Donate
Редакция «Времена» (АСТ)

Луи-Фердинанд Селин: отрывок из книги «Север»

Издатель: Илья Данишевский (редакция «Времена», АСТ). Перевод с французского Маруси Климовой
Издатель: Илья Данишевский (редакция «Времена», АСТ). Перевод с французского Маруси Климовой

Благонамеренным обывателям очень важно получить свои бакалейные товары по карточкам… их внимание полностью поглощено этим занятием… и вдруг они замечают, что мы здесь и тоже чего-то ждем… паника! komm! komm! они хватают свои авоськи и детишек… komm! komm! только их и видели! Харрас никак не мог найти какую-нибудь чуму или язву, чтобы с их помощью закончить войну, а мы втроем сеяли вокруг себя такой ужас и панику, что просто невероятно… вся эта хижина… наполненная «колониальными товарами»… все эти хозяйки и их сопляки и трех секунд не выдержали, стоило нам появиться… все сразу выскочили наружу… пусто!… вот какова была наша разрушительная сила! если бы Харрас прогулялся с нами по Восточному фронту, война, вероятно, тотчас бы остановилась… все армии, закусившие удила!… исчезли бы в одно мгновение!… как эти хозяйки… ноги в руки, натянули юбки на головы, чтобы никто их не узнал, и бежать…

Конечно, я согласен, на Монмартре было бы гораздо хуже, да те же «бешеные с Би-би-си» набросились бы на нас, чтобы разрезать на части, и еще перегрызлись бы за право забрать наши почки… кусочек печенки… унести домой в своих авоськах… о, такое вполне могло произойти!… нисколько не сомневаюсь! неделька-другая… в Цорнхофе… на Монмартре… и у них просто начинаются эпилептические припадки… ведь даже и сегодня, через двадцать лет, я продолжаю получать письма с ужасными угрозами, а ведь тогда все эти личности еще не родились… но я уже привык, еще бы!… кстати, как я заметил, письма с самыми злобными угрозами никогда не подписываются… в то время как на других письмах, от всевозможных поклонников, всегда стоит и имя, и адрес… ох уж эти славные любители автографов!… кстати, как я заметил, письма с самыми злобными угрозами никогда не подписываются… в то время как на других письмах, от всевозможных поклонников, всегда стоит и имя, и адрес… ох уж эти славные любители автографов!… забавно, но вполне возможно, что это именно они совсем недавно предупреждали вас, что придут и разрежут вас на кусочки, просто через неделю у них вдруг меняется почерк, и они внезапно осознают, что вы — настоящий гений… они проникаются этим до такой степени, что просто места себя не находят ни днем ни ночью от одной мысли о том, что эти отвратительные людишки вас все травят и травят… как если бы вы были последним отцеубийцей… построить этот мир было непросто, но еще сложнее устроиться в нем по-человечески… когда я об этом думаю, у меня невольно опускаются руки!… однако там для нас все складывалось не так уж и плохо, мы остались наедине с бакалейщицей!… я говорю Ля Виге…

— Вот подходящий момент!…

Так во всяком случае мне кажется… я достаю свои сто марок и протягиваю ей…

— Дайте хлеба! brot!

Сто марок тщательно сложены… вот!… готово!… она дает мне батон… мы поняли друг друга…

— А мед у вас есть?

Я вижу банки…

— Kunsthonig!… искусственный мед! но по карточкам!

— Наши карточки в Моорсбурге!

Сволочь!… еще сто марок!… ладно, одну банку она нам дает!… но предупреждает…

— Он не вкусный!… настоящий есть у пастора! Ридера!

— Мы его знаем!… он с пчелами!… сейчас его нет дома!

Она тоже в курсе… хозяйки в Цорнхофе, должно быть, не особенно ее балуют… так что мои двести марок пришлись как раз кстати… она сразу же решила, что я богат и не считаю денег… а по поводу пастора она меня просвещает…

— Он охотится за пчелиными роями!… все ульи в Цорнхофе принадлежат ему… женщины боятся пчел… а ему принадлежат церковь и пчелы… однако он бывает дома вечером и по воскресеньям… вечером, после восьми часов!…

Ладно!… будем знать!… я говорю ей про кофе… еще сто марок! так! хоть пригоршню!… но вот этого у нее нет… только жареный овес!… может, вечером будет, после восьми часов?… если я согласен заглянуть?… хлеб тоже… но мне придется постучать в ставни… четыре раза… она мне демонстрирует… чтобы она знала… и еще надо крикнуть: franzose!… она поймет…

