Сначала садился на камни у Чистого пруда — возле памятника Абаю Кунанбаеву, ставшему одним главных символов протестных акций 2012 года. На газон пришла девушка средних лет с к нанесенным автозагаром и обнимать дерево — позировала для фото. Когда накрапывал дождь, друг фотографа раскрывал над нами зонтик.

Данила Давыдов: Страх реальности не закрадывается, а существует. Иногда закрадывается подозрение, что мир есть по-настоящему. Вот это — самое страшное.

Антон Боровиков: Почему?

Д.Д.: Когда тебе бьют морду, или когда ты занимаешься любовью, или когда ты пишешь действительно удачное стихотворение: «Ах ты, Пушкин, ах ты, сукин сын!»… Вот тогда понимаешь, что реальность реальна. Что это не просто берклианский мир чистых ощущений, данный нам в эмоциональных состояниях, не кантианская вещь в себе — а то, с чем ты взаимодействуешь. Подозрение длится мгновение. В остальном — мир смещенный и подозрительный очень. Если внимательно присматриваться к людям… Да хоть за сутки прочитать новостную ленту, не фильтруя основную информацию. Это опровергает любое бытие Божие. Аналитическая философия и логический позитивизм, на которых я воспитан, очищают мир от шелухи. Но он все равно остается нелогичным. Помимо Витгенштейна самый близкий мне философ — покойный пан Станислав Лемм.

1. Контркультура. Отрезать часть души

Вы назвали себя хиппи и панком.

Панком — по мировоззрению. По жизненной истории — хиппи. Хотя я никогда не был стритовым пацанком (англ. street — улица, — все прим. А.Б.). Тусовался на Арбате, когда мне было 17-18 и даже больше — но не носил клеша (фасон брюк), не сидел с гитарой у стены Цоя — все–таки осознавал себя как человека цивилизованного. Хотя всегда строил свою жизнь на грани субкультуры и контркультуры, между полями — говоря языком Бурдье. Для меня это — единственно удобный способ существования.

Когда теряли равновесие?

Канатоходец, когда учится, всегда теряет. Не уверен, что до сих пор держу его в полной мере. Но, видите ли, я по природе скорее аутист, замкнут и нелюдим — и довольно рано это осознал.

Когда?

Лет в 15. Мне это очень не понравилось. Уже был тогда анархистом — что ценно, не менял идеологических взглядов с тех пор… Я произвел с собой операцию, которую не знаю, как… Сложная психологическая операция, которая не описываема словами, происходит внутри мышления и эмоционального мира. Как Мюнхгаузен, вытащил себя за волосы. Со всеми вытекающими последствиями — отрезанием какой-то части души. Или её изоляции. Не хочу проводить автопсихоанализ, его запрещают классики психоанализа — но все было так. Операция позволила создать мир, в котором мне чудовищно неуютно — он поган и беспредметен. И бессмыслен: я не верующий человек, у меня нет даже такого утешения. При этом — нахожусь в центре циклона. Окружил себя гигантским количеством близких знакомых, из самых разных сфер. Есть сотни людей, которые считают меня своим другом.

А вы?

Ситуационно… В каких-то моментах — тоже. Иногда о ком-то забываешь на годы, а когда у него появляешься — оказывается, что всё настоящее. Без ежедневного созвона или постоянных эсемесок. Настоящие друзья, конечно. Или — близкие приятели.

Сотни настоящих друзей…

Сотни очень близких приятелей.

А настоящих друзей?

Тоже не мало, тоже не мало. В центре циклона я занимаюсь всем — литературными организациями и литературой, филологией и журналистикой, другими субкультурными практиками, пост-перформативным искусством. Я не бегу от себя — я себя деформулирую. В моем фейсбуке или контактике … (подошедшему бездомному, с той же интонацией): Старик, не мешай. Мы работаем. В моем…. (бездомный уходит) Так сказать, вот, этом самом…. Помешал, сука, да?… В моем фейсбуке вы можете найти кучу фотографий, где я с людьми обнимаюсь, целуюсь — ломаю в себе и это.

