Donate
Издательство Ивана Лимбаха

Екатерина Андреева. Финляндия и творимый ландшафт

Antonina Balashova08/11/17 13:454.3K🔥

Что такое функция по Алвару Аалто? В чем, по мнению архитектора, состоит потенциал финского культурного своеобразия? Как интуиция Аалто-художника предвосхитила поздние открытия генетиков? Представляем отрывок из новой книги историка искусства, куратора, доктора философских наук Екатерины Андреевой «Финляндия: Творимый ландшафт».

Библиотека Алвара Аалто в Выборге. Фотография Мити Ганопольского
Библиотека Алвара Аалто в Выборге. Фотография Мити Ганопольского

Когда Аалто учился у Армаса Линдгрена, принято было строить в стиле модерн и в национально-романтическом духе. Во-первых, сказочно — для народа «Калевалы», во-вторых, по-фински: модерн, или шведский стиль, был северным, то есть материалы приветствовались местные, прежде всего — гранит, а не мрамор, и декоративные сюжеты тоже свои, лесные: не меандр со львами, а медведи с рябиновыми гроздьями; но, в-третьих, строить надо было современно и функционально. В начале ХХ века финский модерн задавал тон столичной петербургской архитектуре, публикации о нем в журнале «Мир искусства», да и само начало деятельности редакции журнала с выставки русских и финляндских художников свидетельствует о том, что мода на Финляндию отнюдь не была изобретением ленинградских 1970-х. Однако с наступлением 1920-х годов интернационализм в архитектуре берет верх: конструктивизм, или функционализм, ведут к еще большей международной унификации или, как бы теперь сказали, глобализации, чем классические периптеры, ведь функция везде основана на одном математическом законе и на одной экономичной технологии. Но Аалто такая техногенная логика не казалась убедительной. И в этом он остался навсегда верен волшебной архитектуре модерна, стремившейся и к правде материала, и к природным основаниям стиля, например к естественной кривизне линий, как Агрикола, лютеранский епископ служил мессу Богородице в сияющих облачениях — ведь это было духоподъемно и правильно, несмотря на требования лютеранского опрощения.

Функциональное и прекрасное были для Аалто всегда на одной стороне потому, что функцию он понимал в комплексе представлений о природном и культурном, а не как техническое задание. Дом, говорил он в апреле 1941 года, думая о послевоенной реконструкции Европы, отличается от автомобиля сложностью своих функций и связью с природой, с особенным местом на земле, поэтому не должно быть абсолютно одинаковых домов, собранных на конвейере (См.: Aalto, Alvar. «The Reconstruction of Europe Is The Key Problem For The Architecture Of Our Time». In: Alvar Aalto in His Own Words. P. 153). Массовое однообразное жилье Аалто называл «психологическими трущобами».

Аалто одновременно хотелось культивировать в Финляндии все самое лучшее мировое, а с другой стороны, свою задачу он видел в том, чтобы показать миру потенциал финского культурного своеобразия. И первую и вторую высоты он брал легко и эффектно, тем более что они были взаимосвязаны: в 1926 году двадцативосьмилетний Аалто написал в проекте одной книги, что живопись Мантеньи в церкви Эремитани в Падуе открыла ему синтетический пейзаж и понимание топографии финских городов. В международной дискуссии начала 1930-х годов о малогабаритном современном жилье Аалто сразу выдвинул маловероятный, но эффектный тезис о том, что современная квартира-студия имеет своим прообразом карело-финскую избу, в которой не было комнат с закрепленными функциями и «гостиная» использовалась как «спальня» и «кухня». В 1938-м, одновременно с проектированием рабочего городка Инкеройнен, он, непринужденно соединяя карелианизм с японизмом, придумал для своего друга-заводчика Харри Гуллихсена и его жены — художницы и дизайнера Майре виллу в виде 250-метрового пространства, собранного вокруг очага, которое можно было легко трансформировать с помощью стен-перегородок.

Екатерина Андреева. «Финляндия. Творимый ландшафт»
Екатерина Андреева. «Финляндия. Творимый ландшафт»

Поначалу, еще совсем молодым человеком, он, действуя, как учили, придавал рабочему клубу черты Дворца дожей, чтобы сделать в родном городе Ювяскюля Италию, которой восхищался и летал туда с первой женой Айно в свой медовый месяц на аэроплане через Таллинн (регулярное авиасообщение с Европой в Финляндии было установлено позднее, в 1927-м, тогда же Финляндия вступила в Лигу Наций, а на следующий, 1928-й год ее министр иностранных дел стал председателем Генеральной Ассамблеи Лиги Наций, и так впервые за всю свою историю и за десять лет независимости финны оказались в мировом сообществе первыми среди равных).