Значит, мы ходили не зря… батон… банка меда… уверен, что нас все заметили… тем хуже!… Ля Виге даже не пришлось обольщать даму-бакалейшицу… сто марок прекрасно подействовали… и еще сто!… и все это мои бабки… я получил их не от Папы, не от Адольфа и не от Жуановиси, а заработал их сам, своими мигренями… неужели же я все еще здесь и по-прежнему пытаюсь вас развлечь!… а ведь даже самые стойкие из моих соплеменников вряд ли бы так долго выдержали, давно бы уже откинули копыта от стольких унижений и потоков угроз…

Но тем не менее, отступая, мы все же кое-что унесли… нам не приходилось особенно стесняться!… конечно, мы могли бы унести и больше!… супчику из Tanzhalle, например? может, эсэсовцу тоже надо было предложить сто марок?… а как же, черт возьми!… вероятно, стоило рискнуть… или же пачку «Нэви Кат»? здесь же был шкаф, и у меня был ключ от него… Харрас ведь еще не скоро вернется! кроме того, он все поймет… конечно, он лицемерный мудак, но не лишен рассудительности… а случай-то был исключительный! он же сам сказал мне: пользуйтесь! я бы все ему объяснил… а тем временем мы уже дошли до нашего парка… широкая аллея… перистиль … о, да здесь что-то новое!… там, на западе, появилась еще одна изба… быстро же они ее построили!… я смотрю на часы, на церковь… и впрямь, суперплотники!… там, на западе, появилась еще одна изба… быстро же они ее построили!… я смотрю на часы, на церковь… и впрямь, суперплотники!… когда мы уходили, еще ничего не было!… и что это за здание? надо будет у них уточнить… правда они ни с кем не должны говорить, этот эсэсовец меня предупредил, даже между собой!… и они на нас даже не смотрят… и чего мы тут глазеем по сторонам, ведь у нас уже есть булка и даже банка меда?… быстрее наверх! Лили, наверное, беспокоится… бегом через четыре ступеньки!… кажется, я зря волновался!… но мало ли!… вот и наша массивная дверь… овальная комната… да Лили не одна… у нее гости!… я замечаю небольшой огарок, совсем маленький, в высоком подсвечнике… они раскладывают карты… и сколько их тут? этих женщин?… три… четыре… не считая Лили… постепенно я начинаю различать лица… одна из них говорит… по-французски, немного нараспев… обращаясь ко мне…

— Доктор, я позволила себе! мадам Селин была одна!… я Мария-Тереза фон Лейден… к вашим услугам… из самых лучших побуждений!… сестра того, снизу, вы его знаете! графа Германа фон Лейдена… этого оригинала! и тетка того, что напротив… с фермы! калеки!… ну вот, мы и познакомились!… я уже сказала мадам Селин, я не настолько несносна, как мой племянник напротив и мой брат снизу!… и мало похожа на свою племянницу, эту жуткую Изис! я вовсе не больная и не маньячка, какой меня хотят изобразить все эти люди, которые меня не выносят! а я в этом не сомневаюсь, да и этот жирный Харрас тоже!… он жуткий завистник!… и ужасно злобный! он завидует моему французскому!… да!… вы представляете, доктор!… я ведь воспитывалась в Лозанне! а это что-нибудь да значит!…