Каждый раз ломаете?

(собранно): Конечно. Думаете, для меня спросить дорогу — это не проблема? Зайти в собственный деканат вуза — не проблема каждый раз? Из аутиста я превратился в шизофазоида. Замечательно, ведь шизофазия дает не менее приятные творческие результаты, чем аутизм.

Как вы ловили себя на шизофазии и на аутизме?

Не понимал, как можно вступить в диалог. Просто нет возможности. И желания особого. То есть желание как бы и есть, но не такое, чтобы… Оно и хорошо, внутри самозамкнутой системы. Когда шизофазоид — есть какой-то кураж. Часто становлюсь лидером, неожиданно для себя. Никто не готов взять ответственность — а мне интересно. Кризисный менеджер от психиатрии. При этом часть мышления осознает, что все это спектакль… Константин Вагинов говорил в «Трудах и днях Свистонова», что, пиша роман, он сам превратился в его героя. Я осознал лет в 14, что пишу тексты про себя. Это чувство можно считать абсолютно психиатрическим или постмодернистским. Хотя я — не солипсист. Скорее верю, что действительность существует. С некоторым подозрением.

2. Воля к путешествию. Дом

Вы любите пляжный отдых?

Плохо я отношусь к пляжному отдыху. Предпочитаю лежать в ванной и читать книжку. Если на пляж прихожу — опять-таки читаю книжку. И вообще, обгораю на солнце и это все противно, по-моему. Я не очень люблю публично раздеваться, честно говоря.

Вам нравится путешествовать?

Да, в ранней молодости всю центральную Россию до Урала я объездил автостопом. Еще одна форма борьбы с аутизмом. Выходишь на трассу практически без денег. Должен разговаривать с любым человеком, чтобы он тебя довез. Это может быть идиот, маньяк. Великая школа, абсолютно.

Если агрессивный?

Попытаюсь успокоить. Или включиться в его дискурс. Это тоже всегда возможно — если его дискурс «Э-ЛЯ-ЛЭ-Э-ЛА-ЛЭ-ЛА» (воздел руку с палкой и отрывисто замахал другой, странно искривив пальцы), то всегда можно как-то поучаствовать. «БРАТАН! ТЫ ПРАВ!» Но с сумасшедшими сложнее, чем с пьяными. С теми можно понастроить такую концепцию, когда ты выводишь их в мирное русло. Есть учебник по судебной психиатрии — сталинских времен, или ранних хрущевских. Там такие примеры даны… Это будет покруче любого Крафт-Эбинга.

Вам бывало страшно?

Бывало. У меня так устроен характер, что я трансформирую «страшно» в «весело». 2000 год, 20 километров за село Сорокино Псковской губернии по трассе Великие Луки-Порхов. Ходит одна машина в 10 минут — днем. Ночью — одна в час… Я ехал на телеге. На скорой помощи. На мотоцикле местного гопника, который на дискотеку. Только вот на коне не скакал. Ночь, я на дороге. Постучался в деревню — спустили собак, чуть не застрелили из ружья… В соседней деревне была дискотека — туда совсем уж не надо идти. Деревенская дискотека — я представляю себе что такое…

Что такое деревенская дискотека?

Люди нажираются и бьют друг друга. А те, кто победил — трахают оставшихся девушек. Заночевал в канавке, и тут меня разобрал смех: да, все трассы проходимы. Но некоторые проходимы только пешком. В первой деревне было страшно.

Собак спускали прямо за забор?

Я боюсь собак. Одна вот — реально — на цепи, но на длинной цепи — выпрыгивает почти…

Когда вы уезжали автостопом, тянуло назад?