Позднее, чтобы представить Грецию, он просто устраивал дерновый амфитеатр из земли, которую рабочие выкопали, роя котлован, и обычно вывезли бы за город и куда-то свалили кучей. Во дворе мастерской в Мунккиниеми — вот они классические места для философских бесед и отдыха студентов ли, архитекторов из бюро или перелетных гипербореев, только не мраморные, как в Эпидавре, а зеленые, словно сам местный холм от рождения наделен столь совершенной формой.


Аалто, друг парадоксов, естественный философ и яркий фрик, избравший себе хозяйственную профессию, не был традиционным архитектором-модернистом. Алогизм его мышления, родственный пересеченному финскому ландшафту, позволил ему увидеть то, что мало кто понимал и понимает: дальний план, или превосходство природной функциональности над машинным производством.

К проблеме «органического конструирования» Аалто неоднократно возвращается в своих статьях, лекциях и публичных выступлениях 1930–1940-х годов. На родине у него практически нет сторонников. Поздней осенью 1930 года в письмах к Карлу Мозеру, президенту Международного конгресса современной архитектуры (CIAM), и Вальтеру Гропиусу он с желчной иронией замечает, что строит для людей, которые не поймут значение органического направления еще лет 50 или 100, впрочем, ни Мозер, ни Гропиус адептами органики также не являлись.

В 1932-м он обосновывает необходимость развивать систему жилой застройки, исходя из особенностей данной социальной среды и местности, так же как клетки образуют кластеры для достижения той или иной биологической цели (См.: Aalto, Alvar. «Geography of the Housing Question». In: Alvar Aalto in His Own Words. P. 88). В его представлении, биологическое проектирование решает общие задачи при помощи индивидуализированных, приспособленных для каждого конкретного случая методов.

Библиотека Алвара Аалто в Выборге. Фотография Мити Ганопольского
Библиотека Алвара Аалто в Выборге. Фотография Мити Ганопольского

Рационализм современных технологий должен быть развернут для удовлетворения потребностей не только социума, но и неповторимой личности. Аалто представляет это на примере цветовой волны: рационализм сосредоточен в красной и оранжевой зонах спектра (где формируется баланс социальной организации и технологий), а должен достигать и невидимого глазом ультрафиолета, то есть частной жизни, учитывать желания отдельного человека. Очевидно, что, работая только с избранной частью спектра, живя в одном красном цвете, гармонии не достигнешь, и планировочные решения окажутся бессмысленными: рассчитанными на социум, но бесчеловечными (См.: Aalto, Alvar. «Rationalism and Man». In: Alvar Aalto in His Own Words. P. 91). А человек, в представлении Аалто, — важнейшая часть экосистемы (это понятие в 1935 году предложил британский ботаник Артур Тенсли), ведь он является самой большой угрозой для мира.

К 1942 году Аалто создает концепцию «гибкой стандартизации». Он исходит из ежедневного лицезрения природы. Источник его идей — жизнь яблони, каждый цветок которой — близнец соседа, но, если приглядеться, поймешь его индивидуальность, объясняющуюся освещенностью, которая зависит от всякий раз иного положения на ветке среди листвы. Этот первотолчок мысли приводит Аалто к представлению о том, как реализуется стандартизация в природе, которое на десятилетие предвосхищает открытие механизма действия ДНК. В сущности, Аалто описывает именно работу этого природного механизма, утверждая, что важно не только иметь набор готовых строительных узлов, но и обеспечить возможность их гибкого, то есть индивидуализированного, соединения.

Выступая в 1938 году на Северном строительном съезде в Осло, он говорит: «Стандартизацию часто представляют себе как метод, превращающий все в нечто единообразное, и как способ производства готовых образцов. Это очевидное заблуждение. Правильно стандартизированные части здания и материалы позволяют производить максимально возможное число различных комбинаций. Я уже сказал, что природа — наилучшая комиссия по стандартизации в мире, но в природе стандартизация применяется исключительно для мельчайших деталей — клеток. Результат — миллионы гибких комбинаций, которые не делаются схематичными. Следующий результат — безграничное богатство и постоянная изменчивость органически растущих форм. Мы должны двигаться этой же тропой в архитектурной стандартизации» (Aalto, Alvar. «Influence of Structure and Material on Contemporary Architecture». In: Alvar Aalto in His Own Words. P. 100). Некоторые современные финские архитекторы говорят о нем как о дорогом покойнике: конкретно никаких стандартизированных узлов Аалто не придумал, кроме одной лестницы (как будто, замечу, речь шла только об узлах, а не о принципах), да и — главное — современные застройщики превратили архитекторов в угодливых исполнителей собственной воли, и это уже якобы бесповоротно.

Author

Jemann
Михаил Витушко
Надя   Фоминых
+1
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About