Предлагаемый вашему вниманию перевод выполнен из интереса к постбионианской мысли. Мы старались точно передать идеи автора, чтобы текст был понятен русскоязычному читателю.

Приятного чтения

Цель этой работы — провести различие между тем, что является сущностью психо-анализа, и тем, что на самом деле вообще не является частью психо-анализа, а является чем-то периферийным, что с ним ассоциировалось. Таким образом, работа проводит различие между тем, что вторично для психо-анализа, и тем, что является первичным.

«Считать первостепенным то, что является второстепенным, — вот "корень всех заблуждений".» — Мейстер Экхарт (Kelley, 1977, стр. 42)

Является ли то, что происходит в наших консультационных кабинетах, психо-анализом? Чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно понять, что это такое, и отделить это от того способа, которым мы часто себе его представляем. Христианский мистик XIV века Мейстер Экхарт сказал, что считать первостепенным то, что второстепенно, — это корень всех заблуждений (Kelley, 1977). Так вот, является ли то, что разворачивается сегодня в наших консультационных кабинетах, психо-анализом? Я прибег к различию, которое философ Иммануил Кант сделал между ноуменом и феноменом. Ноумен — это суть (substance) вещи самой по себе (thing in itself, ding an sich); феномен — это способ, которым вещь сама по себе (thing in itself, ding an sich) проявляется чувствам человека. Ноумен — это одно, феномен — множественное. Феноменов может быть много, но принцип один. 

Ноумен, в противоположность феномену, был метко выражен по аналогии писателем, лауреатом Нобелевской премии по литературе, следующим образом: «Я заметил в своей жизни глубокие сходства между многими различными видами вещей. Написание книги не сильно отличается от строительства дома, планирования сражения или рисования картины. Техника различна, материалы различны, но принцип один и тот же» (Bonham Carter, 1966, стр. 38).

Если кто-то воспринимает психоанализ таким образом, то классическая картина аналитика, наблюдающего за кем-то на кушетке по пятьдесят минут, пять дней в неделю, где интерпретация выступает агентом изменения — и так далее — являются лишь частными проявлениями/случаями (instances) принципа, который принимает несколько других форм.

Все мы знаем, что психоанализ продолжается намного дольше завершения формального процесса посещения пациентом аналитика; следовательно, это сосредоточение (foci) внимания на частностях, что происходят в консультационном кабинете, не может составлять сердцевину (heart) дела.

Феномен — это серия проявлений сути (substance) вещи.

Тот способ, которым говорят о психоанализе на семинарах для студентов и в дискуссиях IPA и EPF, для которого формулируются/конституируются/составляются/учреждаются (constitutes) минимальные стандарты психоанализа, всегда вводится вопрос о кушетке— обычно с настойчивым требованием, что пациент должен быть приглашён ею воспользоваться.

Также обсуждаемый в IPA вопрос о том, сколько раз в неделю должен проходить анализ, является предметом горячих/жарких (ardent) дискуссий, порой резких/острых/язвительныйх (acrimonious). Пять раз в неделю, четыре раза в неделю, три раза в неделю — эти три варианта обычно приемлемы, хотя среди многих имеется сопротивление/нежелание (reluctance), принять вариант три раза в неделю. Когда кто-то сказал: «Почему не дважды в неделю?», выдающийся психоаналитик парировал, что это просто насмешка/издевательство (mocking), хотя вариант три раза в неделю казался ему приемлемым. Это то, как воспринимается психо-анализ, и то как его практика основывается на этом способе определения. Все мы знакомы с карикатурами, которые изображают пациента на кушетке и аналитика, сидящего позади, с какой-либо смешной легендой/подписью (humorous legend) внизу. Я помню одну, где аналитик говорит пациенту: «Конечно, вы в депрессии — я дорого стою». Но это наружная оболочка. Это феномен, а не ноумен. Это вторично, а не первично. В этом разговоре я озабочен тем, чтобы прояснить, что такое психо-анализ, чтобы обнаружить/раскрыть (to discover) ноумен, но я продолжу говорить о других компонентах, которые соответствуют первому определению. Я хочу локализовать суть предмета/вещи (of the thing). Сутью психо-анализа является вдохновение, способное перевернуть наш мир, но то, что вторично — интерпретация как агент изменений, длина сессий, частота сессий — это всё вторично и никого не вдохновляет. Многие прошли через этот внешний процесс и остались непроанализированными, другие, кто не прошёл через этот процесс, имели очень успешный анализ.