Этой барышне, Марии-Терезе, добрых шестьдесят… не меньше… постепенно я рассмотрел ее лучше… глаза привыкли… а другой женщиной оказалась Кретцерша… она тоже не захотела оставлять Лили в одиночестве… женщины ведь всегда найдут повод посплетничать… Кретцерша зашла сюда из–за наших карточек, в Моорсбурге их уже не было, но скоро мы получим другие из Берлина… правда, это может немного затянуться… хорошо, что мы рассчитываем только на себя!… и раздобыли хлеб и фальшивый мед… к счастью, у меня еще кое-что осталось!… ах, вот еще две какие-то женщины в тени… теперь я различаю и их лица… это секретарши из бюро… они тоже пришли насчет карточек… одна из них — наша маленькая горбунья с рыбками… она показывает мне бутылку, полную живых трепещущих уклеек, которых выловил сетью в Шпрее ее отец… он занимается браконьерством… на лодке… они живут в bunker’e, по форме похожем на большую башню, с супертолстыми стенами из армированного цемента… им там принадлежит одна комнатка, которую она получила, потому что потеряла пятерых братьев и двух дядей… двух — на Западном фронте, четверых — в России… этот бункер такой прочный, что может выдержать любые испытания, даже бомбы от него будут отскакивать, как горох, не нанося повреждений… я видел такие на выезде из Берлина, высокие пузатые бетоннады, но их вид вовсе не внушал мне доверия, казалось, что если вы туда зайдете, то больше вас точно никто никогда не увидит… на самом деле, маленькая горбунья с матерью прожили там совсем недолго, они просто не смогли выдержать… под градом снарядов весь этот бетонный замок гремел и качался, почти как корабль в шторм, вот они и не выдержали… они ничего никому не сказали, и им тоже никто ничего не сказал, и там теперь вообще никто не жил, кроме нескольких бандитов, мародеров, пиратов… или же сумасшедших… позже, в тюрьме, я видел не одного такого, а целые дюжины, фрицев, русских, французов, поляков… они мне рассказывали… как помогали обезумевшим от ужаса людям, особенно матерям с детишками, проходить в узкие двери… они предлагали им поднести их чемоданы… и оп! только их и видели, они исчезали в ночи! конечно, можно было попасться «на месте преступления», случались и «проколы», а за подобные проступки полагался расстрел на месте!… но сколькие из них сколотили себе целые состояния, возглавили солидные коммерческие фонды, хладнокровно орудуя тогда с чемоданами? возьму даже на себя смелость утверждать, что те предприимчивые деятели с Холма ныне все стали «командорами» … и это доказывает, что наглость в определенные времена ценится дороже, чем рулетка или баккара… вот почему теперь вам должно быть это понятно, все семьи павших героев, кроме, конечно, прохвостов, которые сами этим промышляли, старались покинуть эти надежные укрытия… к тому же, сотни «летающих крепостей» RAF, пролетая над городом с полуночи до пяти утра, почти не занимались жилыми кварталами! а быстренько сбрасывали все свое барахло на бункеры, так как их легко можно было засечь!… и члены премированных этим жильем семей, все же отважившиеся там остаться, в результате выходили оттуда без глаз и ушей, с капающими из носа мозгами и умудренные жизненным опытом… в итоге, они предпочитали жить, где придется, на улице, в метро, но только не в бункере!… этот тип настаивает, чтобы я написал о каком-то там Апокалипсисе!… пожалуйста!… именно его переживали на собственной шкуре где-то между полуночью и пятью часами утра все эти премированные семьи, можете у них о нем порасспросить… но как бы там ни было, а эта маленькая горбунья позаботилась о Бебере, и ее отец, отчаянный рыбак, тоже!… там были не только уклейки, но и плотва, и пескари… и стоило Беберу только увидеть, как она входит со своей бутылкой!… а те, кто хоть немного знаком с повадками котов, знают, что они не особо общительны, всегда держатся настороже, и тем более удивительно было наблюдать, как Бебер полюбил эту горбунью… и мне кажется, не только из корыстных побуждений, просто она о нем заботилась, и он это понимал… я замечаю еще одно лицо… профиль… это девочка… очень бледная… очень тонкий профиль, красивый… лет двенадцать… неужели это Силли, дочь Изис фон Лейден?

— Моя племянница! она принесла вам молока!…

Теперь мне все понятно… думаю, у нас тут два друга!… Силли фон Лейден и горбунья… не так и плохо в нашем положении!… хочу сказать, что вообще в любых условиях, будь то полное спокойствие, мир или конвульсии войны, всегда в изобилии можно найти вагины, желудки, члены, пасти, пенисы… полно! хоть жопой ешь!… а вот сердца?… чрезвычайно редки! вот уже пятьсот миллионов лет количество членов и пищеварительных каналов просто не поддается учету… но сердца?… наперечет!…

К черту мою философию! нам важно знать, что нас ждет… и, желательно, не из карт!

Фрау Кретцер прячется в тени, подальше от свечи, но я сразу же перехожу к делу… моему терпению пришел конец!

— Фрау Кретцер, где наши карточки?

Вдруг она начинает плакать, рыдает…

— Они в Берлине!

