Donate

«Праздность теоретического класса»

Евгений Наумов11/08/17 13:072.1K🔥

Эссе-комментарий к двум книгам: «Теория праздного класса» Торстейна Веблена и «Турист: Новая теория праздного класса» Дин Макканелла. В этих книгах проводится социальное изучение форм досуга. В первой книге критикуется аристократический образ жизни, заполненный праздностью и бесполезными занятиями. Во второй — анализируется институт туризма, выявляются его положительные и отрицательные влияния на экономику, социум и культуру.

Планируя знакомство с «Туристом» Дика Макканела, я счел необходимым предварить его книгой «Теория праздного класса» Торстейна Веблена, название которой полностью вошло в подзаголовок первой. За 70 лет, что разделяют два этих исследования, человечество прошло стадию расцвета индустриальной эпохи, пережило социалистическую революцию и вступило в постиндустриальную эпоху и постмодерн. Социальные явления, описанные в книге Веблена, претерпели значительные изменения, но никуда не исчезли. К ним добавились новые формы труда и досуга, новые экономические отношения, новые способы потребления, новые экономические и социальные институты. Обе эти книги могут быть рекомендованы к прочтению для лучшего понимания социального развития человечества в XX веке.

Праздный класс Веблена

Но пляж буржуйкам ласкает подошвы.

Но ветер, песок в ладу с грудастыми.

С улыбкой: — как все в Германии дешево! –

валютчики греют катары и астмы.

(В.В. Маяковский «Молодая гвардия»)

В праздный класс вошли два главных врага пролетария: аристократия и буржуазия. (Я шучу, конечно. Веблен, хотя и был знаком с учением марксизма, социалистом не был. Он вообще не очень верил в пролетарскую революцию и возлагал свои надежды на техническую интеллигенцию, то есть, на инженеров.) Объединение двух этих социальных групп в единый класс проходит по принципу отношения к досугу. Определяющей характеристикой праздного класса, как следует из его наименования, является праздность. Точнее — демонстративное отсутствие общественно-полезной производственной активности. Описывая праздный класс Веблен довольно точно и метко выявляет несколько важных общественных явлений, которые актуальны до сих пор.

Праздность является маркером благосостояния. Человек получает досуг тогда, когда ему не нужно все свое время уделять трудам насущным. Демонстрация финансового благосостояния и праздности идут рука об руку. Но праздность может существовать отдельно от своих знаковых функций и становится, таким образом, самоценным явлением. Веблен говорит о нищих, которые, отказываясь от труда, выбирают сопряженное с праздностью существование на дне общества. Еще одной иллюстрацией к этому тезису становится явление дауншифтинга. Дауншифтер ограничивает рост своего финансового благосостояния, чтобы уделять больше времени досугу. Однако для праздного класса такое положение было бы компромиссом. Истинный праздный класс стремится полностью избежать любой трудовой деятельности, предпочитая ей политическую, финансовую или руководящую.

Вступая в завистническое соревнование, член праздного класса стремится увеличить как свое благосостояние, так и свою праздность. В первом случае им приобретается все больше собственности и создается декорум. Во втором — нанимается штат прислуги, которая, во-первых, отрывается от производственного труда, во-вторых, помогает хозяину содержать и потреблять его собственность, и в-третьих, участвует в создании декорума. Такое состояние называется подставным потреблением и подставной праздностью.

Говоря о декоруме, Веблен вводит понятие расточительности, то есть такого потребления, которое удовлетворяет потребности наиболее нерациональным способом: огромные, излишне декорированные здания, содержание охотничьих собак и лошадей, вычурная и неудобная одежда, использование ценных материалов и продуктов ручного труда. Высшей степенью расточительности является следование моде. Модная одежда неудобна, дорогостояща и требует постоянной замены на другую, более модную.

В понятие декорума входят также бесполезные в бытовом плане знания, демонстрация которых должна подтвердить, что их владелец обладает излишками свободного времени для приобретения навыков хороших светских манер, вкуса к высокому искусству или вину, и изучения мертвых языков и пород лошадей. Даже представления о внешней красоте подчиняются демонстрации праздности. Во времена господства физического труда под открытым небом в канон красоты входила бледность, дородность или изящная хрупкость. Теперь, когда большая часть постиндустриального общества ведет маломобильный образ жизни и работает в закрытых помещениях, загар и спортивное сложение считаются красивыми.

Путешествия стали важной частью декорума аристократии и крупной буржуазии в XIX веке. Туризм высшего класса расцвета империалистической эпохи часто сводился к пансионному проживанию на курорте. Наиболее образованные представители аристократии во время своих путешествий изучали исторические и археологические памятники, проводили антропологические или этнологические исследования, или занимались другой научной деятельностью.