В этом феноменальном способе концептуализации психо-анализа центр внимания/фокус (the focus) не на понимании, а на инструментах, используемых для достижения понимания. Так во многих клинических статьях кажется, что перенос является целью, а не инструментом, который мы используем для достижения этой цели. То же самое касается и других инструментов: интерпретация, считаемая агентом изменений, контрперенос, проекция, отрицание, подавление и вытеснение. Астроном должен потратить время, чтобы убедиться, что его телескоп правильно настроен, но объекты его исследования — это звезды и планеты, которые телескоп помогает ему лучше увидеть. Упомянутые аналитические инструменты эквивалентны телескопу. Цель психо-анализа — увидеть внутренний мир двух участников. Телескоп должен быть в хорошем состоянии, чтобы мы могли видеть ясно, но его не следует почитать как цель саму по себе.

Я завершил то, что я буду называть своим «формальным» анализом, тридцать пять лет назад, но продолжаю находиться в анализе с тех пор. Под «формальным» анализом я имею в виду посещение аналитика пять раз в неделю, сорок недель в году, в течение нескольких лет. «Анализ с тех пор», который я называю своим «истинным анализом», происходит внутренне — во мне самом — и внешне — в отношении к значимым для меня людям. Эти люди живы для меня и поддерживают жизнь анализа. Эти люди могут быть физически мертвы, но остаются по-настоящему живыми в моём сердце. Позвольте рассказать вам об одном из таких людей: об английской писательнице Джордж Элиот. Я читал её роман Мидлмарч во время отпуска в Испании двадцать семь лет назад и дошёл до эпизода, описывающего брак между Лидгейтом и Розамундой. Розамунда была роковой женщиной (femme fatale), и Лидгейт осознал, что его жена больше не любит его. Тогда Джордж Элиот (1973, с. 702) сказала следующее:

«Первое разочарование в супружестве, и нешуточное: нет и не будет у него нежной, заботливой, чуткой подруги, и он вынужден смириться с унылой перспективой, как покоряется своей безрадостной доле калека. Но жена не только предъявляет требования мужу, она владеет его сердцем, и Лидгейт горячо желал ей не утратить этой власти. Печальную уверенность: «Она не будет меня сильно любить» легче вынести, чем опасение: «Я уже не смогу любить ее». Вот почему, едва остыв от гнева, он постарался убедить себя, что причина их несогласия не в Розамонде, а в затруднениях, в которых частично повинен он сам.» 

Это открыло для меня в тот момент следующее понимание: что прекращение любить является более тяжёлым бедствием, нежели боль оттого, что тебя больше не любят. Джордж Элиот была для меня жива в тот момент. Моё отношение к ней породило плод — новое понимание разума (mind), души (spirit). Моя эмоциональная жизнь обогатилась. Это — один пример; за прошедшие годы было множество, множество других. Это истинный анализ, в который «формальный» анализ лишь открыл врата (was the gateway), открыв новое русло откровения (revelation). Сегодня я могу сказать: каждый день для меня создается/разворачивается (develops) новое понимание. Я в анализе. Я говорю это, чтобы подчеркнуть: этот анализ проводится без «аналитика», без того, что обычно признаётся интерпретацией, без кушетки (хотя я действительно лежал на диване в четыре утра, когда впервые прочитал процитированный мною выше отрывок), без пятидесяти-минутных сессий. Итак, всё это не составляет сути (substance) анализа. Они вторичны. То, что первично, то, что делает анализ анализом, — это отношение, которое переходит/оплодотворяет (fertilizes) в понимание. Это и есть анализ.

