— Глянь нет у этой дороги конца и нет начала, тьма вокруг нас, и тысячи автомобилей жмутся друг другу, эта самая большая пробка, которую только можно себе представить, во время всеобщего забвения, когда даже тот, кто не спал всю историю решил вздремнуть, так и хочется спросить «куда вы все движетесь в этой тёмной пустоте» «почему не спите, что то,

что откололо от вас

вашу вековую усталость

заставив двигаться в порыве наперегонки к миражу своего предназначения»

«почему именно сейчас, здесь в этом поле вы забыли о радости домашнего очага и солнца, зовущего для восхваления покорности рабов.

— Полегше парень… они видимо просто едут кто на море, кто с моря…

— Для них это так, они поэтому и они, я вижу иное, нет поиска, только спешка одних, решивших объехать всех даже не по обочине, а полем во мраке, других вроде живущих, но спящих стоя в ожидании смерти.

— Ну да, это не объяснимо и недоказуемо не для них, не для меня, не для тебя.

К тому ж у этой ночи нет звезд и даже луны, она и в правду слишком последняя, фонари и фары создают очертания этого пути к «вечному городу», достигнуть, который означает вернуться к началу, но не этого же мы желаем?

— К пародии начала, потому эта дорога просто путь во мраке, никуда не ведущий и не откуда не начинающийся, мы движемся, но сколько мы бы не двигались мы не сдвинемся, мы уже не на старте, но и не на финише никогда не будем, у нас под ногами ничего нет, потому мы не можем говорить о времени и пространстве, о мире и о жизни, мы есть мы это понимаем, мы едем и всё, факты просты и очевидны. И всё на этом. Мы можем даже бросить нашу машину и пойти пешком, уйти с дороги, ничего не измениться.

— Выхода нет, всё ничтожно. Как ты говоришь «мы впервые свободны и можем отдохнуть»

— Да, я мы свободны от прошлого, нет нужды перебирать старье заблуждений и отбирать нечто подобное всем, нет нужды провозглашать должное и копить военные трофеи, нет нужды бояться говорить и молчать, мы можем спать впервые как все, но мы не спим, мы не можем всё-таки…

— Почему мы не можем спать?

— Потому что это было не просто так, это не игра и не наша прихоть, великие слова и великие дела, безумная вера в это нечто, это наша суть, и еще кое-что… Воля к бессмертию и «вдыханию» всего, только теперь стали нам понятны. Они не дают нам покоя, мы не можем спать, между нами и смертью не осталось вещей и времени, солнце больше не заполняют пустоты мира и «Я».

— Мы обречены на вечное ожидание и скуку…

— Нет вечного так как нет времени, и скука ныне зовется подлинной достойной жизнью человека.

— Я поняла это странную ночное обаяние, мы любим ночь. Ночь — это когда нет правил и порядка, когда наши сны только сны в нас, мы одни ни от кого не зависим. Всё бывает так как мы хотим, и если день не может стать крепостью для продвижения наших снов в мир, то это самый паршивый жалкий хмурый день, мы должны действовать, мы должны строить этот мир как наш сон, Должны, но теперь нет больше этого дня, мы не верим больше в эти сны, но что сны? Мы проникли в наши сны и увидели в них пустоту, мы проникли до этого в мир и увидели в нём пустоту, мы проникли в жизнь и увидели в ней желания, их мы и взяли как самое, их и подхватили эти многие, они и есть эта жизнь с миром, а мы остались с пустотой снов и мира. Ночь для них стала желанием, для нас сном нашего былого восхождения, мы отправили сны в экран и заняли место бестолкового зрителя.

— Моя жизнь? Пребывание в виде посредника никого не для чего.

Я забыл все, иногда меня беспокоят странные смутные видения, в который я вижу прошлое как было нарисовано, они потеряли свой порядок и скоро превратятся в голове

миф-притчу для первого.

Особо умные современники говорят есть лишь здесь и сейчас. Насколько же они не правы, их существование набор этого без причинного-следственного прошлого, с которым единственное что они могут играть и собирать его как кубики в башенку до тех пор, пока она не развалится и не придавит их всех сразу.

Причины-следствия потеряны и я думаю никогда не восстановятся в первозданном виде, мои догадки лишь догадки,

— Может быть я тебя не так поняла, но…

— Я против слов: философия, религия, наука, искусство. Пора их убрать. Я хочу, чтобы все о них забыли. О религии забыли, остались лишь тени, об искусстве забыли, остались лишь тени, о философии забывают остаются лишь тени, наука еще доживает свой век. Я хочу, чтобы о них забыли,

всех, даже их тени слились с тьмой этой ночи.

Всё человечество обязано забыть обо всём, абсолютная стерильность социального уровня.

Все концепты, и сам концепт, должны исчезнуть.

