Donate

Очередная неудача или подарок судьбы?

Анастасия Гецович02/06/19 17:521.7K🔥

«Все началось из–за проблем в школе»

Елене Новиковой 20 лет. Несмотря на достаточно юный возраст, девушка уже пережила наркотическую зависимость, две попытки суицида и пребывание в психиатрической лечебнице.

— Что впервые толкнуло тебя на мысль о самоубийстве? Как это произошло?

— Мне было 16. Во-первых, я интересовалась темой суицида с 12 лет, и у меня был чисто праздный интерес — получится или нет, какие это на самом деле ощущения. Во-вторых, у меня были серьезные проблемы с питанием — сумасшедший страх из–за набора веса, казалось, что это не закончится никогда. Также была депрессия: все началось из–за проблем в школе — не ладила с классной руководительницей, потом проблемы в семье, подростковые комплексы и селфхарм. Я весьма удачно резала себя ради выплеска негативных эмоций. Мысль, что за миг боли все может закончиться, казалась вполне нормальной. За месяц я купила в аптеках города пять пачек феназепама без рецепта. Вышло 250 таблеток. В то время я жила сама: папа в командировке, мама в другом городе. Никому до меня дела не было, спасти не успели бы — на это и был расчет. Все таблетки запила пивом, и сперва ничего, а потом сознание начало уходить. Вот тогда-то и стало по-настоящему страшно. Ты понимаешь, что можешь больше не проснуться, и становится как-то грустно. Я очнулась через 3-4 дня, долго не могла прийти в себя и даже узнать собственный потолок. Первая мысль, которая проскочила в голове, — «жаль».

— За все это время ни у кого даже вопрос не возник, почему ты не выходишь на связь?

— В школе все думали, что я на больничном. Друзей, которые могли заявиться без предупреждения, у меня никогда не было. Родители в разводе, ездили по своим делам, им не до меня было, а бабушка с дедушкой в деревне за 400 километров от дома.

— Что ты чувствовала, кроме сожаления, когда пришла в себя?

— Около недели я ходила в полуобморочном состоянии овоща: ни эмоций, ни чувств, ни аппетита — ничего.

Чужой героиновый приход

— Поэтому ты начала употреблять наркотики? Чтобы хоть что-то почувствовать?

— На спиды я подсела через два года. Это был все тот же праздный интерес и все то же желание умереть. Я по ориентации «би», тогда начала встречаться с девушкой, она и открыла для меня амфетаминосодержащие. Сначала был легкий амфетамин, потом амфетамин сильнее, кристаллы разноцветные, метамфетамин и пару раз пробовала мефедрон. Как-то раз мне пришлось жить в притоне в другом городе и там у меня был самый длинный марафон — шесть дней я не ела, не спала, пила только воду — от метамфетамина дико сушит. Отхода потом недели две были. Там же оказалась свидетелем чужого героинового прихода — моего последнего воспоминания о наркотиках. Это правда ужасно. Героинщик действительно за дозу может убить. Это состояние невообразимой безмятежности и спокойствия, которое просто за гранью человеческого понимания. Поэтому для наркомана убийство — дармовая цена. Больше всего испугали глаза тех людей. В них можно было смело прочитать: «Я смирился, я не слезу». Отчетливое понимание, что мне самой до этого буквально пара шагов, привело в чувство, и я осознала: пока есть шанс, нужно завязывать. И я сбежала.

«Эй, мам, мне нужна твоя любовь»

— Если ты так сильно хотела умереть и решилась на вторую попытку самоубийства, почему ты все–таки бросила наркотики? Как ты пыталась наложить на себя руки во второй раз?

— Я решилась на вторую попытку частично из–за зависимости. Когда ты думаешь о наркотиках 25/8, у тебя крыша едет. Получаешь зарплату, а первая мысль: где достать дозу. Плюс я не могла есть — от кружочка огурца у меня начиналось компульсивное переедание. Также депрессия обострилась из–за разбитых отношений. Ко второму разу жизнь меня ничему не научила, и я опять купила около 200 таблеток феназепама и два литра вермута. А как вишенка на воображаемом торте — я пошла к железнодорожным путям. В тот день я четко понимала, что скорее всего домой не вернусь. Феназепам был для спокойствия, алкоголь — для смелости броситься под поезд. Под первый состав я прыгнуть не смогла — сработал инстинкт самосохранения, и я могла контролировать тело, хоть сознание потихоньку уходило. Слабачка… До второго поезда метр оставался — руку протяни, коснешься вагона. Но я все равно не смогла сделать последний шаг. После второго прошедшего поезда меня вывернуло прямо там. Вместе с вермутом вышло около половины нерастворившихся таблеток. Как я вернулась домой, не помню. Самое хреновое было, когда мать спрашивает, как дела, а ты всего-то час назад был готов под поезд сигануть.

— Почему ты не дождалась третьего поезда, если была так серьезно настроена?

— Я понимала, что, если не смогла броситься под предыдущие два, под третий тоже не смогу. Каждая попытка умереть, будто перевернутая чаша терпения. Копится ненависть к себе, обида, злость и страх, а потом что-то щелкает, и ты уже глотаешь вторую сотню таблеток. Загоны же работают, как снежный ком: сначала одно, потом вспоминаешь второе, третье, и прогибаешься под весом проблем. А все это от недостатка любви. Большинство ведь решаются на самоубийство в подростковом возрасте. Это своего рода просьба типа: «Эй, мам, мне нужна твоя любовь».

Долгожданное спокойствие

— Как ты чувствуешь себя сейчас?

— Уже совершенно спокойно. Когда я оклемалась, решила, что это шанс начать жить. Поэтому отправилась на лечение. Только после слов нескольких психотерапевтов я согласилась на госпитализацию. Сначала прошла несколько тестов, потом мне сказали, что я правда больна, и объяснили все. Должны были положить в отделение для буйных, но меня пронесло. Было тяжело из–за бесконечных пилюль, которыми меня пичкали. Состояние после них далеко не «вау». Вышла я оттуда спустя полгода, который прошел одним днем сурка. Увы, дома я продолжала селфхармиться, но сейчас уже более-менее все нормально. Все это похоже на очень длительное испытание, но в конечном итоге все равно дается шанс. Один и очень маленький. Самое главное — не просрать его. Просто не просрать.

Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About