Я дам другой пример. В 1979 году я читал серию эссе Исайи Берлина, опубликованных в его книге «Против течения» (Against the Current, 1979). Основное внимание/фокус (the focus) в эссе этой книги уделяется тем европейским мыслителям, которые шли против течения, против модных в то время мыслей/размышлений/суждений (thought). Одним таким мыслителем, которого он рассматривает, является Джамбаттиста Вико, филолог, преподававший в Неаполитанском университете в XVII–XVIII веках. Вико начинал как преданный последователь Декарта, который утверждал, что мы лучше всего знаем природный (natural) мир. Но затем Вико постепенно отдалился от Декарта и от всей веры в Просвещение — веры в то, что только природный мир и его принципы могут быть познаны с полной уверенностью, в то время как собственно человеческие артефакты/предметы, созданные человеком (man’s own artifacts) не могут быть познаны с такой же достоверностью, как природа. Что-то произошло внутри Вико, и, что бы это ни было, это вызвало переворот в его сердце, он вдруг сказал: «Нет, Декарт неправ — мы лучше всего знаем то, что мы сами создали». Это было абсолютно потрясающе, когда я прочитал это в 1979 году. Во-первых: то, что я читал, имело для меня полную убедительность. Это выглядело как простое утверждение, но такое очевидное, что опровергнуть его казалось абсурдным. Если фотограф и художник сядут перед озером, окруженного деревьями, с овцами и коровами на поле слева от озера, и фотограф щелкнет своим механизмом, а художник затем возьмет краски из своей палитры, чтобы создать отражение деревьев при разном освещении, и весь процесс займет у него пять часов, я уверен, что художник, а не фотограф, знает этот кусок пейзажа лучше, чем фотограф. Я находился, во время чтения книги Исайи Берлина, на побережье возле залива Порт-Филипп к югу от Мельбурна в Австралии и, по случайности, проводил некоторое время, рисуя различные морские пейзажи, и я знал, что-то, что я видел, создавая через живопись, было мне гораздо более знакомо, чем когда, в предыдущий раз, я делал щелчки камерой. Так что утверждение Вико произвело революцию в моем уме. Мой ум никогда больше не был прежним. Так вот, вскоре после этого потрясения ума, мысль пришла ко мне очень быстро: если я могу по-настоящему знать только то, что я сам создал, а цель психо-анализа — узнать себя, что я считаю его сущностью (essence), то чтобы узнать себя, я должен был создать себя — что были события в моей жизни, которые лежат мертвыми в моем уме, и я должен был их создать, если я действительно хотел их узнать. Позже этот инсайт пролил свет на формулировку альфа-функции Биона, которую я понял как творческий фактор, так поразительно продемонстрированный мне Вико. Так, например, женщина, находившаяся в формальной стадии анализа уже пять лет, однажды сказала, что, когда ей было четыре года, её мать била её битой для крикета. Это было тем самым куском мертвого знания, но теперь она внимала/осознала (aware) его. Она сказала: «Я всегда знала это, но теперь я знаю, что я знаю». То есть произошло некое действие, которое трансформировало знание (knowledge) во внимание/осознание/осведомленность (awareness). Источник этого действия неизвестен напрямую, и именно поэтому Бион выдвинул гипотезу об альфа-функции. Альфа-функция — это творческий/создающий (creative) принцип, на который косвенно указывает Вико. Я осознал реальность (realized) того, что у Биона было много предшествующих наставников на протяжении истории.

Итак, это два примера анализа в процессе. Оба этих понимания (understanding)  были не просто интеллектуальными, потому как они трансформировали само направление моей эмоциональной жизни. Последний случай — позвольте назвать его инсайт Вико — произошел через два года после окончания моего «формального анализа». Первый — примерно пять или шесть лет спустя.

Сейчас я хочу обратиться к интерпретации, которая произвела революцию в моей жизни, когда я находился в «формальном анализе». Я только начал принимать пациентов на психотерапию. Один человек, преподаватель, был направлен ко мне, и на первичной встрече он согласился приходить дважды в неделю. До этого он уже проходил несколько других терапий. Однако вскоре после первичной встречи он позвонил и сказал, что хочет приходить только раз в неделю. Я передал это своему аналитику, добавив, что у меня есть мысль: этот человек не настроен всерьёз на терапию. Мой аналитик сказал: «Вероятно, он будет приходить к тебе какое-то время, потом — свалит/смоется (bugger off), возможно, пойдёт к кому-то другому, а может быть — попросится обратно…» Я сказал: «Ну, это не очень хорошо, не так ли?» —И он ответил: «Это его жизнь, не твоя». Это оказало на меня фантастический эффект. Тот человек не был моей собственностью, не был игрушкой для моих холёных теорий; он мне не принадлежал. Эта интервенция моего аналитика отозвалась во мне глубоким уважением к свободе индивида, и я пришёл к мысли, что зачастую я проецирую собственный «способ бытия» в теорию или школу мышления другого — будь то Фрейд, Юнг, Кляйн, Кохут, Винникотт или… кто бы то ни был.