А чтобы речь об этом больше не заходила, она снова демонстрирует нам мундиры своих сыновей, она принесла их нарочно, показывает нам места, куда попали пули, и пятна засохшей крови, при свете, как можно ближе к свече… я вижу ее лицо… она просто сама не своя от горя!… но она ведь нам уже их показывала!… если она сейчас еще жива, представляю, до какого совершенства она довела эту сцену со слезами и мундирами…

А где бы она могла быть сейчас?… эта Кретцерша?… на востоке Урала?… на востоке от Байкала?… люди, которым я доверяю, уверяют меня, что теперь вся Пруссия совершенно одичала, а значит, и все эти личности, о которых я рассказываю, должно быть, превратились в призраков, так уж сложились обстоятельства… хотя, должен признаться, они уже и тогда были ими… и даже малышка Силли со своим таким нежным профилем и подсвечником…

Но тогда, собравшись вокруг стола, эти призраки гадали на картах и попивали кофе… предложили и нам… о, не настоящий!… бледный, теплый ersatz… ну вот, с будущим сейчас разберемся, Мария-Тереза тасует карты…

— Ну и что нового?… что?…

Спрашиваю я.

— Придет голый мужчина!… совершенно голый мужчина!

Смеется она!… это первое пророчество!…

— И все?

— Да, это все! и еще пламя!… много пламени!

Как это оригинально!

— А теперь пойдемте ко мне!… прошу вас!

Она нас приглашает…

— Ведь вам нужны книги, не так ли?… французские книги для мадам Селин… библиотека моего брата как раз рядом с моей комнатой, вы увидите, сами все выберете! он уже ничего не читает!

Так пошли! сеанс завершен… на самом же деле, мне кажется, ей просто хочется с нами поговорить, без Кретцерши и девочки… ладно!… и что она собирается нам сказать?… Силли и мадам Кретцер уходят первыми… слышно, как они спускаются по лестнице… мы остаемся с теткой и маленькой горбуньей… ладно!… теперь-то она не будет стесняться…

— Завтра вы приглашены на ужин, на ферму напротив!… все втроем, конечно же!… я вам говорю заранее!… к моему племяннику… вы его видели!… этого инвалида!… и его жену Изис вы тоже знаете!…

— Да!… да!… конечно!

— Скоро вы узнаете их еще лучше! этот ландрат тоже приглашен!… Харраса бы тоже пригласили, если бы он не уехал, черт бы его побрал!

— Мы просто счастливы!

Тут она сухо добавляет.

— А вот меня они не приглашают!

Тяжелый вздох… и дальше…

— Возможно, пригласят также ее мать!… вы ее увидите!… это ее мать!… точнее, приемная мать!… графиня Тулф-Чеппе!… они из Кенигсберга… отпрыски самой высшей знати… в отличие от Изис! та нет! никакого отношения!… думаю, она незаконнорожденная… может быть, приемная дочь или что-то в этом роде! пикантная ситуация, не так ли? сам Тулф-Чеппе, отец, был страшным ловеласом!… возможно, он и привел ее к своей жене? хорошенькая история!… Изис зла на весь мир!… из–за своего неясного происхождения! вы сами в этом скоро убедитесь!… будьте внимательны!…

Ну вот, теперь заладила про Изис, эту приемную дочь!… а мы-то здесь при чем? обычные разборки знати! Изис опасна? ну и что?… у нее достаточно связей, чтобы нагадить кому угодно!

А настоящая наследница, если я правильно понял, это как раз и есть наша подруга Мария-Тереза, она же будущая графиня фон Лейден!… сейчас мы увидим ее жилище… это на той стороне замка… в башне со стороны равнины… на лестнице очень темно, мы несем Бебера в сумке… проходим через весь этаж… в другое крыло… в ту башню… еще один этаж… вот мы и пришли… два больших подсвечника в стиле Людовика XV… она зажигает свечи… у этой барышни ни в чем не ощущается недостатка… весьма кокетливо обставленный будуар напоминает выставку семейных портретов и старинной мебели… правда, все это совсем не напоминает лавку старьевщика, как у Преториуса… нет… все подобрано со вкусом, даже местные крестьянские вышивки — и те весьма интересны… барышня Мария-Тереза — натура утонченная, у нее куда приятнее, чем у нас… ее окна совсем не похожи на наши бойницы, выходят на равнину… можно долго наслаждаться этим великолепным зрелищем… сто прожекторов над Берлином бороздят небо… свет доходит даже сюда… там, как обычно, тревога, все небо покрыто облаками, весь этот замечательный экран, от горизонта до горизонта… а когда начнется Апокалипсис, о котором мы столько говорили, за дело возьмутся китайско-русские янки, и тут уже никакие прожектора не понадобятся! в ход будут пущены секретные механизмы!… ну, а мы все по-прежнему ждали откровений нашей Терезы!… Лили, Ля Вига, я… за этим мы собственно и пришли…

