Разъяренная свобода. В шесть утра, закинув чемоданы в отель, я со своей новой знакомой, которую узнавала в течение дня перелетов в самолетах и аэропортах, торопимся увидеть море. Солнце уже обливает нас лучами, но нам не страшно, или не важно. Мы много смеемся, в наших телах смешиваются усталость и эйфория. Я это все помню, ее простоту и улыбку, прохладу моря, и обожженную кожу после пролетевших как миг часов под палящим уже безжалостно солнцем. Нам было не страшно.

От переизбытка нового, мы не можем спокойно закрыть глаза и уснуть, но лежим в тени комнаты на кровати от неспособности наших тел на поступки. Возможно, мы разговариваем и пытаемся составить более точные картины друг о друге. Когда эмоции стихают, и наступает голод, мы идем на поиски еды. Спустившись с номера и с небес, наполнив желудки в ближайшей продуктовой лавке, мы начинаем исследовать отель. Дойдя до заднего двора с бассейном, мы останавливаемся и определяем свое место, пожалуй, на большую часть времени прибывания в Лимасоле. В этот день мы сильно обгорим, но времени жалеть об этом не будет.

Вода переливается, брызги, детский смех, запах хлорки — я плыву. Моя знакомая рядом. Рядом два мужчины, лет на 20 старше нас, но никто о действительном возрасте, конечно, не говорит. Разговоры на русском, это то, что сближает там, далеко от родного окружения? Два на два. И ничего не поделать. Я плыву.

Ночью у побережья мы смеемся, кажется, что-то пьем, и точно играем в фанты. Смех и отдых, да и только. Знакомая должна зайти в холодное море, она идет, я будто чувствую своими коленями этот холод воды. Один идет за ней. Второй льет мне в уши что-то про работу на Урале, да и вообще про жизнь. Я плыву.

Мне не было плохо, мне не было страшно, я мало что чувствовала кроме холода в коленях, как мы начали возвращаться в отель, который по стечению обстоятельств был близко к побережью. Номер в теплых тонах, не наш, я лежу на кровати. Мне наливают что-то прозрачное в стакан. Разве я отказалась? Нет. Пламя в горле. Я понимаю, что пора уходить, именно сейчас, нужно идти, хватаю за руку знакомую, открываю дверь. Нас галантно предлагают проводить до номера.

Мы, нас все еще четверо, заходим в наш номер. Первый идет курить со знакомой на балкон. Я стою недалеко у двери, ложиться нельзя, сразу уплыву. Холод, колени. Мои колени, в которые утыкается лицом застрявший в теле тридцати с лишним летнего уральского мужчины мальчик. Если бы была возможность посмотреть на это со стороны прямо сейчас, меня бы сразу вырвало на саму себя и на него, обнимающего мои оголенные ноги. Он что-то мямлит, водит своими пальцами по моей коже, я стою, внутри меня горит, но я не могу управлять своими конечностями, стопор, окаменение. Мне хочется закрыть глаза, посчитать до трех, и чтобы все это закончилось. Он давит, его руки выше, мне должно быть больно, но я не чувствую. Я просто хочу, чтобы все закончилось. Можно было что-то сказать, можно было крикнуть, можно было разбить коленом его нос, но все, чем я могла пошевелить — это были глаза, я могла либо смотреть на все это, либо не смотреть. Я боялась их закрыть. Я молилась на балконную дверь, чтобы она открылась. Этого не происходило. Он оставался внизу, огибал пальцами поверхность моего тела, пока во мне сливались две температуры — горячая жидкость желудка и холод моря в коленях. Я пробовала о чем-то думать, но мысли будто падали вниз, одна за другой, я не успевала их ловить. Все начинало кружиться и пульсировать. Не закрывай глаза, откройте балконную дверь. Я начала чувствовать прикосновения, запах. Меня начинало тошнить. Дверь.