Я дал три психических события, которые произвели революцию в моём мышлении: два из них за пределами «формального анализа», одно — в рамках «формального анализа». Все они были событиями анализа. Когда я говорю, что они произвели революцию в моём мышлении, я имею в виду не только мышление, но и мой эмоциональный способ бытия по отношению к жене, к сыновьям, к друзьям, и — к вам здесь, моя аудитория. Следовательно, суть (substance) психоанализа лежит в отношении, которое трансформирует внутреннее эмоциональное направление жизни, плодом чего становится новое понимание мира.

Несколько лет назад у меня состоялся разговор с пожилым коллегой. Он рассказал мне, что прошёл свою формальную аналитическую подготовку сорок лет назад.

— «Мой анализ завершился пятнадцать лет назад, но мой настоящий анализ начался только десять лет назад».

— «Что, Вы имеете в виду, что он начался лишь через пять лет после завершения анализа?»

— «Да, мой настоящий анализ начался лишь спустя пять лет после того, как я перестал ходить к моему аналитику».

— «Что Вы имеете в виду под настоящим анализом?» — спросил я.

— «Это было тогда, когда я осознал (became aware), что был безумен».

— «Вы хотите сказать, что были безумны, когда были в анализе, когда посещали своего аналитика, но не знали об этом?»

— «Я знал, но не осознавал (aware) этого», — ответил он загадочно.

— «Можете ли Вы чуть подробнее объяснить, что Вы имеете в виду под осознанием (awareness)? Мне кажется, Вы различаете знание (knowing) чего-то и осознание (aware) чего-то».

Он дал мне следующее объяснение. Он рассказал что, когда он находился в формальном анализе, он был женат на женщине, которая была безумна. Он сказал мне, что его аналитик однажды сказал ему: «Вы женаты на безумной женщине», — но даже после этого он всё ещё не осознавал (aware), что женат на безумной женщине.

— «Вы хотите сказать, — сказал я, — что Вы не осознавали (aware) этого, хотя Ваш аналитик сказал Вам, что Вы женились на безумной женщине?» — сказал я с ноткой недоверия.

— «Да, — ответил он, — то, что аналитик сказал мне это, не пробудило во мне осознания (awareness).»

В то время я был крайне озадачен этим разговором со своим пожилым коллегой, но затем, много лет спустя, у меня произошёл следующий опыт/переживание (experience) с пациентом. Этот пациент привык начинать каждую сессию — пять раз в неделю — со слов обращенных ко мне:

— «Знаете, доктор, я очень виноват во всём, что касается сексуальных вещей (sexual things)».

И если в чём-то я мог быть уверен, так это в том, что он знает, что чувствует вину в связи с сексуальными вещами. Но вот однажды он вошёл и сказал мне:

— «Знаете, доктор, со мной сегодня произошло нечто необычное. Я брился и смотрел на себя в зеркало, когда вдруг осознал, что я испытываю вину/ являюсь виноватым (I am guilty) по поводу  сексуальных вещей».

Я осознал реальность того, что теперь часть знания стало его личным достоянием. Теперь он осознавал, что он виноват в сексуальных вещах. До встречи со мной он проходил два анализа, и я представляю, что один или оба аналитика говорили ему:

— «Мне кажется, Роланд, Вы чувствуете сильную вину/Вы виноваты (you are very guilty)(1) в связи с сексуальными вещами (sexual things)»(2)(2.1).

И он повторял мне то, что ему уже было сказано. Теперь я лучше понял, что сказал мне мой коллега несколько лет назад. Я также пришёл к знанию, что нет ничего хорошего в том, чтобы говорить пациенту:

— «Я думаю, вы сделали это из жадности, из зависти или из ревности».

Пациент может это знать, так же как тот человек знал, что виноват в сексуальных вещах. Знание, да, но мертвое знание.

