Музыка. Она призвана не только выражать душу самого композитора, но и помогать раскрыться самому слушателю. Теме души человека посвящено бесконечно огромное число работ, причем не только в области музыкального искусства. Но зачастую к ней присоединяется еще одна не менее важная тема — судьбы.

В произведениях С.В. Рахманинова это непременно находит отклик, причем с характерным для его творчества русским духом. И показать это, я хотел бы, на примере двух опусов (ор.3 и ор. 23), которые с литературной точки зрения подобным романам, повестям, а также вкратце высказать свои впечатления, те образы и картины, которые порождаются в процессе прослушивания всех композиций, составляющих тот или иной опус.

Пожалуй, я начну с характеристики 3 опуса, который состоит из пяти пьес-фантазий для фортепиано.

«Элегия». Это бесконечное сочетание грусти, скорби, душевной боли и, как ни странно, нежности. Начинаясь в нижнем регистре, характер пьесы представляется мрачным, грустным, но со второй половины третьего такта, начинаясь с медианты, уже приобретает тот самый задумчивый характер, который так свойственен элегии. Отчетливо прослеживаются также кульминационные моменты, которые проявляются благодаря сильным акцентам и усилению динамики до фортиссимо посредством крещендо. В целом же эта элегия рождает у меня следующие образы и ощущения: представляется человек, сидящий в одинокой комнате с горящей свечой, который скорбит о чем-то, а вернее о ком-то. Он доведен до крайности от потери любимого человека. Смысл жизни, казалось бы, утрачен. И он невольно вспоминает все то, что связывало его с тем человеком, как приятное, так и не очень, ведь порой воспоминания лучшее лекарство. Но, как бы долго это не длилось, он вынужден взглянуть правде в глаза, и его вновь окутывает та же печаль и тоска — об этом свидетельствует возвращение главной темы элегии, звучащей с ее первых тактов. Как говорилось в одном фильме: «Боль иногда уходит, но мысли то остаются…» И снова тот же мотив, звучащий все также тихо и одиноко. Но вот, наконец, почти в самом конце слышатся акцентированные ноты, сопровождающиеся выраженным крещендо, что представляется мне как безудержный сильный плач — истинное состояние души, а последняя нота си бемоль — доминанта, звучащая дважды и словно разрешающаяся пустоту — как две слезы, скатившиеся по щеке и гулко упавшие на поверхность стола.

В «Прелюдии» отчасти снова возвращается тема одиночества, однако в ней уже отчетливо звучит именно мотив судьбы, имеющий роковой характер и возвращающийся вновь и вновь с новой силой, показывая свою значимость. Это наводит на мысли, что, как говорится, от судьбы не убежишь, какой бы она ни была. В конце этот мотив плавно, посредством диминуэндо, переходит в тихие аккорды, чем-то напоминающие колокольный звон, который в творчестве Рахманинова также имеет немаловажное значение.

Наконец начинается «Мелодия». В ней уже появляются светлость, спокойствие, выражающиеся за счет употребления мажорных аккордов, как целиком, так и отдельных их звуков. Герой «Элегии» кажется озадаченным — он в поисках себя, своего нового места в этом мире. Ему остается принять свою судьбу и идти дальше, ибо жизнь вокруг продолжается и, ничто не может ей воспрепятствовать. Все мы — маленькие частицы внутри огромного потока жизни.

«Полишинель» предстает поистине комичным: композитор отчетливо отмечает «секрет полишинеля» со всей его серьезностью, а также смех толпы, сопровождающий все это представление. Это достигается с помощью выраженного ритмического рисунка и скачков мелодии. Что касается героя, то на его лице впервые появляется улыбка (мелодия становится более спокойной и замедляется), все неприятные мысли и чувства отступают, заслоняясь «секретом полишинеля».

А меж тем уже наступил вечер — время «Серенады». На небе появляются первые звезды, зажигаются фонари, толпа быстро расходится. К герою снова возвращаются старые мысли, но уже в новом, приятном свете. Он думает только о тех хороших вещах, которые произошли между ним и дорогим ему человеком, которого он потерял. И, вспомнив мелодию старой песни, насвистывая ее, уходит в направлении новой жизни.

В целом 3 опус характеризует конкретно душу человека, ее различные состояния и, конечно же, саму судьбу, как сложное, и не всегда понятное нам явление. Наверняка, все эти пять пьес-фантазий послужили бы основой хорошего романа, это своего рода «либретто», но, наоборот, для писателя, подобно тому, как композиторы используют литературные произведения, сочиняя на их основе музыку. Помимо этого, стоит отметить также стиль написания, проявляющийся специфической фортепианной фактурой, так характерной для Рахманинова.

