Смысл и наглядность: реальность в отражении
Наглядность является формой взаимодействия индивидуума с реальностью. Такой подход связан с ее восприятием как некоего канала, к которому у человека может быть та или иная степень приспособления.
Однако наглядность, подобно языку, имеет магическую функцию, когда миры, ею создаваемые, оказываются у ног зрителя. Последнее характерно для деятельности художника, который представляет в своих работах не исключительно внешний мир и даже не его интерпретацию, но определенную концепцию этого мира и последовательную ее реализацию в пределах Я.
В таком смысле необходимо рассматривать уже не собственно сами «декорации и сцену» — полотно, экран и так далее, которые являются рабочей поверхностью, выстраиваемой художником в его работах, но «закулисьем», сокрытым, но принимающим во всем процессе активную роль. В этом смысле постмодернистская концепция достаточно емка, поскольку включает все и вся в дискурс картины, как продукта культуры.
Однако, чем этот продукт является в наши дни?
Понятно, что современное искусство с его интертекстуальностью, интермедиальностью, интерсимволизмом и прочим уже давно вышло за границы прежних представлений. Подобно персонажу картины, шагнувшему за рамки своего полотна, вышедшего за пределы монитора и так далее, искусство реализуется в различных уровнях феномена интерпретации смысла (в самом широком — аксиологическом и онтологическом прочтениях).
Наиболее любопытным в этом плане представляется генезис произведения искусства в сессии автоинтерпретации конкретного автора. Речь идёт о тех случаях, когда, подобно идее «Человеческой комедии» О. Бальзака, картина реализуется посредством не бытования как продукта культуры в нашей реальности линейно, протяженно (непосредственно воспринимаясь зрителями), но в качестве дифференциации самой себя в своих же границах — дискретно, то есть как элемент целости, когда одна картина становится лишь вариацией общего смысла, идеи, началом пути.
Ранее такое происходило в границах Я автора достаточно нечасто, поскольку продукт культуры реализовался через интермедиальные, интертекстуальные, интерсимволистские и прочие связи. Так, один продукт культуры (картина, спектакль, книга и так далее) тиражировался, становясь целой чередой подобных продуктов. При этом изначально положенный при его создании смысл, видоизменялся, реинтерпретировался, искажался и даже приобретал принципиально иное прочтение.
Рассмотрим упомянутую тенденцию на примере одной работы автора этого текста, элементы которой стали жить своей жизнью, пройдя сквозь зеркало интерпретации в границах его Я.
На данный момент эта работа имеет лишь название — «Ритм сердца» (Довгань А. «Ритм сердца», размер — А4, стиль — зентангл, год создания — 2020), но мне показалось интересным рассмотреть ее элементы, анатомируя их, превращая в «отдельную историю».
Готовыми на сегодня являются только ее отдельные элементы, в частности:
По отдельности они несут совершенно различные интенции, но, тем не менее, являются частями целого. Подобно живой клетке, элементы которой на первый взгляд хаотичны, но образуют единую композицию в целостности своего функционирования, либо механизму, каждая шестеренка которого подлажена под другие, наглядность смысла этой работы совокупна. То есть элементы визуализации ее смысла «стекаются» с разных сторон, обещая, открываясь зрителю, подобно снитчу в Гарри Поттере «лишь под конец».
Однако, оцифровывая их, я столкнулся с тем, что изначальная цветовая гамма на фото или скане кажется достаточно блеклой и невыразительной, а значит необходимо было принимать определенное решение относительно их цифровых аналогов. Продуктивным выходом из ситуации мне показалась «перезагрузка» цветовой палитры элементов, путем переназначения цветов в Photoshop.
В аналоговом, первичном варианте для создания этих элементов мною были использованы гелевые ручки (обычные: черная, синяя, красная и металлик: серебристая, золотая, малахитовая). К сожалению, в цифровом варианте бликов металлик не передать, либо это достаточно сложно, потому мною было принято решение компенсировать блеклость насыщенностью, актуализируя разномастную и пеструю цветовую схему.
С одной стороны, это существенно меняло как восприятие, так и моё ощущение элементов работы, но показалось продуктивным, поскольку стало своеобразным «графическим ремейком», предоставляя возможность по-новому всмотреться в знакомые доселе линии.
Интересный феномен произошел также во время работы: стремление к пестрым и ярким краскам в итоге привело меня к использованию кислотных, эпатажных цветов, наглядно разукрашивая знакомую работу, как человеческое тело в
По сравнению с более «легитимным» и аскетичным:
Подытоживая, хочу сказать, что присутствует новое направление бытования культурного продукта (в этом случае — графического символа, опредмеченного в работе художника), которое состоит в том, что последняя становится объектом бесконечной постмодерной интерпретации. Прежде всего это касается самого автора, нескончаемо переосмысливающего идею его работы.
На втором месте тут стоит зритель, наблюдающий за этим процессом и принимающий в нем участие путем субъективного оценивания вариаций положенного изначально смысла, либо модифицируя его, но уже в границах своего Я.
Таким образом, этот смысл не теряется посредством принятия себя автором либо зрителем, но проявляет всю палитру своей интерпретации, при том продуцируя, подобно ризомной структуре, новые и новые витки своего развития.