Теперь ключевой момент заключается в следующем. Психо-анализ не происходил с моим коллегой в то время, когда его аналитик сказал ему, что он женился на безумной женщине; и что анализ не происходил с моим пациентом во время его прежних анализов. Так случилось, что он произошел в процессе работы со мной, и теперь Вы можете задать вопрос: что я сделал — или не сделал — что дало возможность состояться этому акту осознания (awareness) у моего пациента и что это было, спустя двадцать пять лет, что дало возможность состояться акту осознания в моем коллеге? Но сейчас я не хочу углубляться во внутреннюю структуру акта осознания, а хочу подчеркнуть, что психо-анализ происходит в момент, когда происходит внутреннее событие — акт осознания. И именно это составляет не то, чем на самом деле является сущность (noumenon) психо-анализа, но его феноменальное проявление.

МЕТАПСИХОЛОГИЯ ФРЕЙДА

Именно Фрейд придумал/ввел (coined) термин «психоанализ», поэтому естественно, что мы ассоциируем это слово с его конкретной формулировкой. Но, на границе мышления/следуя направлению мышления (on the line of thinking), которое я предлагаю, слово, имя — это феномен, а не ноумен, не сущность вещи. Нас очень легко ввести в заблуждение словами. В поддержку этого утверждения, я привожу две цитаты. Первая — от малоизвестного автора Кристофера Берни из его психологической притчи «Сошествие с Арарата». Вторая — от Г. К. Честертона. Итак, вот первая:

Я не возражаю против того, чтобы люди изобретали все те слова, в которых они нуждаются. Все удовольствие/веселье (the fun) от разговора и размышления (speculation) заключается в том, чтобы посмотреть, сможете ли вы вставить в них слова, чтобы заполнить пробелы в своих знаниях (knowledge). Но у людей появляются/вырабатываются (get into) плохие привычки. Они превращают слова в вещи; они притворяются, что это палки, и бьют ими людей; и когда слово приобретает достаточно высокий статус, оно, действительно, имеет силу причинять боль. (Берни, 1962, стр. 36)

Цитата из Честертона (1933), где он говорит, что слова накапливают (accrete) вокруг себя определенные «атмосферы»:

Атмосфера не должна влиять на эти абсолюты интеллекта; но она влияет. . .  Мы не можем полностью воспрепятствовать воображению запоминать нерелевантные ассоциации, даже в абстрактных науках, таких как математика. (стр. 180)

Поэтому слово «психо-анализ» может ввести нас в заблуждение. Фрейд (1919) сам упоминал это явление как «психо-синтез» в одном месте:

На самом деле, действительно, невротический пациент представляет нам разорванный разум, разделенный сопротивлениями. Когда мы проводим анализ, устраняя сопротивления, он срастается; великое единство, которое мы называем его эго, вмещает в себя все инстинктивные импульсы, которые ранее были отщеплены и отделены от него. Таким образом, психо-синтез достигается во время аналитического лечения без нашего вмешательства, автоматически и неизбежно. Мы создали для него условия, разбив симптомы на их элементы и устраняя сопротивления. Неверно то, что что-то в пациенте было разделено на свои компоненты и теперь тихо ждет, когда мы как-то соберем это снова. (стр. 161)

Следовательно, термин «психо-анализ» является описанием одного аспекта, другим аспектом которого является «психо-синтез». Процесс мог бы быть назван психо-синтезом. Слово «психо-анализ» или «психо-синтез» представляло бы только один аспект процесса. Исходя из этого, термин «психо-анализ» является частью процесса. Таким образом, он принадлежит феномену, а не ноумену, поскольку ноумен непознаваем, он не может быть познан посредством чувств/ощущений (senses). Следовательно, превращать слово «психо-анализ» в его суть (the substance) — значит фальсифицировать саму сущность (essence) психо-анализа. Мы заинтересованы в том, чтобы познать суть (the substance), частью которой является термин «психо-анализ». Мы продолжаем использовать термин «психо-анализ» для обозначения одного конкретного проявления ноумена, осознавая, однако, реальность того, что это слово уже играет роль в искажении: превращении частного в целое. Ложь возникает тогда, когда исключается часть; истина — когда включены все части.(3)

Фрейд подчеркивает, что эта интегрирующая работа, которую он называет психо-синтезом, достигается без вмешательства аналитика. Мой коллега, который много лет спустя осознал (became aware), что ранее он женился на безумной женщине, достиг этого осознания (awareness) без какого-либо вмешательства со стороны своего аналитика, но все же назвал этот миг «настоящим анализом», показывая, что он верил, что этот момент внутренней реализации/постижения/воплощения (realization), внутреннего осознания (awareness) и есть то, что составляет анализ.