Мир и жизнь, воля и знание отмечены иным.

Нет назад, нет и стояния на месте.

Мещанский рай — это тупик, это смерть воли и знания, философия — это смерть мира и жизни.

Мы не можем жить в стандартах этого мира. И главное — это происходит само собой, вопрос лишь в тенях.

— Я перебью.

Ты говорил о «первом» и о том, что ты ему передашь, а как же технологии, всё это вокруг, опыт тысячелетий, что с ним, куда мы без него, разве не мы его закладывали?

— Он останется с нами, он всегда был только у нас. Эти в принципе не способны овладеть знанием и понять его целиком. А главное то их стремление, весь прогресс ведёт нас к дню, когда информация будет напрямую закачиваться им в голову, дню, когда мы сможем стать бессмертными. Процессы изменились, никто уже не контролируют их и не сможет, старые методики не применимы, а они сами не способны их создать по-новому. Их жизнь замкнулась на элементарном делании, действии ради действия, больше нет у них даже мифов, их мир чётко прописан абстракцией и даже те, кто не способен к абстракции вынужден следовать этим повинностям глобального человечника.

Их быт будет хуже, чем ближе они к роботам.

Судьба людей в провинции и того хуже, смотри сколько мы проехали мест, что их жизнь, их просто нет, они балласт, их просто нет и не было, им ничего не положено и ничего не надо, раньше были отличными рабами, сегодня всех утиль, зона доживания.

Кто-то же должен быть в этой стороне этого необъятного государства.

Давай посмотрим на этого человека,

он в забит как не когда ранее,

никто не отрицает, что раньше не были 10 кратные молитвы каждый день и воскресный поход в церковь,

нет, но раньше было нечто в некоторых людях, что значило и хранилось…

— Давай вернёмся к теме нашего разговора, об этом в следующий раз. Нужно заправиться и неплохо было бы сходить в туалет пробка по навигатору похоже километров 80. Вот Лукойл ставлю на то, что туалет будет в поле, да и в «элитном состоянии».

Отлично, бензин закончился именно на нас. Теперь мы в самом центре, ждём бензовоза, застряли одним словом часа на 3.

— Я добавлю: время на часах 23:59, более символической неудачи нельзя было предвидеть. Что ж давай ждать, выхода нет.

— Ага, маленький островок во мраке на обочине этой гудящей сонной пробки. Заметь, как странно, все утратили сны, а мы обрели их множество, мы теперь прыгаем из сна в сон и удивляемся как это они, то есть мы в прошлом, могли жить одним сном, не безумие ли это? Их жизнь, состоящая из картинок, не безумие ли это? Как бы я хотела, прям сейчас прочесть мысли всех стоящих в этой пробке и несущихся в поле. О чём они могут думать, чего они ждут, о чём мечтают, как они видят эту пробку? Я понимаю, что их мысли коротки и слабы, в них лишь игра инстинктов и слов-приказов, я хотела бы нарисовать каждого человека его мир, пусть этот мир будет ничтожным, но он будет миром этого момента, куда мы не вписываемся…

— Я был мал, это был старт. Я мечтал проникнуть в суть каждого человека, прожить каждую из возможных жизней, увидеть всё, познать всё. Я сидел и представлял себя на месте другого человека, так я стал мечтателем и почитателем снов. Я был иным, я не мог примерять на себя их мерки, я пробовал признаюсь, мне было мерзко, всегда я чувствовал себя не на своём месте и в конечном счёте опять возвращался в свой мир. Много иллюзорных жизней я пережил. Так я отдалился от общества. Я начал читать, случайно начал читать, меня одели в мантию умника, я за это ненавижу родителей и школу, помню, как отец мне купил энциклопедии и стал посвящать меня в тайны модернового мифа. Лучшее, что могло со мной произойти — минута, когда я перестал их слушать родителей и школу,

— порой в написании строгих в ряд, рождаются дети без символа «ять»…

— Правда, в тихоря, тогда я еще не мог открыто противопоставить себя посредственности.

В то время во мне случилось нечто, некий психологический кризис, мне было 16, тогда я еще мог ощущать видения, и сегодня иногда я еще способен к провидению снов наяву, но уже не так, к сожалению, не так уже.

Я видел себя в прошлом неком мире давно имевшем место. Будто был стык двух времён: наше время — старый дикий архаический мир, и прошлое время — продвинутое население не только в технологическом плане, но и в духовном (я не понимаю смысл этих слов, так мне показалась). Я был на грани детства и взрослой жизни, жил в некой лачужки со своей матерью. И вот пришло время. Мать прогнала меня из дома к мужчинам.

Оказавшись в доме мужчин, я никого не обнаружил…

— Давай выйдем в поле, да, прохладно, но там мы не одни в тесноте.