Если финансовое благополучие — понятие масштабируемое, то как быть с необходимостью увеличивать объем праздности? Ведь в сутках всего 24 часа, и, будь ты сколь угодно богат, ты не сможешь продлить свой день хотя бы на минуту. Но, как вы понимаете, здесь также было найдено решение. Подставная праздность служит демонстрации возможностей исключить из процесса трудовой деятельности и содержать других людей.

Богатый господин содержит целый штат прислуги, прислуга, в свою очередь, посвящает свою праздность господину, который ее оплачивает. Возникает иерархия: слуги, которые выполняют домашнюю работу по статусу почти не отличаются от чернорабочих; высший класс прислуги, которая освобождается от домашних работ и выполняет представительские функции; наконец, супруга, которая не только демонстрирует праздность, но и потребляет значительную часть благ за своего мужа. Для демонстрации своего подчиненного положения и освобождения от физического труда высший класс прислуги носит ливреи, а хозяйка — роскошные платья и драгоценные украшения. И лакеи, и хозяйка также обязаны демонстрировать хорошие манеры и служить частью декорума.

Крайне интересна попытка объяснить религиозные традиции и предписания, а также стремление к пышным облачениям, декору и обрядности как демонстративное потребление и подставную праздность, служащую верховному Властелину.

Веблен Торстейн не был бы человеком эпохи модерна, если бы не попытался описать историю человечества, основываясь на понятии Праздного класса. Он выделяет три стадии развития общества: миролюбивую, хищническую и квази-миролюбивую. На первом этапе социального развития все члены общества равны и занимаются производительным трудом. На хищнической стадии происходит разделение социума на тех, кто занимается рутинной работой и тех, кто занимается хищничеством (охотой или войной). Последние находятся в постоянном завистническом соревновании, в котором сравниваются физическая сила и ловкость, хитрость и смекалка. Критерием сравнения при этом выступает количество охотничьей и военной добычи. Необходимость заниматься трудом становится позорным уделом слабых членов общества и рабов. Таким образом во время хищнической фазы человеческой истории выделяется класс военной элиты. Переходя в квази-миролюбивую стадию производственный труд снова становится основным экономическим фактором развития. Аристократия, хотя и лишается своих военных функций, тем не менее, не принимает участия в общественном производстве. Поначалу праздный класс живет на ренту с тех факторов производства, что имеет в собственности и занимается политикой. Далее, он осваивает сферы административного или финансового управления. Так, не включаясь в полезное производство, праздный класс продолжает присваивать результат общественного труда.

«Теория праздного класса» в контексте эпохи

Это первая книга американского экономиста с философским образованием Торстейна Веблена, ставшего основателем институционализма. Написана она в самом конце XIX века, и на ней лежит отпечаток веры в научный и технический прогресс.

Автор пишет «Теорию праздного класса» с позиции экономиста и технократа. Рассматривая области, которые не лежат в прямом ведении экономической науки, такие как искусство, религия, гуманитарные науки, спорт, он оценивает их с позиций экономической целесообразности, о чем периодически напоминает читателю. Все, что не является экономически целесообразным, но продолжает затрачивать общественные ресурсы, объявляется вредным. Критике подобных «вредных» общественных институтов посвящена значительная часть книги.

Говоря о культуре Веблен не перестает упрекать ее в архаичности. Существующая культура была создана праздным классом, и потому она навязывает его ценности обществу в целом. Пожалуй, именно в этом автор видел основную опасность. Не в существовании реального праздного класса, а в том, что интеллигенция и пролетариат, приобретая благосостояние и досуг, включаются в завистнические соревнования и начинают демонстрировать расточительность и праздность. Следовательно, старая культура должна была подвергнуться если не тотальному забвению, то значительной ревизии.

Подобные идеи позже продвигались основателями Пролеткульта — Анатолием Луначарским и Александром Богдановым. Искусство, которое должно было бы служить производству и техническому прогрессу, пытались разработать конструктивисты в России и Баухаус в Германии.

По-видимому, в понимании Веблена, досуг, который, в результате технического прогресса, неминуемо появляется у всех членов общества, должен быть также направлен на общественно-полезные занятия. То есть на такие занятия, которые двигали бы технический прогресс дальше. Но при этом общество или попадает в ловушку дурной бесконечности, или замыкается в равновесном состоянии, которое поддерживается рациональным управлением. Теорию такого управления примерно в это же время разрабатывал Фредерик Уинслоу Тейлор. На практике она была применена на заводах Генри Форда. Эти системы великолепно описаны в романах «Мы» (Е. Замятин) и «О дивный новый мир» (О. Хаксли).