23 опус отчасти похож на 3, но он приобретает более масштабный характер. Здесь речь идет скорее о душе народа, духе в котором он живет, нежели о душе конкретного человека. И, в целом, все десять прелюдий можно объединить девизом: «Невозможно увидеть новые берега, не отплыв от старых». Судьба здесь предстает в более широком смысле, чем в 3 опусе — это судьба народа. С другой же стороны это можно рассмотреть как жизненный путь отдельного человека, который является хозяином собственной судьбы. Таким образом, героем здесь может быть как отдельный человек, так и целый народ.

В первых четырех прелюдиях прослеживаются следующие состояния и перемены: начинаясь спокойно, главным образом за счет использования тонических звуков, мелодия переходит в легкое возбуждение с нотами безмятежности — герой словно устал от старой однообразной жизни и принимает решение изменить ее (прелюдия №1). В его голове появляются светлые, полные надежд и воодушевления мысли. Он ощущает прилив сил и воли. И это решение окончательно (прелюдия №2). Четвертая прелюдия имеет ностальгически-прощальный характер. Это проявляется в спокойном и тихом движении мелодии и, главным образом, в ее остинатности. Здесь герой не без грусти прощается со старым миром и, захлопнув дверь за своим прошлым, идет навстречу своему будущему, навстречу своей судьбе. Что же касается не упомянутой ранее третьей прелюдии, то в ней наблюдается своего рода переход между второй и четвертой прелюдиями: в ней продолжается еще тема светлых мыслей, но они постепенно приобретают ностальгический характер, появляется чувство грусти от того, что придется покинуть родные места. Но все–таки эта тема более выражена в четвертой прелюдии.

Прелюдию №5 мне хочется выделить отдельно. Это своего рода интерлюдия, потому что она является условно переходом между старым и новым миром. Всякий раз, прослушивая ее, в моем воображении рождается образ парусного корабля, который гордо рассекает просторы океана под натиском попутного ветра. И команда его полна надежд встретить долгожданную Землю. Это чувство, наверное, возникает из–за характерного для марша ритмического рисунка. Ритм здесь, словно, определяет фактуру. Но вот наступает ночь (мелодия замедляется, движется септаккордами и несколько тихо). Море удивительно спокойно. Корабль на его фоне выглядит одиноко. Единственный свет — лунный. Но вслед за ночью наступает рассвет (появляется начальная тема, но в медленном темпе) и первые лучи солнца уже показываются в самой дали. И тут наступает кульминация — кто-то замечает далеко, у самого горизонта нечто похожее на Землю. Ура! На палубе ажиотаж! И крики радости возносятся в воздух! Бьет колокол, поднимаются паруса (здесь снова возвращается ритм марша, но уже с новой силой). И вот, наконец, доплыв, люди спускают шлюпки и начинают осваивать новую Землю, которая станет их новым домом. Ура! Цель достигнута! Хоть эта прелюдия и написана в соль миноре, тем не менее, она имеет некий мажорный характер, воодушевляющий, подающий надежду, который находит отражение в главной теме произведения — в мотиве судьбы.

Остальные пять прелюдий можно охарактеризовать следующим образом. Герой, достигнув нового мира, очаровывается его красотой и притягательностью, все в нем ему кажется совершенным (прелюдия №6). Но бывают здесь, как и везде, не столь приятные моменты — в таком виде предстает седьмая прелюдия, которая ассоциируется с бурей и громом. Но все рано или поздно утихает и возвращается к прежней жизни, с ее прежним темпом и заботами (прелюдия №8). И снова кажется все немного однообразным, периодическим (прелюдия №9). Но в десятой прелюдии предстает иная картина: герой, наконец, счастлив, правда он уже старик. Сидя на скамье, ему приятно смотреть на оранжевый закат. Его душа полна спокойствия, безмятежности и, кажется, что ему уже больше ничего не нужно. А солнце мало по малу исчезает, чтобы вернуться на рассвете и с новой силой осветить этот дивный мир своим светом, дарящим всему жизнь.

Подводя итоги, хочу сказать, что Рахманинов, с характерной ему фактурой, ярко выражает как душу отдельного человека, так и целого народа и характерный для них дух. И, определяя судьбу в бесконечном числе мотивов, показывает, что порой даже минорные мотивы оказываются приятнее, нежели мажорные. Ибо судьба многолика и постоянно преподносит сюрпризы. Но хозяевами ее являемся мы.

В заключение хочу отметить слова, сказанные самим С.В. Рахманиновым и относящиеся как к моей трактовке произведений вышеуказанных опусов, так и любой трактовке в принципе: «У композитора имеются свои идеи, которые он вкладывает в произведение, но я не думаю, что он должен их раскрывать, всякий слушатель должен находить в музыке свое собственное». И я нашел. А Вы?