«А+А», импринт издательства Ad Marginem и ABCdesign, запустил новую серию Big Idea. Одной из первых выпущенных книг стала работа историка и экономиста Джейкоба Филда «Есть ли будущее у капитализма?» — краткое введение в терминологию и проблематику современной политэкономии, разбирающее основные достоинства и недостатки капиталистической модели и рассматривающее возможные альтернативы.

Мы публикуем фрагменты из третьей главы «Кризис капитализма», где рассказывается о проблемах, которые создала неолиберальная экономическая система, и кратко излагаются причины кризиса 2008 года.

Стремясь заработать как можно больше денег и как можно быстрее, банкиры и финансисты подорвали стабильность мировой экономики.

Применительно к новейшей истории капитализма часто повторяется слово «финансиализация». Им обозначают процесс конвертации любых вещей в свободнообращающиеся финансовые активы, в основном в виде ценных бумаг. Некоторые авторы доказывают, что финансиализация не создает настоящих продуктов, а просто пытается делать деньги из денег. В долгосрочном плане она не способствует экономическому росту, а лишь обогащает финансовые институты.

Этот процесс стал одной из главных причин мирового финансового кризиса 2008 года — худшего после краха Нью-Йоркской биржи в 1929 году (см. главу 1). Начало XXI века было временем «кредитного бума»: в условиях низких ставок банки быстро наращивали объемы кредитования. В погоне за прибылью американские банки выдали миллиарды долларов на покупку домов субстандартным заемщикам, зная, что те не смогут вернуть деньги в срок. К 2006 году около 20% ипотечных кредитов в США были субстандартными.

Без ведома заемщиков более 80% этих высокорискованных ипотечных кредитов упаковывались в высоколиквидные активы, или обеспеченные долговые облигации (CDO). CDO — это комбинации рискованных и надежных долговых обязательств. Они настолько сложны (документация многих из них составляет 30 тысяч страниц), что контролировать их невозможно. Рейтинговые агентства считали CDO очень надежными и присваивали им наивысший рейтинг — ААА. По всему миру инвесторы охотно покупали такие облигации, не понимая, сколько высокорискованных займов они содержат. От риска неплатежей инвесторы защищали себя, приобретая кредитные дефолтные свопы (CDS) — страховые компании верили, что им никогда не придется их выплачивать.

Почти все были убеждены в прочности американского рынка жилья и в надежности CDO. Однако чрезмерная вера в недвижимость привела к серьезному дисбалансу в экономике — ВВП на три четверти зависел от недвижимости. Прельстившись низкими процентными ставками, многие американские домовладельцы брали кредиты под залог жилья. Накануне краха общая стоимость таких займов достигала 975 миллиардов долларов (7% ВВП), что еще больше усиливало долговую нагрузку на систему.

Когда стоимость недвижимости в США начала падать и стало ясно, что долги не будут выплачены, финансовая система погрузилась в хаос. В 2009 году у 15 миллионов американских домохозяйств были ипотечные кредиты, превышавшие стоимость самого жилья. Вся система CDO оказалась замком на песке — выяснилось, что они ничего не стоили. Последовала паника, которая привела к банкротству двух крупнейших инвестиционных банков — Bear Stearns и Lehman Brothers.

Финансовый кризис охватил весь мир. В 2008 году произошло рекордное падение стоимости акций — от Нью-Йорка (34%) и Парижа (43%) до Шанхая (65%). По данным МВФ, с 2007 по 2010 год финансовые институты избавились от американских активов на сумму 2,7 триллиона долларов. Кроме того, было подорвано доверие к экономике, а значит, никто не хотел одалживать деньги, чтобы стимулировать рост. По всему миру было уничтожено 240 миллионов рабочих мест. Миллионы людей лишились недвижимости или сбережений (британские вкладчики потеряли из–за кризиса 5 миллиардов фунтов стерлингов). В Японии, США и Великобритании реальные доходы остаются на докризисном уровне. Однако богатым удалось защититься от последствий кризиса.

Для банкиров главной стала прибыль, а не безопасность инвестиций; это привело к тяжелым последствиям.

Подавляющее большинство финансовых институтов сочло события 2008 года «черным лебедем». В действительности кризис стал неизбежным результатом развития финансового сектора. Современные финансовые практики увеличили и вероятность наступления катастрофы, и масштабы ущерба.

Финансовые кризисы — неотъемлемая черта капитализма с самого начала его существования, как показывают тюльпанная лихорадка 1637 года или крах Компании южных морей в 1719–1720 годах. Государствам и банкам стоит об этом помнить.

С 1970 по 2007 год произошло 124 системных банковских кризиса в 101 стране, а 19 стран пережили более одного кризиса. В некоторых случаях такие кризисы стали эндемическими (в Аргентине, например, их было четыре). Так что же произошло в 2008 году? Кризис продемонстрировал безрассудство банковской индустрии. Начавшиеся в 80-е годы ХХ века неолиберальные реформы дерегулировали ее, что позволило банкам использовать всё более рискованные способы для получения прибыли. В США этот процесс носил по-настоящему революционный характер.

До 70-х годов ХХ века банковское дело в США строго регулировалось. Самым важным элементом в этой сфере был акт Гласса—Стиголла 1933 года, разграничивавший деятельность коммерческих и инвестиционных банков. Первые могли работать только со вкладами, вторые занимались исключительно размещением ценных бумаг. Это защищало интересы вкладчиков, поскольку коммерческие банки не могли подвергать риску их деньги, инвестируя их в ценные бумаги. Закон Грэмма—Лича— Блайли 1999 года устранил это ограничение, разрешив банкам разного типа (и страховым посредникам) объединяться в финансовые холдинги. Это привело к валу слияний и поглощений инвестиционных банков коммерческими. Например, в 2000 году произошло слияние Chase Manhattan и JP Morgan, а Morgan Stanley и Goldman Sachs, прежде занимавшиеся инвестициями, стали также выполнять функции коммерческих банков. Никакого надзора над ними не велось.