— Мои дорогие друзья, советую вам ни о чем не говорить ни в присутствии этой женщины, Кретцер… ни при Крахте… ни при других… все будет передано!… ну, а мы все по-прежнему ждали откровений нашей Терезы!… Лили, Ля Вига, я… за этим мы собственно и пришли…

— Мои дорогие друзья, советую вам ни о чем не говорить ни в присутствии этой женщины, Кретцер… ни при Крахте… ни при других… все будет передано!… вы принесли хлеб… я видела… думаю, они тоже видели!… и мед!… будьте осторожны!… я сама всего остерегаюсь!… за мной же следят те, что напротив, мой собственный брат и мой племянник… у них всюду шпионы… малышка Силли очаровательна, не так ли? красива, как ангел, я ее очень люблю, и она меня тоже, я думаю, но она расскажет им все, что у вас видела… она будет приносить вам молоко и заодно будет все осматривать… надеюсь, у вас нет оружия?

— Нет! о нет! мадмуазель!

— Я так рада показать вам свое жилище… вы оказываете мне честь… но вы должны скоро возвращаться… эти люди из бюро вас видели… сейчас я быстро скажу вам все, что вам нужно знать!… мой брат внизу, на своем этаже, с этими маленькими польками предается разным извращениям… он очень стар, ему восемьдесят четыре года… это солидный возраст, не так ли?… тут уж просто не о чем говорить!… с этими девчонками он впал в младенчество, он писает на них, они писают на него, вот так и развлекаются!… я не боюсь вам в этом признаться, вы ведь все и сами знаете, они его секут! он слишком стар, вот и все!… санитарки были бы хуже!… у нас были санитарки, они все воровали!… а этим нужны только сахар и печенье… я вам рассказываю все это так быстро, но ничего не поделаешь… вам нужно возвращаться… но мой брат со своими девочками, это пустяки!… Харрас?… ваш друг Харрас… это уже кое-что посерьезнее, но и он не многого стоит!… он вам далеко не все показал… но остальное вы увидите сами!… я давно его знаю… я даже собиралась выйти за него замуж… и за Зиммера тоже… но все лопнуло!… мы знакомы!… с 1912 года!… Изис начисто лишена всяких моральных принципов, она просто окрутила моего племянника!… да ведь сегодня вечером вы сами пойдете на ферму!… только не говорите обо мне!… эта женщина ненавидит меня, я ее тоже не люблю!… она не уродлива, признаю, но что у нее за душа! как она добилась того, чтобы Тулф-Чеппе ее удочерили… никто не знает!… Харрас, может быть?… во всяком случае, она никогда не будет графиней фон Лейден!… она баронесса как жена моего племянника, и это все!… они все ждут моей смерти, и я это знаю!…

— Да будет вам! будет!

Что за смехотворная идея! ох! ах! ах!

— Женщина никогда не сможет стать философом, никогда! не так ли, доктор?… а вот мужчины, как бы они ни деградировали в своих чувствах, даже дошедшие до скотского состояния, всегда и во всем сохраняют философский взгляд на вещи!… для женщины же это пустая трата времени!

— Совершенно справедливо, мадмуазель! можете не сомневаться в нашем молчании! к тому же, мы так плохо говорим по-немецки!… так что молчать нам будет совсем несложно!

— Вы меня очень хорошо понимаете, доктор!… Харрасу все это прекрасно известно! ландрату тоже!… они просто развлекаются с этой женщиной!… как и многие другие! единственная наследница здесь я! я!

— Конечно!

Мы согласны…

— Никто из них никогда сюда не заходит! ни она, ни мой калека племянник! представляете! он очень болен, вы увидите… ужасно озлоблен… на какое существование он ее обрек!… о, она его заслужила! этот ад!… но она вам сама расскажет, дайте ей выговориться!… она все равно ничего не унаследует!… ни титула, ни имения! но если она начнет с вами говорить, я вам ничего не рассказывала, вы меня никогда не видели!

— Само собой!

— Наследница — это внучка… это еще ладно! куда ни шло!… но только после меня!

Эта селедка предусмотрительна, черт бы ее побрал! а у нас что, своих забот нет, что ли?… да те же карточки, к примеру!… но она вам сама расскажет, дайте ей выговориться!… она все равно ничего не унаследует!… ни титула, ни имения! но если она начнет с вами говорить, я вам ничего не рассказывала, вы меня никогда не видели!

