Как под вечер из дома чрез алый пустырь,

Помню, шёл я с немыми глазами

В двадцать лет я паломником брёл в монастырь,

Что в посёлке был Красное Знамя

Лета сутки последние прячет закат

И к нему грязи полна дорога

Движусь, веря во святость надежд и утрат

Возжелая уверовать в Бога

Солнце село, пустырь обратился во лес

В ночь ту строжились тишь, мрак и холод.

Сопот дикого зверя дразнил, словно бес,

Ни за что не умру, я ведь, молод!

Осени часа три, уж весь лес поредел,

Уже видится Красное Знамя.

А венчает десятка халупок предел,

Грозный крест, что облил я слезами.

Вижу цель я дороги своея святой:

Два домишка, один — с куполком.

Пьяным блудником пал пред калиткой ржавой,

Как к отцу, кто уж стал стариком

Луч рассвета, из кельи выходит монах,

И смиренно врата отворяет,

Мой заветный вопрос не рассыплется в прах,

В бездну мук своих взор доверяю.

«Скажи, инок, как держишься ты много лет?

Ведь, в терпенье твоём нет ни трещины.

Как в свободной душе твоей места нет,

Оковам внимания к Женщине?

Не подумай, ты, брат, что о плоти твержу,

Лишь один хочу знать я секрет:

Как дарить мне любовь, кой одной я дышу,

На неё чтобы слышать ответ?»

Юный скитник заправил подрясничек свой,

С полосами тремя во штаны.

Отвечал: «Что мычишь старичок, ты, хмельной?

Як, забыл, что век жил ты немым?