Идеи свержения власти финансистов технической интеллигенцией и перехода к рациональному управлению обществом вновь стали популярны в США после финансового кризиса 2008 года. Можно назвать серию фильмов «Zeitgeist» и фигурирующий в них «Проект Венера» Жака Фреско.

Новый праздный класс?

По прихоти своей скитаться здесь и там,

Дивясь божественным природы красотам,

И пред созданьями искусств и вдохновенья

Трепеща радостно в восторгах умиленья.

Вот счастье! вот права…

(А.С. Пушкин «Из Пиндемонти»)

Во второй половине XX века мировое общество вошло в постиндустриальную эпоху. Начинается постепенное вытеснение физического труда интеллектуальным и творческим. У широких общественных слоев, называемых теперь средним классом, появляются излишки финансов и досуга, а следом за ними — способы их потребления. Человек теперь определяет себя не своей профессией, а своим хобби. Работа, хотя и продолжает занимать значительную часть времени, оттесняется на периферию жизни. А так как самым распространенным хобби в современном мире являются туризм и путешествия, новый праздный класс, согласно Макканеллу — это класс туристов.

Примеры поведения туристов прекрасно демонстрируют изменение стратегий потребления в постиндустриальном обществе. Турист приобретает не физические, а интеллектуальные ценности — не товары, а впечатления, ощущения, воспоминания, сувениры, связанные с посещенными достопримечательностями. Как и для старого праздного класса, для туриста важна не функциональная сторона предмета и опыта, а дополнительные характеристики. Кусок лунного грунта визуально не отличается от обычного гравия; сама «Мона Лиза» (вместо которой может висеть копия) не скажет туристу больше, чем искусствоведческая статья и репродукция; брелок в виде Эйфелевой башней, купленный в Париже ничем не отличается от тысяч таких же, продающихся в любом городе мира (ведь большую часть сувенирной продукции производят в Китае). Однако турист готов платить немалые деньги, чтобы лично увидеть лунный грунт, картину Леонардо и купить копию Эйфелевой башни у подножия оригинала ряди опыта подлинности.

Для того чтобы привлечь туристов целые общества консервируют свой образ жизни и традиционную культуру. Такое положение отчасти напоминает колониальную эпоху, расцвет которой застал Веблен. Государство или город, ориентированное на получение прибыли от туристов, частично или полностью исключает себя из мирового индустриального производства и теряет экономический суверенитет. Примером таких обществ отчасти могут быть Греция, Турция или Египет. Хотя на каждую из этих стран воздействует сложный комплекс политических и экономических факторов, можно с уверенностью сказать (и это подтверждается официальными заявлениями правительств этих государств), что ослабление туристических потоков имеет значительное негативное влияние на их экономику.

Во второй половине XX века возникла ЮНЕСКО, международная организация, охраняющая памятники культуры, пусть даже и в ущерб экономике стран, в которых находятся эти достопримечательности. Прекрасным примером является судьба Абу-Симбел: известный комплекс погребальных храмов Рамзеса II и его жены в Египте. После революции 1952 года власти Египта приступили к проектированию большой плотины на реке Нил, которая должна была бы решить проблемы с ежегодными разрушительными разливами реки и снабжением государства питьевой водой и электричеством. Однако появление огромного водохранилища разрушило бы древние постройки. После вмешательства мирового сообщества и ЮНЕСКО, работы над возведением плотины были приостановлены до завершения операций по перенесению Абу-Симбел и других памятников археологии в безопасное место. (Кстати, значительная часть работ по спасению храмового комплекса была выполнена советскими инженерами.)

Таким образом, и Турист Макканелла и Праздный класс Веблена заинтересованы в сохранении экономического и культурного неравенства.

Проблема подлинности в современном мире

Туристов принято упрекать в том, что они некритично воспринимают получаемую информацию. В том, что в погоне за подлинным опытом путешественники, тем не менее, удовлетворяются искусно (и не очень) поставленным спектаклем. Макканелл считает подобные претензии несправедливыми, и я согласен с этой апологией туризма.

Во-первых, туристы явственно ощущают кризис подлинности в современной постмодернистской культуре. Именно нехватка подлинности толкает их на поиски аутентичных Нью-Йорка, Парижа, Китая, племен центральной Африки или трущоб Сан-Франциско.

Во-вторых, туристы далеко не так глупы, чтобы не распознать спектакль, который разыгрывается перед их носом. Традиционные национальные костюмы на сотрудниках отелей и ресторанов, развитая инфраструктура национальных парков с душевыми и прачечными, искусственно созданные достопримечательности и надуманный фольклор — от всего этого туристы бегут. Они стараются сближаться с местными жителями, открывать для себя новые места, проникать в зоны, не предназначенные для посещения.

