Create post
Ad Marginem

Философ грёзы. О книге Жана-Филлиппа Пьерона и Яна Кебби «Грёзы Гастона Башляра»

Marat Nevlyutov
Illia Yurtsiv
metafrogurt review

Мысль философа Гастона Башляра (1884-1962) удивительно полярна. С одной стороны, он рационалист, философ науки, один из ведущих эпистемологов Франции, удерживающий всю строгость отвлеченного понятийного аппарата над повседневностью, с другой — исследователь пространств воображения, поэтических грёз, прибегающий к древнему языку четырех стихий и феноменологии образов.

Для Башляра эти два типа познания одинаково важны, но взаимно непроницаемы. Его мир полон дополнений, а не противопоставлений: день / ночь, мужское / женское, понятие / образ, социальная включенность / одиночество.

Книга Жана-Филиппа Пьерона и Яна Кебби «Грёзы Гастона Башляра», вышедшая в издательстве Ad Marginem в серии «Платон и К°», — это попытка выстроить внутреннюю траекторию движения от жизни — через науку — к апологии «права на грёзы», открывающего доступ к внутреннему.

Герой книги зачарован стихией огня. От разжигания костра с друзьями в Бар-сюр-Об, родном городе Башляра («об огне много фантазировали, прежде чем его приручить») до пожарищ Первой мировой, когда наткнувшись после артиллерийского обстрела в траншее на маленькую печурку, он погружается в грёзы о возлюбленной («…этот очаг — альков, где сконцентрирована вся хитроумная алхимия, он представлял собой образ человеческой любви в самом сердце материи»).

Рассказывая ученикам об огне в терминах естественных наук (Башляр действительно преподавал физику и химию в колледжах Бар-сюр-Обра и Дижона, а первая его научная работа была посвящена проблеме теплопередачи) агреже по философии, вернувшись домой, позволяет себе «маленький бунт»: он грезит, глядя на танцующее пламя свечи.

Одинокий язык пламени для Башляра — «величайший вдохновитель образов», универсальный проводник в мир поэтической грезы, обрушивающий реальное, и оживляющий самые холодные метафоры. Тот, кто созерцает пламя — «поэт в потенции». Но пламя — и знак одиночества, особого продуктивного одиночества грезовидца, в котором восстает индивидуальное и мировое прошлое. Греза — “труд души”, активно длящееся бодрствование, в котором индивидуальный опыт способен подняться до универсального и космического. Греза — не сон, устраняющий cogito, а пробуждение бытия. И идеальный грезовидец для Башляра — ребенок.

Детство — неисчерпаемый источник образов. Пожалуй, ни у кого из философов нет такого количества восторженных страниц, посвященных детству. Ребенок — полноправный обитатель воображаемого мира, ещё не вошедший в зону семейных и социальных конфликтов. Одиночество грезящего ребенка (если это не обида на мир) — органично и естественно, в отличие от одиночества старости, которое всегда сопровождаемого социальной травмой.

Пламя свечи (а ключевая работа Башляра по феноменологии образа так и называется) рождает ощущение нехватки научного, рационального инструментария для описания мира. Враг образов, — именно они выступают препятствием для теоретического, понятийного схватывания мира,– становится философом грезы, «превращает грёзы в философию».

Горящая свеча — помощник философа. Знак одиночества, но и знак избавления от него: созерцая пламя свечи, из оплавленного фоска Башляр лепит фигурки — умершей вскоре после его возвращения с фронта жены, погибших друзей. Он погружается в вереницу воспоминаний, находит убежище в поэтической грёзе с отблесками «первых пожарищ мира».

Алексей Бородкин

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Marat Nevlyutov
Illia Yurtsiv
metafrogurt review

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About