И было, после сих происшествий Бог искушал Авраама и сказал ему: Авраам! Он сказал: вот я. Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе. Авраам встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из отроков своих и Исаака, сына своего; наколол дров для всесожжения, и встав пошел на место, о котором сказал ему Бог. На третий день Авраам возвел очи свои, и увидел то место издалека. И сказал Авраам отрокам своим: останьтесь вы здесь с ослом, а я и сын пойдем туда и поклонимся, и возвратимся к вам. И взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего; взял в руки огонь и нож, и пошли оба вместе. И начал Исаак говорить Аврааму, отцу своему, и сказал: отец мой! Он отвечал: вот я, сын мой. Он сказал: вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения? Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой. И шли далее оба вместе.

И пришли на место, о котором сказал ему Бог; и устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров. И простер Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего. Но Ангел Господень воззвал к нему с неба и сказал: Авраам! Авраам! Он сказал: вот я. Ангел сказал: не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня.

В рамках данного эссе я предпринимаем попытку сравнить взгляды двух философов. Конечно, Жирар и Кьеркегор отделены друг от другами временем, их интересы вряд ли можно назвать совпадающими. Но есть, на мой взгляд, общий момент в наследии одного и другого — взгляд на жертвоприношение Исаака.

Рене Жирар известен широкой публике прежде всего как антрополог, предложивший для объяснения социокультурных процессов феномен жертвоприношения. Функция жертвоприношения, согласно Жирару, в том, чтобы успокоить внутреннее насилие, не дать разразиться конфликтам. Само жертвоприношение представляет из себя весьма сложный феномен, объяснение которого двояко. Есть теологическое объяснения жертвоприношения, которое дают Юбер и Мосс: жертвоприношение это форма коммуникации с божеством. Такое объяснение оставляет жертвоприношение полностью в плену воображаемого, не дает более пристально его разглядеть, выявив новые его смыслы. Жирар, с точки зрения постхристианского мыслителя, предлагает выудить жертвоприношение из омута теологии. Он утверждает, что жертвоприношение — предприятие, являющееся способом дать выход насилию, которое неизбежно возникает в обществе.

Невольно возникает некое сравнение антропологии Жирара с антропологией Гоббса. Автор «Левиафана» весьма цинично утверждает, что человек, по природе своей, волк; естественное состояние человеческого общества — война всех против всех. Жирар не говорит о таком естественном состоянии для своей антропологии, так как не ищет этнографических подтверждений существования обществ без жертвоприношения, но, безусловно, если подключить фантазию, то можно представить себе такое общество. Это общество, где насилие находит проявления во всех сферах, так как главного способа его сублимации, то есть жертвоприношения, нет. Поэтому, в целях создания более ясного представления о месте жертвоприношения в социальной философии Жирара, я хочу предположить, что, как Государство для Гоббса является единственным способом обуздать кровожадную сущность человека, так для французского мыслителя оным является жертвоприношение.

В определенном смысле концепция Жирара кажется нам тавтологичной: общество, склонное к насилию, осуществляет насилие, которым является жертвоприношение. Таким образом, весьма широкое понятие жертвоприношения оказывается способным охватить весь спектр проявления насилия в обществе, поэтому теория кажется неопровергаемой. В работе «Насилие и священное» автор сам доказывает это наше утверждение, приводя в качестве жертвоприношения самые разные проявления насилия. Впрочем, я не намерен доказывать нерелевантность теории Жирара, а это уточнение делаю, опять же, в целях прояснить смысл жертвоприношения.

На этом я хочу закончить краткое изложение необходимых для нашего исследования сведений о концепции Жирара, устремившись в дальнейшем к датскому философу.