Для банкиров главной стала прибыль, а не безопасность инвестиций; это привело к тяжелым последствиям.

<…>

После 2008 года большинство правительств не стало наказывать банки и навязывать им радикальные реформы. Банки получили помощь, а их долги были либо списаны, либо выкуплены государством. В рамках Программы по спасению проблемных активов, принятой в 2010 году, США выделили 700 миллиардов долларов на стабилизацию банков. Великобритания направила на скупку акций банков 50 миллиардов фунтов. Banca Monte dei Paschi di Siena, старейший банк в мире, основанный в 1472 году, понес серьезные убытки из–за инвестиций в рискованные финансовые продукты, вследствие чего в 2016 году правительству Италии пришлось потратить более 4 миллиардов евро на его спасение.

Банкиры легко идут на риск, потому что знают, что их спасут, а вероятность серьезного наказания невелика. За действия, которые привели к кризису 2008 года, в тюрьме оказался лишь один банкир: в 2013 году Карим Серагельдин из Credit Suisse был приговорен к 30 месяцам заключения по обвинению в махинациях. Штрафы, которые обычно не облагаются налогами, были наложены на корпорации, а не отдельных банкиров.

<…>

Уроки прошедшего мирового кризиса остались невыученными. Банки и сегодня выдают займы рекордными темпами — за период с 2008 года их объем превысил 60 триллионов долларов. Мировой долг втрое превышает мировой ВВП. Мир до сих пор пытается оправиться от 2008 года, но семена нового кризиса уже посеяны.

Тем временем виновники минувшего кризиса чувствуют себя в полной безопасности — правительства перенесли издержки на плечи общества, прибегнув к мерам бюджетной экономии.

Капитализм не только не принес благосостояние всем, но и усугубил разделение общества на бедных и богатых

Капитализм — конкурентная система, в которой всегда есть победители (богатые) и проигравшие (бедные). Его сторонники утверждают, что в нем возможна вертикальная мобильность и что неравенство заставляет людей работать больше, чтобы разбогатеть.

Неолиберальные реформы, начавшиеся в 80-е годы, привели к росту неравенства в доходах в большинстве стран. Капитализм не только не принес благосостояние всем, но и усугубил разделение общества на бедных и богатых. В 1965 году глава американской корпорации зарабатывал в 24 раза больше промышленного рабочего. Сегодня эта разница достигла 200 раз.

В книге «Капитал в XXI веке», вышедшей в 2013 году, французский экономист Томас Пикетти утверждал, что экономическое неравенство растет и воспрепятствовать этому может лишь принудительное перераспределение доходов государством. Даже в развивающихся странах вроде Индии, Китая и Южной Африки всё больше доходов приходится на долю самых богатых.

Лица, состояние которых превышает 1 миллион долларов, составляют 0,334% населения мира, но на них приходится 33,2% мирового богатства. Финансовое неравенство сегодня сравнимо с уровнем XIX века. В США на долю 0,1% самых богатых приходится столько же имущества, сколько на 90% самых бедных — эту тенденцию можно проследить и в других странах Запада. Разумеется, обладая таким благосостоянием, устоявшиеся элиты легко пережили кризис 2008 года. Плодов экономического роста оказалась лишена прежде всего молодежь — впервые в истории она, возможно, не достигнет уровня благосостояния своих родителей.

В последние годы в Европе резко выросла безработица среди молодежи. Экономическая интеграция не смогла решить эту проблему, поскольку страны, входящие в зону евро, не могут девальвировать свои валюты для наращивания экспорта. Как следствие, в 2017 году в Греции и Испании безработица среди молодежи составляла 48% и 40,5% соответственно. Во Франции около четверти лиц моложе 25 лет, ищущих работу, не могут ее найти. Это способствовало росту популярности крайне правых партий вроде Национального фронта, за кандидата которого проголосовали 21,3% избирателей в первом туре президентских выборов 2017 года во Франции и треть избирателей во втором.

Исследование немецких экономистов Маркуса Брюкнера (род. 1983) и Ханса Петера Грюнера (род. 1966) показало, что в странах с высоким уровнем неравенства падение темпов роста ведет к увеличению популярности крайне правых или националистических партий — будущее рисуется людям в мрачных красках, и они ищут радикальных решений.

Богатство не «стекает» беднейшим слоям населения. Напротив, оно сосредоточено в руках наиболее привилегированной прослойки общества

Получая огромные доходы, элита содержит команды юристов и бухгалтеров, которые помогают ей уклоняться от налогообложения. Опираясь на свое богатство, она добивается от правительств выгодных для себя мер вроде снижения налогов для богатых. В 2010 году Верховный суд США постановил, что пожертвования на избирательные кампании являются формой свободы слова и потому охраняются Конституцией (Объединенные граждане против Федеральной избирательной комиссии). Канадская писательница Наоми Кляйн утверждает, что в последние сорок лет корпорации использовали кризисы (вроде вторжения в Ирак в 2003 году), чтобы навязывать обществу меры, выгодные для элиты, и оправдывать расшатывание гражданских свобод и нарушения прав человека. Сокращение налогов и креативная бухгалтерия позволяют богатым больше зарабатывать и накапливать.

Это богатство не «стекает» беднейшим слоям населения, чьи зарплаты не могут сравниться с теми средствами, которыми распоряжаются богачи. Напротив, оно сосредоточено в руках наиболее привилегированной прослойки общества.