Это дает нам совершенно иной взгляд на то, чем является психоанализ. Это подразумевает, что он включает в себя ряд моментов само-осознания (self-awareness), вызванных сочетанием некоторого внешнего события с внутренним. Теперь я собираюсь отграничить внешнее событие. Это может быть необоснованным ограничением, но я полагаю, что оно поможет дисциплинировать наше мышление и обсуждение, и удерживать его в периметре межличностных (interpersonal) отношений. Итак, ограничение таково: внешнее событие, которое приносит внутренний момент осознания, является отношением к тотальности, направленным через агентность/субъектность человека (the agency of a person), отличного от меня. Я должен объяснить более подробно, что я имею в виду. 

Фундаментальный факт — это существование (existence) само по себе. Есть существование и нет ничего вне существования, поэтому я являюсь его частью; мельчайшей частью, но тем не менее, частью. История мира насчитывает три миллиона лет «гоминидной» жизни и простирается на 500 миллионов лет одушевленной жизни, и также существует протяженность на многие миллионы лет. Мы все находимся здесь, в этом крошечном отрезке времени. Хоть он и микроскопичен, но я часть этого. Это то, что является моим несомненным наследством. Я часть этого огромного величия, но я не раздавлен им, а будучи его частью, я наделен благородством/знатностью (nobility), но… нужно ли мне что-то делать, чтобы спасти его от того, чтобы он становился неким таинственным фрагментом философской абстракции? Да, это внутренний творческий акт, через который я становлюсь тем, кем являюсь. Пауль Тиллих (1973) подчеркивал это так:

Быть тем, кем ты являешься, — это единственное, чего можно просить от любого сущего. Нельзя просить сущее быть тем, чем оно не было раньше. Как будто, жизнь во всех своих формах желает, чтобы ее просили, чтобы ее требовали. Ни одна жизнь не может признать правильным требования того, чем она не является. Она хочет, чтобы ее просили стать тем, чем она является, и ничем иным. Это кажется удивительным, но небольшое размышление показывает нам, что это правда. 

Мы знаем, что нельзя просить плодов у терний, зерен у плевел, воды у пересохшего источника, любви у холодного сердца, мужества у трусливого ума или силы у слабой жизни. Если мы просим таких вещей у сущих, у которых их нет, мы глупы; и они либо посмеются над нами, либо осудят нас как несправедливых и враждебных по отношению к ним. Мы можем попросить что угодно или кого угодно вынести наружу то, что у него есть, чтобы стать тем, чем он является. Мы можем действовать из того, что нам дано. Принятие расчищает путь действию. (стр. 118)

Вот почему Бион сказал в одной из своих бразильских лекций, что задача психо-аналитика состояла в том, чтобы познакомить/представить (to introduce) пациента с самим собой. Сделать это соответствующим тому, что было сказано об альфа-функции или внутреннем творческом принципе, означает, что для того, чтобы быть тем, кто я есть, требуется, чтобы этот творческий акт произошел. 

Именно это имел в виду Бион, когда говорил о становлении О. Это и есть задача человека. Это достигается феноменальными актами, которые позволяют О быть. Это никогда не достигается, но является непрерывным процессом «движения к». Эта прогрессирующая серия внутренних актов, через (through) которые я становлюсь тем, кем являюсь, — это психо-анализ. Слово, которое я использую для обозначения этой необъятности, частью которой я являюсь, — это тотальность/целостность (totality). Я использую это слово, потому что оно предполагает, что нет ничего вне ее. Она охватывает всю вселенную как внешне, так и внутренне. Это суть моего нутра, а также моего внешнего бытия. Аналитик и пациент вместе являются малой частью этой тотальности. Объем — это реальность. Он был создан (created) Архимедом. Это не идея (idea), а ментальная реальность. Один человек по отношению к другому также является ментальной реальностью; это не идея (idea). Это реально, но лишено любых физических характеристик.