Кьеркегор посвятил произведение «Страх и трепет» Аврааму. Сёрен Кьеркегор, безусловно, отчасти видит жертвоприношение Исаака, как говорит Жирар, теологически. Для Кьеркегора это, в первую очередь, коммуникация Авраама с Богом, и с такой точки зрения он рассматривает весь акт жертвоприношения. Бог занимает для Кьеркегора весьма важное место в этом процессе, но не главное. Безусловно, главным действующим лицом является Авраам. Для датчанина очень интересным кажется момент веры Авраама, которую он называет абсурдной: Он верил силой абсурда; ибо, по всем человеческим расчетам, речь не могла идти о том — в этом-то и состоял весь абсурд, — чтобы Бог, потребовав от него этого, в следующее мгновение вдруг отказался от своего требования. Понятие абсурдной веры является одним из главных в философии Кьеркегора и имеет для для нас большое значение.

Но даже в этом случае, когда Авраам полностью повинуется Богу, Кьеркегор считает, что патриарх не мог игнорировать посюсторонние, реальные для него в этой жизни последствия жертвоприношения. Как бы то ни было, Авраам идет на убийство сына, что является очень тяжелым преступлением в широком смысле. По крайней мере, так это могут квалифицировать окружающие и он сам. Жирар, конечно, тоже отмечает, что тот, кто приносит жертву, — преступник. Но Кьеркегор гораздо больше слов говорит о внутреннем мире Авраама, то есть того, кто приносит жертву. Он говорит, что принести жертву, значит неизбежно испытать боль. Датчанин утверждает, что жертвоприношение, конечно же, не дается Аврааму легко. Здесь появляется, на мой взгляд, главное отличие Жирара от Кьеркегора. Оно кроется в их антропологических воззрениях. По Жирару, как было сказано выше, человек сам по себе склонен к насилию. Согласно Кьеркегору, наоборот, человек, склонный убивать сам по себе, является преступником, должен быть осужден обществом, состоящим из, соответственно, из людей миролюбивых. И поэтому Авраам сам испытывает огромную боль от того, что ему предначертано сделать. Кьеркегор утверждает, что согласно общей для всех этики, берущей свое начало в философии древних греков, Авраам является убийцей, которого нужно осудить. Оправдание он находит как раз в своей вере, которая делает его его поступок выходящим за рамки этического. Возможно, как раз этого и недостаточно Жирару. Французский философ ясно видит парадокс, заключающийся в том, что жертвоприношения является все же проявлением агрессии, но недостаточно, на мой взгляд, обосновывает искупление для подобного действия. Он говорит о том, что преступник, совершивший жертвоприношение, высвобождает накопившуюся в обществе агрессию, поэтому избавляется от санкций со стороны общества. Такое объяснение годится для палача, который расправляется с преступником, но не для судьи, который выбирает козла отпущения. Действия судьи обусловлены этикой и законом, этот момент кажется нам понятным. Но какая этика и какой закон оправдывают Авраама? Особенно важно, на мой взгляд, каким образом Авраам оправдывает свой поступок для самого себя. На этот вопрос Кьеркегор ответ, как мы увидели, дает, а Рене Жирар, к сожалению, нет.

Рене Жирар мельком в работе «Насилие и священное» упоминает конкретно жертвоприношение Исаака, приводя его как пример перехода от человеческих жертвоприношений к закланию в качестве жертв животных. В монотеизме, таким образом, он обнаруживает предпосылки существенного смягчения нравов, по сравнению с языческой Грецией. Для Кьеркегора является не таким уж и существенным тот момент, что в конечном счете Авраам принес в жертву не своего сына, а агнца. Для датского философа главное, что Авраам был готов, уже занес своей нож над своим сыном. При этом он принимает во внимание все принятие такого решения факторы: Исаак является единственным сыном для Авраама, которого Господь сам послал ему на склоне лет.

Итак, теперь я оглашу выводы, которые можно сделать из всего вышеприведенного сравнения.

Кьеркегор и Жирар, безусловно, по-разному объясняют жертвоприношение. Для датчанина жертвоприношение является таковым, если оно продиктовано либо этической необходимостью, либо верой. Верой, которая, в философии Кьеркегора, принимает характер абсурдной. Для Жирара жертвоприношение является таковым, если выполняет социальную функцию — избавить общество от накопившейся в нем агрессии. Как было показано выше, такое различие, я считаю, кроется в антропологических представлениях философов.