осколки наших разговоров по вотсапу с семидесятипятилетним Анатолием из Северодонецка, живущего сейчас под Киевом. он бежал из родного города в конце мая, когда окна в его квартире повылетали от ударной волны, пока он пил на балконе кофе.

искал убежища в Англии у дочери, в Грузии у брата. не найдя — вернулся в Украину.

— это же как так? 45 лет я там прожил. в школе, где директором работал, фасад побит, бомба попала. девятиэтажки вокруг горелые. меня там полгорода знали, дружно все жили. понимаешь, Алёнушка?

— понимаю, да. а ваши близкие оттуда, друзья — что с ними? как они?

— да что близкие, друзья. разбежались. один вон в городе другом, запамятовал название. остальные — не знаю.

— а если вам в Россию к родственникам придётся уезжать, не будет ли внутренне тяжело в стране этой жить, разрушившей ваш город и убившей столько людей?

— так это ведь сестра моя там, родная сестра, в Курске. всех на уши подняла. говорит, главное — до границы доехать, а там если что заберут. они мне помогают как человеку выжить! как отдельно взятому человеку. там уж не до большой политики, я ведь не к Путину еду, не к фашиствующему государству, я еду выживать.

— война — это ведь смерти. сколько человек уже погибло. ты-ся-чи. ты понимаешь, Алёнушка? ты — ся — чи. и сколько таких, как я, беженцев… и братьями ведь были с Россией! братьями.