Я никогда не был странствующим Дэвидом Ливингстоном (путешественник и миссионер, открывший водопад «Виктория»). У меня есть центр мира — моя библиотека. Она и тогда уже была большой. Нет толком дома — я одинок: семья умерла довольно рано, живу с отчимом — который мне человек чужой, в одной квартире. Коммуналка получается. Прекрасно понимаю Пушкина, который по легенде сказал: «Прощайте, мои друзья», — обращаясь к книгам. В конечном счете, я готов буду такую фразу, видимо, сказать. Здесь нет чувства Одиссея, который стремится домой бесконечно. Он же вообще уезжать не хотел. Боюсь, что у меня дома не будет уже никогда. По целому ряду причин мне кажется, что эта структура для меня невозможна.

Если что-то произойдет с вашими книгами…

Сгорят, например. Боюсь, что уже ничего не испытаю — потому что отрезая по кусочкам части души… Я испытаю невыносимую, неистребимую боль. Но, в отличие от себя двадцатилетнего, не буду устраивать истерики. Может быть, я перейду в стадию Хлебникова. Тут странствие станет окончательным вариантом — привязки не будет вообще никакой.

Когда вы путешествовали…

Сейчас я мало путешествую. Во-первых, у меня больная нога. Во-вторых, у меня мало денег, и, в-третьих, я не в том уже возрасте, чтобы ходить автостопом. В случае крайней необходимости я готов — «школа» сработает. Но неинтересно уже. Как употребление веществ — я это испытал. Почему-то не стал зависим. Может, у меня счастливый психотип скептика. Это и трагично — не могу влюбиться по-настоящему — играю в это. С другой стороны, не могу стать зависимым.

А писать стихи?

Запретить невозможно. Если у меня не будет бумаги, все равно буду наизусть, про себя читать. Да? Стихи — это часть моего тела. Если хотите — физиологические отправления. Зависим от общения — нет… Общение — такая штука, оно находится само.

3. Полет. Пресечение своего рода

Вы когда-нибудь летали на самолете?

Много раз. В-основном — пьяным, потому что стрёмно… Ну, как стрёмно? На самом деле, не очень стрё… У меня с давлением есть проблемы — на посадке закладывает уши и начинается сильная головная боль — но вытерпеть можно, леденцы выдают. Похмелье бывает страшнее. Я летал на «кукурузнике»!

Откуда летали?

Из местечка в странной излучине Волги — между Костромской, Ивановской и Нижегородской губерниями. На катере — очень дорого, туда мы — на катере, а обратно — решил, надо полетать. Ничего круче кукурузника нет, даже вертолет. Блевали все. Блевали все, я не блевал, но был зеленый…

Зеленый? Прямо по-настоящему?

Представляете, как оно летает? А/о/о/у-у-у! Дверь полуоткрыта, не закрывается, можешь свалиться к чертовой матери. Костромской аэропорт представлял удивительное зрелище — ряд кукурузников и ни одного большого самолета. Говорят, когда-то был нормальный. (с неожиданной энергией): Может быть, Владимир Владимирович Путин все изменил — потому что тогда были времена другие!

Вас не раздражает все это?

Человек в целом не может не раздражать. Человек — довольно поганая скотинка. Эволюция не обладает собственным мышлением, поэтому она, к сожалению, выбрала высших приматов — а не каких-нибудь очаровательных существ вроде осьминогов или дельфинов, которые были бы гораздо симпатичнее в виде разумного населения земли. Увы, это беда — но я очень надеюсь, что человечество себя самоуничтожит — и следующий эволюционный виток хоть крысы, хоть насекомые создадут. Человечеству я не даю никаких шансов.

Вы тоже умрете.

Я и так умру. По большому счету, я к своим тридцати восьми годам все сделал, что я хотел. Я могу еще много чего интересного сделать, но программа-минимум выполнена.

Что вы уже сделали?