— Само собой!

— Наследница — это внучка… это еще ладно! куда ни шло!… но только после меня!

Эта селедка предусмотрительна, черт бы ее побрал! а у нас что, своих забот нет, что ли?… да те же карточки, к примеру!… она достаточно поговорила о себе! она-то не упустит свой кусок… а как насчет нас?… ладно!… я рискну…

— Ваши карточки?… они у Зиммера… а вы, наверное, об этом и не подумали?… он же ненавидит Харраса и все СС!… и вас тоже! вот Изис могла бы их забрать, если бы, конечно, захотела!

Пусть эту Изис, эту ее коварную племянницу, трахают сразу двое… да хоть тысяча!… нам-то что… а вот наши карточки? ах, уж эта Мессалина! ах, уж этот Цорнхоф!

— Увидите, доктор!… сами увидите!

— Тысяча благодарностей, мадмуазель! мы предпочли бы ничего видеть!

— О, простите меня, доктор!… затравленные люди обычно все принимают очень близко к сердцу… очень близко…

И вдруг она заливается смехом…

— Вы, конечно, заметили эти сандвичи, не так ли?

Не буду отрицать, Ля Вига тоже… ну и блюдо!… по меньшей мере, сто здоровенных бутербродов!… под стеклянной крышкой… не хуже, чем в Грюнвальде!…

— Это для вас!… если вы согласны оказать мне честь!… пиво вы, вероятно, не будете пить?… тогда, может быть, лимонад?… оранжад?… вы не против?

— О, конечно!

Но эти сандвичи, прямо скажем, без масла… еще бы, ей ведь ничего не присылают с фермы…

— Должна вас предупредить, мсье Ле Виган, это скудные сандвичи военного времени!

— Э, ля! э, ля, мадмуазель! очень вкусно!… вот если бы только мадам Кретцер!…

— Вы знаете, у меня, конечно, есть мои карточки! я еще в прошлом месяце ездила в Моорсбург… мой брат одолжил мне их тилбюри … я всегда делала покупки сама… кажется, У них больше нет лошадей… все на работах… Крахт приносит мне все, что нужно… он иногда тоже ездит в Моорсбург… но в сущности, я предпочитаю сама… дорога не такая уж длинная, Моорсбург в семи километрах отсюда, хотя все же я побаиваюсь! в последний раз я не чувствовала себя спокойно… одна на дороге…

— А?… да?…

— О, вы знаете, там шляются такие люди… всякие!… дезертиры… пленные… беженцы с востока… мародеры bibelforscher’ы… проститутки из Берлина… у них здесь неподалеку, в Каттельне, лагерь… полиция ведь не может поспеть всюду!… наша полиция и так загружена!… ландрат тоже! а Крахту бояться нечего, он вооружен!… но не брать же мне с собой оружие только ради того, чтобы получить свои три пригоршни фальшивого чая! Крахт приносит мне настоящий чай и свечи тоже… у них в СС есть все… а у нас вот уже год, как вообще ничего нет… вы заметили? ни ламп, ни электричества, ни угля, ни даже торфа… все предназначается для Берлина… вы видели их прожектора?… для освещения облаков!… вот поэтому они и держат нас в темноте!… они развлекаются тем, что красят небо в белый цвет!… и ведь ни разу не сбили ни одного самолета!… я говорила об этом Зиммеру! и Крахту!… они-то тут зачем нужны? я дам вам пачку свечей… ведь у вас в башне, наверное, ничего не видно? я дам вам также настоящего меду, из пасторских ульев… кстати, вы его видели?

— Мы к нему ходили, но его не было дома…

— Его никогда там нет!… он всегда среди своих ульев, бегает за роями пчел… они перелетают с места на место! он просто смешон!… вам об этом уже тоже говорили?…

— Да, bibel’и из Tanzhalle…

— Да ладно, они вам еще не все сказали! не все!… вам об этом уже тоже говорили?…

— Да, bibel’и из Tanzhalle…

— Да ладно, они вам еще не все сказали! не все!… я доскажу остальное!… советую вам также поговорить с сельским полицейским!… вы его знаете?

— Да, каска с пикой!