Напротив, локальная и мировая туристическая индустрия постоянно адаптируется к подобному поведению. Бутафорская аутентичность переносится в технические помещения. Любого заинтересованного с удовольствием проведут по рабочим цехам, канализационным трубам, катакомбам, которые предварительно вымоют, обезопасят и приспособят для комфортного посещения. В конце концов даже эти помещения обзаведутся достопримечательностями и фольклором.

Туризм, осознанно или нет, вступает критикой общества глобального Спектакля Ги Дебора. На примере поведения туристов мы видим постоянный подрыв практик культуриндустрии, ее ответную реакцию и откат.

Структура достопримечательности

Важной частью работы Макканела является семиотический анализ достопримечательности. Здесь автор выделяет: собственно, достопримечательность и маркер, который так или иначе указывает на нее. Маркером может выступать как табличка, находящаяся в непосредственной близости от достопримечательности, так и многочисленные упоминания в путеводителях, рекламе, СМИ и даже в научных исследованиях, а также сувенирная продукция, фотографии, сделанные туристами на месте, сообщения и отзывы, оставленные на специальных ресурсах или в личных блогах… список можно было бы повторять бесконечно.

Не существует достопримечательности без маркера, и знакомство с нею начинается с изучения изображений и информации. Также и узнавание достопримечательности на месте происходит через соотнесение реального опыта с априорными знаниями. Макканелл приводит примеры мемориальных парков на месте масштабных военных сражений. Извилистые дорожки, газон и зеленые насаждения ничего не скажут посетителю о драматических событиях прошлого, только если он предварительно не выслушает лекцию. Человек может жить в непосредственной близости от достопримечательности, видеть ее каждый день и даже не подозревать об этом.

Здесь мне хотелось бы указать на онтологическую пропасть, отделяющую туриста от аутентичного опыта. Если достопримечательность практически невозможно вполне воспринимать без предварительных знаний, если знания чаще всего предшествуют опыту, то о каком подлинном опыте здесь может идти речь? Наше восприятие по большей части управляется нашим культурным опытом. Вспомните все истории, в которых малограмотный турист высмеивается за то, что его культурного опыта не достаточно для восприятия произведений искусства или природных красот. Общество требует от своих членов, дерзнувших отправиться в путешествие, внушительного багажа знаний.

Туристические карты мира превращаются в сложную систему достопримечательностей и маркеров. Так «Мона Лиза» является маркером Лувра, который входит в систему маркеров Парижа и так далее. Поэтому знакомство с какой-нибудь страной или городом включает в себя знакомство с достопримечательностями-маркерами. При посещении столицы Франции, чтобы пробрести опыт знакомства с аутентичным Парижем, необходимо посетить улицы Монмартр и Монпарнас, собор Нотр-Дам и Эйфелеву башню, попробовать блюда местной кухни, спуститься в катакомбы, выполнить несколько сотен других условий и, наконец, зайти в Лувр и взглянуть на «Мону Лизу».

Зачастую местные жители имеют довольно ограниченные знания о месте, где они прожили несколько десятков лет, и не заинтересованы в посещении всех возможных достопримечательностей-маркеров. Забавно, что подлинность опыта автохтонов при этом не ставится под сомнение. Более того, если турист узнает о какой-то местной традиции, не нашедшей пока отражения в путеводителе, он непременно захочет причаститься к ней для получения аутентичного опыта.

Несколько заключительных слов

Спустя сто с лишним лет мы можем сказать, что Веблен был прав в своих опасениях. В итоге мы все стали праздным классом. Мы обладаем колоссальными запасами досуга, который предпочитаем тратить на что-либо вполне непрактичное. Культура, созданная историческим праздным классом, будучи некритически воспринята современным обществом, заставляет членов последнего продолжать состязания в области расточительства и праздности.

Как праздный класс мы все являемся туристами. Во всяком случае мы обладаем 28-дневным отпуском: временем, которое, как утверждает общество, мы должны провести вне дома.

Туризм — это важная часть современной культуры и экономики. Туристы участвуют в перераспределении финансов между государствами. Туристы противостоят глобальному Спектаклю, разоблачая его и находя в нем бреши. Туристы расширяют свои знания о мире и, тем самым — знания мира о самом себе. Однако Спектакль идет за туристами по пятам, захватывая и коммерциализируя их достижения. Отели «Хилтон», «Макдоналдсы» и «Диснейлэнды» расползаются по всему миру. И вот, через два поколения традиционная культура рождает европейцев.

Я очень хотел написать о людях, которые противостоят культуриндустрии, но «любой бунт — это тоже элемент системы», и борец становится эмиссаром.

Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About