Написал изрядное количество стихов, которые мне представляются очень хорошими. Кандидатскую диссертацию — подлинное научное открытием, стоящее пяти докторских — а не фигня, которой является большинство диссертаций. Воспитал три поколения учеников в литературе и науке. Написал с десяток правильно устроенных рассказов. Никого не родил, чтобы кто-то погиб. В отличие от большинства мужчин моего возраста, у меня нет никакой ответственности перед этим миром: мои родители умерли, детей у меня нет. Могу делать всё, что хочу. Пойти и застрелить президента. Меня убьют, запытают — но никому плохо не будет.

Традиционно считается, что никого не родить — плохо.

Традиционно — это в христианстве, а я — враг любых иудео-христианских религий. Скорее буддист, причем узкого пути для адептов — хинаяны. Есть разные формы избавления от страдания. Доктор Лиза — детей спасает, лечит. А я вот не родил ребенка. Я не могу доставить ему абсолютного счастья — не миллионер. А если есть ребенок, то у него должно быть абсолютное счастье.

У вас было?

Не было, но было неплохое детство. Много семейных драм, главное — я не очень много внимания тратил на действительность. У меня были свои выдуманные империи, в которых я воевал. Мне хватало солдатиков и карт разных колод, которые я выстраивал и которыми распоряжался. Зато я рисовал почтовые марки разных государств, банкноты, издавал газеты двух враждующих империй. На даче с моими приятелями… Было несколько воинствующих империй, я их всех перессорил, всех победил, завоевал. Причем я был император зла, естественно.

Тогда еще ни у кого не было видака. Когда в другую школу перешел, у одного одноклассника был. И компьютер, его папа был вице-президентом академии юридических наук, или кем-то таким. На компьютере стояла программа «Лексикон»… Синий экран, где набирается все линейно, как на командной строке. Был принтер матричный, работавший, как четыре танка.

Фотограф: Простите, вы создавали свою империю — но как-то говорили, что вы — человек логоса и что у вас плохо со зрительными образами.

У меня прекрасно со зрительными образами, просто я хочу их сам создавать, не подчиняться чужому мнению. Как сын двух режиссеров, терпеть не могу быть в позиции актера и вестись на чужие идеи. Своих достаточно. Есть фрустрированность и драма от моего детства. Я видал очень много актеров — знаю, насколько это мерзкие и бессмысленные существа, абсолютно лишенные души и собственной сущности. В режиссере еще есть творческое начало, актер — просто инструмент, лишенный чего-то внутреннего, за редким исключением. В кино хотя бы есть фон Триер, Герман, Муратова — которые ненавидят мир примерно так же, как и я — с ними готов в чем-то согласиться. Но театр — не может быть ничего хорошего. Его надо уничтожить, начиная, кстати, (указывает палкой) с «Современника».

4. Бездна

У вас с кем-нибудь были теплые отношения?

Почти со всеми. Интересный собеседник, милый друг, великолепный собутыльник, очаровательный начальник, хороший подчиненный — милый зайка. Из–за того, что я мизантроп — стараюсь не наносить вреда, подозревая в других мизантропов: не хочу умножать зло.

Есть люди, которые ни с кем не поддерживают теплых отношений?

Сходите хоть раз в первое градское психиатрическое отделение и посмотрите. Мне приходилось у разных друзей бывать в психушке. Много персонажей попадается. Беда в том, что там всё переходит в термальную фазу. Я не знаю, что носят люди в себе. Думаю, каждому приходилось встречать на эскалаторе старушку, которая выкрикивает разные слова — вокруг не понимают, что с этим делать, отводят глаза. Это — проявление того дна, той подлинности мира. Это — настоящий мир и есть. Все остальные люди изображают из себя хороших, теплых. А эта старушка дошла до дна и понимает, как на самом деле устроен мир.

Вы — озорной человек?

Скорее — ехидного юмора. Более злого и более беспощадного. Безысходного. Мне приходилось с любовницами расставаться из–за того, что они не очень понимали, для чего нужно шутить в постели (посмеивается). Я скорее не поручик Ржевский, люблю резонерствовать — как Расплюев, ехидствовать где-нибудь сбоку (персонаж пьес Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского», «Смерть Тарелкина»). Не люблю коллективных игрищ. Я скорее не азартен, ни разу не играл на деньги в карты. Хотя очень люблю покер.

