Create post

Священное насилие. Почему травят жертв изнасилований.

Нина М.
Анастасия Акбашева
Тюремная татуировка. 70-е года.

Тюремная татуировка. 70-е года.

Противоречивая и парадоксальная общественная реакция в интернете, сопровождавшая дела об изнасиловании молодых девушек, порождает некоторые размышления. Попробуем разобраться не без помощи Рене Жирара, что это могло бы значить.

Что мы имеем: сомнительные действия сексуального характера, слитые в интернет документальные свидетельства, травля жертв. Массовая травля, сопровождающаяся обвинениями в духе: «сама виновата», «так и надо», делает из жертвы «козла отпущения». В жижаровской трактовке[1], козел отпущения — это произвольно выбранная жертва, на которой концентрируется массовое насилие и которая занимает место виновного, не являясь при этом причастной к делу. Абсолютно очевидно, что невозможно быть виноватым в собственном изнасиловании. Более того, в наших случаях жертвы — это юные девы, обвинять которых в порочности, требующей наказания, по меньшей мере, странно.

То, что травля происходит в интернете, делает ее массовой, а сама жертва становится консолидирующим условием для гонителей. Элемент объединения людей проявляется и в том, что обвиняя кого-то, гонители стремятся дистанцироваться от жертвы, чтобы не «запачкаться в крови». Двойственность нечистоты и священности сопровождает ритуальные жертвоприношения. Наши случаи можно отнести к таким. Жирар видит в жертвоприношении механизм, ограничивающий насилия. При этом, в жертву приносится не имеющий вины объект; ведь, если наказать виновного, то есть отомстить, то отмщение будет продолжаться бесконечно, что приведет к массовому насилию. Секс по своей природе, так или иначе, связан с насилием.[2] Здесь мы воспользуемся правом не согласиться с мсье Жираром. Если и мы готовы привязывать насилие к сексу вообще, то, возможно, лишь в его облегченной πάθοϛ версии.

Так или иначе, насилие, заложенное ли в самом сексе, или существующее вне его, в наших случаях оформляется (ограничивается) жертвоприношением. Хотя жертвоприношение скорее представимо в архаических, чем в современных обществах, но, поскольку сексуальность долгое время была табуированной темой, какие-то архаические следы в этой области без труда можно отыскать. Чтобы ритуал состоялся, нужны участники и/или свидетели. Этот пункт сполна удовлетворяется тем, что:

• В некоторых случаях речь идет о мнимом или реально произошедшем групповом изнасиловании;

• Выкладывание в интернет фото-, видеоматериалов неминуемо влечет появление зрителя;

• Травля, сопровождающая и продолжающая насилие, будучи массовым явлением, становится органической частью ритуала.

Но почему эти «жертвоприношения» происходят в таких формах, и почему их участниками становятся совсем молодые люди? Очевидно, что здесь имеет место жираровское же «миметическое желание»[3], то есть желание, вызванное не внутренней необходимостью или волей, но заимствованное желание у модели для подражания. Подобно тому, как Дон Кихот подражает рыцарю из романов, так молодые люди обоих полов, насмотревшись порно, стремятся воплотить новополученные желания. Благодаря своей доступности и своему разнообразию, порно, будучи элементом массовой культуры, стало верным спутником жизни сегодняшних молодых людей. Впервые увидев его в раннем возрасте и имея к нему постоянный доступ, они вскоре приобретают привычку, формирующую их сексуальность, попутно легитимизируя девиации.

Порнография играет в этих историях важную роль. Кроме того, что она выступает как образец для подражания, она являет собой модель ритуала насилия. Пожалуй, будет излишним описывать известные всем сюжеты таких ритуалов. Любопытно, что в условно демократических и эмансипированных странах порнография больше востребована и, как следствие, более разнообразна и изощрена, в отличие от стран, где отсутствует хотя бы номинативное равноправие полов. Значит, «традиционные» страны не нуждаются в порно, потому, что они не нуждаются в модели, заменяющей насилие против женщины, которое успешно можно осуществлять и в реальной жизни. Таким образом, порнографию можно назвать реакцией на эмансипацию, рудиментом насилия над женщиной.

Миметическое желание порождает и обвинения со стороны женщин и девушек, что очень удивительно. Стремясь примкнуть к гонителям и доказывая вину жертвы, они, потенциально могущие оказаться на месте жертвы, пытаются надеть маску палача, сами все же остаются в той или иной степени жертвами. Или же наоборот, осознавая свою потенциальную возможность оказаться на месте жертвы, они стремятся от нее дистанцироваться.

Таким образом, мы получаем все элементы жираровской схемы: миметическое желание — насилие — жертвоприношение — козел отпущения. Вопросы, почему сейчас возникла необходимость в этих жертвоприношениях, и от какого зреющего насилия они должны были огородить общество, остаются открытым. Остается лишь предположить, почему это произросло на российской почве. Вероятно, виной тому возросшая патриархальность и маскулинность общества как попытка «традиционных ценностей» взять реванш после советского проекта по пересмотру устройства семьи и отношения полов.

[1] Жирар Р. Козел отпущения

[2] Жирар. Р. Насилие и священное

[3] Жирар Р. Ложь романтизма и правда романа

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Нина М.
Анастасия Акбашева

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About