— Рожок и барабан!… барабан — это «большая тревога»… но вы можете и сами определить! если в облаках нету прожекторов, значит, это «большая тревога»! вы услышите «летающие крепости» не хуже, чем он!…

Конечно, они же пролетали над самой церковью… а уж если бы они хотели разбомбить Цорнхоф, то сделали бы это давным-давно!… они летали так низко, что вы могли даже определить, какие у них моторы!… замок дрожал без остановки… и не только стекла, но и стены!… над Берлином летали настоящие воздушные заводы… Хьельмар мог сколько угодно бить в свой барабан! издали было видно, как все полыхает!… желтое… оранжевое… голубое пламя… гигантские языки простирались от одного облака к другому… вы не поверите, какие мощные бомбы они сбрасывали!… наш каска с пикой мог безумствовать сколько хотел!… бить в барабан под окнами!… ему было страшно, вот и все… это он так просто трясся вместе с барабаном!… похоже, это доставляло ему удовольствие… и, кажется, Марии-Терезе тоже… если бы на нас рухнул замок, они бы поймали настоящий кайф… у бошей и бошек определенная страсть к катастрофам… такая же, как у хрянцузов к хорошим винам… одни любят повелевать, другие — обжираться… и то и другое — весьма опасные крайности… что касается меня, то я точно знаю, что мне подгадили как одни, так и другие… впрочем, и прочая шушера тоже! когда я превращусь в скелет, я все равно, не переставая, буду твердить, что в 40-м они сделали ноги, а вернулись только ради того, чтобы меня обокрасть и навесить на меня все, что только можно, себе же они воздвигают монументы… вот такая чехарда! и обратите внимание, эти мясники никогда не возвращаются на место преступления! об этом я и собираюсь поведать вам в своих Мемуарах…

— Что еще там у вас за Мемуары?

Стойте!… чтобы вытряхнуть из меня эту рукопись, ко мне заявятся такие редкие сволочи, что те, с Холма и из Сен-Мало Иль-э-Вилэн покажутся просто мелкими хулиганами… шутка сказать!… я решил немного вас позабавить!… осмелился!… я ведь знаю, вы мне симпатизируете!… и вот там, в Цорнхофе, все эти люди, в том числе и наследница M ария-Тереза, тоже казались мне ужасно опасными… но разве у нас был выбор?… других-то нет!… вернуться во Францию?… на виллу Сайд?… в зубоврачебный институт?… поискать там преданных друзей-спонсоров?… нет уж, спасибо!

— Дорогая мадам Селин, простите мне мое любопытство… но, кажется, вы танцовщица?… и вы еще танцуете?

— Когда у меня есть место… где танцевать!… в Баден-Бадене оно у нас было, но вот в Берлине…

В этот самый момент сельский полицейский как нарочно начинает стучать… разошелся! изо всех сил!… и еще дудит! в рожок!… двойная тревога!… под окном, внизу…

— Когда у меня есть место…

— Вы бы оказали мне большую честь… приходите сюда, дорогая мадам, у меня очень приличный паркет, надеюсь… я попрошу скатать все ковры!… а вон там у меня пианино! иногда слышно, как я играю!… они ведь не постоянно бомбят!

Как это все–таки забавно!… мы, я и Ля Вига, тоже смеемся…

— Вы же позволите мне играть для вас, что вы захотите!

— А ваш брат, граф, не будет против?

— Мой брат, граф, ничего не скажет! у нас достаточно партитур, вы сами выберете! у моей матери было целых три пианино, а свой «Стенвей» я сохранила… я настраиваю его сама, ведь раньше мы играли на арфе… мой отец пел… теперь настройщики уже не приходят… здесь все партитуры, некогда принадлежавшие моей матери!… они в соседней комнате!… вы меня слышите?

— Да!… да!… да!…

В результате они просто переходят на крик… Мария-Тереза даже покраснела… они пытаются перекричать барабан и моторы «летающих крепостей»… Мария-Тереза вопит все громче и громче…

— Настройщики из Берлина больше не приезжают! но мы все устроим, и вы выберете, что хотите!… думаю, у меня есть все! все балеты!

Она хочет, чтобы мы тут же посмотрели! и ведет нас… две ступени… дверь… и объявляет…

— Направо — немецкие и английские!… книги!… а там — французские и музыка!… видите?… вам остается лишь сделать свой выбор!