Что дает ехидство?

Что дает черепахе панцирь? С точки зрения биолога, много что — в ходе эволюции приспособления. Черепаха сама не осознает. Эта форма приспособления выработана не очень сознательно, я могу перейти из нее в сильный пафос — кратковременный и очень по делу. Может быть, камуфляж той самой искренности, которая в обнаженном виде все–таки болезненна.

Как вы относитесь к неприкаянным?

Очень хорошо, всячески пропагандирую. Многие из них меня считают единственным, кто их понимает. Моя кандидатская — про них. Через них отсеваются внешние формулы, конвенции, которые заставляют людей быть «теплыми». Человеку становится неуютно. Неуютно — но не неприятно. Его заставляют задуматься об отнологической бездне, которая перед всеми существует. Я, свесив ножки, сижу у края лет 20. Даже не всегда пытаюсь найти общий язык — пытаюсь слушать хотя бы.

Их можно назвать по-своему счастливыми?

Кто может быть счастливым, кроме человека, у которого удалили мозжечок? Счастье — в мгновения поедания бутерброда икры — после того, как тебя кормили четыре года баландой. Когда наконец зашел в сортир после очереди из 20 человек. В романе Стругацких «Понедельник начинается в субботу» ищущий счастье Магнус Редькин — абсолютно комический персонаж. «Нет счастья на земле, но есть покой и воля». Про покой я вам рассказал — пойти в лес с книжкой и бутылкой вина, а воля — это уйти автостопом гулять по России.

Вы часто сталкиваетесь с немощью других людей?

Да. И со своей тоже. Ну и что теперь? Человек немощен. Что теперь? Про смерть моей мамы вам рассказывать, про болезнь моей сестры? Может быть, мы не будем это всё в публичном интервью? Не знаю, как я реагирую на немощь. Я не могу быть Иисусом Христом, чтобы всем помочь. Я маме не смог помочь — чего уж тут говорить? Если есть возможность утешить — утешаю. Если нет — то нет. По крайней мере, стараюсь не вредить.

Вокруг очень много людей, которые просят помощи. И вроде бы возможность есть, но не хочется и утешить…

Я вот прошу — меня никто не утешает — что ж сам других-то буду? Хе-хе. «Записки из подполья» — великое произведение Достоевского. «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить». Шучу. Хотя Достоевский — не шутил. Я не могу произвести христианских выводов, у меня нет сострадания. У меня есть сочувствие, но не сострадание. Почти всё, что происходит с человеком, он делает с собой сам. Другое дело — кармические законы: то, что сделали предки, часто отзывается. Наши дела отзовутся в наших потомках. Еще раз повторяю — я очень рад, что я не родил ни одного ребенка. Что я прекращу свой род.

Ненависть — тоже христианская категория, в которой вас нельзя описывать?

В человеческом смысле она мне чужда. Но в онтологическом — близка, потому что есть вещи… Увидел портрет президента — испытал ненависть. Она быстро прошла.

Post scriptum

Зависть есть. Но нет зависти к богатым и успешным. Есть — к тем, кто написал тексты лучше меня. Мне радостно, что кто-то написал текст, который я мог бы написать — но написал он, и этот текст есть в мире. Иногда завидуешь, когда человек поступает благородно по-настоящему. Это настолько редко бывает — когда видишь, — ух! С людьми не очень часто бывает — а с текстами часто. Хочу закончить словами немецкого поэта-антифашиста Эриха Фрида в переводе Вячеслава Куприянова:

Собака, которая знае…

(замялся): Пардон.

(снова): Собака, которая умирает и знает, что умирает как собака,

и может сказать, что она знает, что умирает как собака, — есть человек.