, что образ прекрасного/ужасного или ее свойство: превращать в камень через взгляд — область визуального.

О красоте Медузы Горгоны пишет Овидий:

"Волосы только одной перемешаны змеями были?

Гость же в ответ: "Раз ты вопросил о достойном рассказа,

Дела причину тебе изложу. Красотою блистая,

795 Многих она женихов завидным была упованьем.

В ней же всего остального стократ прекраснее были

Волосы. Знал я людей, утверждавших, что видели сами.

Но говорят, что ее изнасиловал в храме Минервы

Царь зыбей. И Юпитера дщерь отвернулась, эгидой

800 Скрыв целомудренный лик. Чтоб грех не остался без кары,

В гидр ужасных она волоса обратила Горгоны.

Ныне, чтоб ужасом тем устрашать врагов оробевших,

Ею же созданных змей на груди своей носит богиня". [9]

Иногда Горгона изображена с высунутым языком. Этот выразительный оральный жест используется людьми разного возраста и социального положения до сих пор, выражая самые разные смыслы. В изображениях же Горгоны он имеет две трактовки:

1) высунутый язык, как символ стекающей лавы вулкана: высунутый язык Горгоны выступает как символ ярости, так как лава с древности у многих народов — сущность огня.

2) высунутый язык как признак смерти: мертвецы часто изображаются с высунутым языком, так как высунутый язык — довольно противоестественно для человека. [10]

В поддержку любой из этих версий нет доказательств, так как даже косвенные доводы двойственны в ее отношении: наследие высунутого языка Горгоны сегодня — открытый рот, который выражает либо гнев, либо ужас и боль — зависит от интерпретации художника.

Змеи вместо волос — болезнь, недуг, посланный богиней в наказание за красоту. Но именно эта «деталь» и стала ее визитной карточкой, давшая возможность выделиться на фоне других горгон — ее сестер. Изъян выделяет из общей массы. Змеи Медузы Горгоны часть ее тела, то, что она приобрела в течении жизни и что изменило ее, сделав исключительной. В современных интерпретациях этот атрибут (змеи) фактически является последствием проклятия-болезни, инвалидизирующее женщину, а не выражением сущности Медузы.

Медуза Горгона с лицом английской модели антиэстетичного героинового шика — Кейт Мосс устрашающе смотрит с полотна американского художника Франка Мура. Написанная в 1997 году и названная «the die for (умереть за)», картина воплощала смысл новых ценностей, словно задавая вопрос, как это случилось, что мода стала столь всепоглощающей. Соединяя историю мифа классического и мифа сегодняшнего, картина демонстрировала также и неожиданно сложившийся альянс искусства и моды, который имеет истоки с самой античности. [11]

Список литературы.

[1] Платон. Горгий/платон//собр. Соч.: в 3 т. — М.: Мысль, 1968. — Т. 1. — С. 299

[2] Эко У. История красоты //М.: Слово/Slovo. — 2005.

[3] Кун Н.А. Легенды и мифы Древней Греции / Н.А. Кун. А.А. Нейхардт. — СПб.: Литера,2000. — 608 с.

[4] Розанов В.В. Опавшие листья (Короб II) // Розанов В.В. Уединенное. М., 1990. С. 276.

[5] Шарль Бодлер. О современном понимании прогресса применительно к изобразительному искусству, 1868

[6] Круглов Е. А., Подопригора А.Р. Андрогинная Горгона римской Британии //Новый Гермес. — 2017. — №. 9. — С. 191-202.

[7] Киньяр П. Секс и страх: Эссе: Пер. с фр. — М.: Текст, 2000, с. 51-58.

[8] Judith McKenzie, A.T. Reyes and A. Schmidt-Colinet, “Faces in the rock at Petra and Medain Saleh,” Palestine Exploration Quarterly 130 (1998) 37, 39 with references. Not all decapitation scenes are identifiable as Gilgamesh and Humbaba: in 1928 C. Opfer claimed to find only one (Opfer, “Der Tod des Humbaba,” Altorientalische Forschungen 5

[9] Публий Овидий Назон. Любовные элегии. Метаморфозы. Скорбные элегии [Пер. с лат. С.В. Шервинского]. — М.: Художественная литература, 1983. Режим доступа: OCR Бычков М.Н.

[10] Салеева Д. Куда бежит Горгона? Путеводитель по мифологическим местам Сицилии.

[11] Костриц М. Мода вне подиума //Декоративное искусство стран СНГ. — 2013. — №. 4. — С. 92-96.

Приложение.