— Мы придем завтра, если вы не против, мадмуазель!…

Нужно немного отдохнуть! можно помолчать, нельзя же все время кричать, тем более что каска с пикой, кажется, уже вошел в дом… на лестницу… он производит там такой шум, что заглушает буквально все… и наши голоса, и эхо бомб, и гудение «крепостей»… он больше не желает оставаться на улице! рожок и барабан! мне надо все осмыслить… хорошенькое дельце! наверняка, эта Мария-Тереза ест не только сандвичи с маргарином… здесь все обжираются у себя в комнатах… на всех этажах полно запахов… рагу… цыплята… барашек… индюшки… хуже всего было в подвале, в коридоре Ле Вигана явно находились кухни, но обнаружить их мы так и не смогли… ну, а образцами добродетели являемся мы и Яго, их большой датский дог… помимо всего, он возит на себе папашу, этого риттмайстера, любителя хлыста, каждое утро тащит его на велосипеде вокруг деревни, чтобы все матроны и пленные видели, что даже такой скелет, как Яго, пашет каждое утро, делает один-два крута вокруг Цорнхофа… по нему ведь сразу видно, что в замке никто не предается излишествам, а следует указаниям сверху «ограничивать себя во всем»! Яго, как мы уже успели заметить, действительно во всем ограничивали! одна кость и один кусок хлеба — в неделю, не больше!… а сколько усилий он прилагал, когда тащил старикана вокруг деревни… два раза, по канавам, по болотам, под ударами хлыста!… йоп!… то же самое когда-нибудь ждет и нас, чтобы мы не простаивали без дела!… заставят что-нибудь таскать… может, полоть свеклу?… выгуливать коров?… но одно мы уже поняли, еды нам полагалось очень-очень мало… если бы у меня был выбор, я бы стал bibelforscher’ом… но нам никто ничего не предлагал… даже вернуться во Францию, где бы мы точно окончили наши дни на вилле Саид со своими собственными отрезанными органами во рту… там бы нам объяснили, как мы были не правы… нет! у нас не было никакого выбора!… но больше всего меня поражает то, из–за чего я чуть было не сошел с ума и о чем я никогда не смогу говорить спокойно, даже если бы очень постарался! допустим хотя бы на мгновение, что я в это самое время вдруг очутился бы на улице Жирардон… что за зрелище предстало бы там моим глазам?… четыре командора ордена Почетного легиона тащат мою мебель!… что за необычный грабеж, не так ли? тут же четыре машины для перевозки вещей… ну, черт возьми, вы попались!… тут же появляется здоровенный кольт!… ничего необычного, дурак! человек остался точно таким же, как и пятьсот миллионов лет назад!… перебравшись из пещеры в небоскреб, он не изменился ни на йоту! не просто ли это моторизованный гиббон? да он еще и авиацию использует? воры и убийцы стали передвигаться быстрее! вот и все! у них теперь и управляемые ракеты на вооружении!… так что и в Цорнхофе, и в Берлине, и на Монмартре мы были обречены… без пяти минут трупы!… мировые войны, революции, инквизиции, перевороты, смены режимов просто предоставляют некоторым личностям возможность как следует развернуться… об этом свидетельствует и то, как мою задницу выбросили из моего жилища на улице Жирардон, вместе со всеми моими пожитками… вы, вероятно, думаете, что взамен они повесили там небольшую табличку: «Здесь жил и был ограблен, и т.д…» нет, пока я даже этого не дождался!… и плевать!… неужели я еще стану выражать недовольство? да Боже упаси! и почему все–таки де Голль не назначил Кусто министром?… правосудия! тот же приложил столько усилий к тому, чтобы снова открыть виллу Сайд и насадить там на вертелы всех сторонников амнистии! нет, де Голлю, пожалуй, еще придется умерять пыл этих фанатиков!

— Кусто! Кусто! прошу вас!…

Но это я так болтаю, чтобы вас развлечь… ведь если я буду рассказывать вам только о наших передрягах, это может вам показаться несколько монотонным… а ведь у вас столько дел, вам хочется отдохнуть, выпить… всюду звезды, телевидение, атлетические состязания, операции на сердце, сиськи, промежности, двухголовые собаки, аббат и его вопли по поводу кровопролитий, виски и продолжительности жизни, удовольствие от пребывания за рулем, альков великой Герцогини, опрокинувшей трон … может, я еще сам лично явлюсь к вам и буду просить у вас разрешения любым способом доставить вам мое занудное сочинение!… хотя я и плохо себе это представляю!… но будь что будет!… черт с ним!… продолжим!

Maria Krivosheina
Natasha Melnichenko
Alex Kuzmichenko
+2
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About