“И понял я, Господи,

Что ничего нет стоящего в жизни,

Кроме самой жизни……

Ибо ничего нет в жизни, что было бы не от жизни.”

Псалтырь Русского Философа

Каждый человек когда-нибудь задается вопросом о Боге и о своем месте перед ним. Тогда неминуемо внутренний мир, как и мир внешний, начинает делиться на черное и белое, добро и зло, обожествление и безбожие. В какой-то момент кризис достигает такого давления, что взрыв неминуем. Взорвется ли человек во внешний мир, обвиняя всех и вся в своей несчастной судьбе, или же взорвется в мир внутренний, обращаясь к Богу напрямую с вопрошанием в форме осознанного манифеста — непредсказуемо.

Владимир Владимирович Варава вновь открыл для меня большую дорогу в Философию. До этого я брела окольными тропинками, поглядывая украдкой на главную магистраль. Его творчество включает в себя и философский, и художественный, и личный, даже сказать интимный, контекст. Именно поэтому, на мой взгляд, ему удается проскочить в “угольное ушко” между божественным и человеческим, философским и социальным, вызывая при этом бурю эмоций в академической душе.

Наблюдая историю человечества в лицах и формах Искусства, видно, как может проявить себя вышеупомянутый конфликт. Именно его сила двигает человека за границы себя, за пределы, которые он никогда не сможет окончательно преодолеть, потому что они удаляются как горизонт, как “замок” Кафки. Каким мужеством надо обладать, чтобы двинуться в путь, осознавая в какой-то момент, что ты не дойдешь и что идти бесполезно, а оставаться невыносимо?… Путешествуя по страницам Псалтыря, я искала ответ на этот вопрос вместе с автором: “Ад и Крест — мои сомнения! Буду их любить, Господи, И сохраню в тишине скорби моей ускользающей жизни”.

“Псалтырь Русского Философа” — вызов для мира. Новое прочтение духовного формата. Новое слово. Новое дерзновение высказать невысказываемое. Читая страницу за страницей, возникает впечатление, что это — слова каждой души. Это исповедь и в то же время вопрошание к Богу, интимная встреча с Ним, разговор по существу. Высшая степень проявления конфликта — в том, чтобы превратить его в красивые нити слов. слов каких? Глиняных, грязных? Или слов серебряных, звенящих? В чем отличие…. Кто может знать… кроме Бога?

Признаться самому себе во всем ужасе и во всей красе своего бытия нелегко. На мой взгляд, автор это сделал. Когда я читаю этот Псалтырь, я представляю что каждое слово летит в пекло яркого костра, горящего до самого Неба. То, что было словом долетает до Бога. Дерзну предположить, что автор беспощадно сжигает свое вопрошание. Оно бесполезно. Мы движемся к смерти, которую не можем преодолеть. Почему бы ни сдаться ей окончательно? Не признать ее право на жизнь и на безжалостное отношение ко всему живому? Может быть, можно найти успокоение в идее, что смерть лишь поворот. Подумать… что нужно сделать в таком случае, чтобы пройти этот поворот живым….?

Можно сказать, что “Псалтырь…” — это искренняя молитва, искреннее признание каков человек во всей своей высоте и глубине одновременно. Кто-то прячется под камуфляжем благопристойного поведения. Кто-то считает себя в праве провозглашать истину. А философ… что остается философу? Ничего не знать. Принимать непостижимое. В псалме 160 звучит очень провокационная мысль, и я согласна с ней:

“……и для злых нужно зло.

И спасти нас может только зло.

И не как наказание, а как награду должны мы принимать зло.

Зло опрокидывает все стремленья наши,

И все желания наши.

Ничтожны веления сердца нашего,

И зло указует на это.”

Если бы я писала Псалтырь… о чем бы я решилась сказать? Наверное мой псалтырь стал бы женской Исповедью перед смертью, перед Богом, перед людьми. Отчаянной попыткой найти дорогу к чьему-то сердцу. Думаю, что вечность живет в сердце того, кто тебя любит, кто предан тебе всей душой. Просто так. Просто потому, что ты есть, со всеми своими несовершенствами, некрасивостями и даже уродством. Что нужно сделать чтобы полюбить искренне и непредвзято другого? Кто мы такие, чтобы судить друг друга? Мы можем только сострадать и принимать друг друга.

Пусть Псалтырь станет дорожкой, по которой можно пройти и увидеть свет обетованный в чужаке…. Это очень трагично осознавать, что все мы чужие друг другу, что никогда нам не понять и не увидеть друг друга истинных. Поэтому самый настоящий подвиг — пойти этим путем, навстречу друг другу, отчаянно стремиться увидеть, услышать, понять и полюбить другого человека. Не для того, чтобы он тебе принадлежал, не для того, чтобы заманить его в какое-то дело. Нет. Начать отчаянно стремиться к Богу через другого человека. Написав свой Псалтырь, обнажив для самого себя все грани своей души и натуры — я делаю смелое предположение, что через это можно увидеть Бога в любом человеке. Выходит, что “Псалтырь Русского Философа” это еще и работа над собой, над признанием себя настоящего и примирение с самим собой. а значит и с миром, и Богом, и смертью.