Это отношение к тотальности устанавливает осознание (awareness). Я слышу, как вы все говорите: «Что, черт возьми, имеет в виду этот идиот?» Что произошло, когда мы становимся осознанными (become aware)? Позвольте мне привести вам пример. Умный и культурный мужчина избегал близости с противоположным полом. Почему? Это было неясно, пока он не сделал предложение женщине, которая, как он знал, не получила дополнительного образования и работала помощником клерка в государственном учреждении. Он также знал, что она была тесно связана с молодым человеком, который был электриком, с которым она регулярно виделась. Поэтому он сделал ей предложение и… угадайте что? Она отвергла его, и он почувствовал себя одиноким. В тот момент он знал, что был одиноким всю свою жизнь, но теперь он осознавал это. Теперь одиночество стало его спутником, присутствие которого он мог чувствовать (feel). Это осознание пришло через отношения, которые у него были с другим мужчиной. В этом случае этим другим мужчиной был психо-аналитик. Но психоаналитик не давал ему никаких инструкций. Он не сказал ему: «Знаете, я думаю, Вы одиноки». Это было состояние ума аналитика, которое позволило этому мужчине осознать свое одиночество. Он осознал реальность того, что причиной, по которой он сделал предложение этой женщине, было желание осознать свое одиночество.

Отношение аналитика к тотальности (totality) привело его к общению с другими человеческими существами. Его пациент погрузился в это общение и это уменьшило его одиночество. «Разве я только что не сказал, что он осознал (aware) одиночество, так как же может быть, что одиночество уменьшилось?» 

Когда я начинаю что-то чувствовать (to feel), это означает, что оно изменило свой статус. Одиночество было и раньше, но в другом состоянии. На самом деле неправильно называть это одиночеством, пока оно не почувствовано. Оно присутствовало, но в другой форме. Бион сказал, что есть боль, которая не чувствуется (felt), вина, которая не переживается. Он прав, что эти вещи были там, но не как отдельные сущности, а скорее: вина, стыд, боль, одиночество, ревность, жадность, были там как уплотненные сущности/ уплотненное нечто (compacted entity)(4). По мере того, как человек начинает становиться самим собой в отношениях, устанавливается связь человека с человеком — Макса с Невиллом — а не пациента с аналитиком, внутри этого человека начинают разделяться разные сущности (entities): один вид боли — одиночество, вина — другой, стыд — третий, и в процессе того, как они разделяются, они также начинают чувствоваться (felt). Чувство — это отдельный индивидуальный компонент большей тотальности/ целостности (totality). Дело в том, что эти различные сущности (entities) — одиночество, вина и стыд — были в сгустке, и затем творческий принцип придал им форму отдельных реальностей, которые человек теперь осознает. Мы говорим о них как о «бессознательных», но мы часто, кажется, предполагаем, что они существовали, просто были как бы вне поля зрения, но фактически, они «бессознательны», потому что их не существовало. Они возникли через акт творения.

Ноумен психо-анализа — это то, кем вы являетесь, а феномены — это акты, посредством которых я становлюсь тем, кто я есть. Процесс становления тем, кто я есть, происходит многими разными способами. Определение психо-анализа как процесса становления тем, кто я есть, таким образом, имеет два компонента: компонент того, кем я являюсь, и компонент процесса становления. То, кем я являюсь, — это феноменальное проявление ноумена; процесс становления — это феномен, который может происходить многими разными способами. Таким образом, есть ноумен и много разных феноменов. Посещение аналитика, лежание на кушетке, пятидесятиминутный сеанс, несколько сеансов в неделю, создание интерпретаций — это один феномен. Это определенный исторический культурно-обусловленный феномен. Есть множество других феноменов. Я могу стать тем, кто я есть, только освободившись от цепей, которые меня сковывают. Ноумен — это то, кем я являюсь. То, что его скрывает, — это феномены, которые претендуют на то, чтобы быть ноуменом. Свобода и творческий принцип — это ключевые феномены, через которые можно достичь ноумена. «Стать тем, кто мы есть» кажется противоречием. Однако Фрейд сказал, что признаком успешного анализа является то, когда пациент говорит в конце «формального анализа», что он всегда знал то, что было раскрыто. Часто можно услышать, как кто-то говорит: «Я знаю, но теперь я знаю, что я знаю». Это кажется тавтологией, но это не так. Это означает, что есть реальность, которая была внутри, но не была создана; когда она создана, тогда я знаю, что я знаю. Слово «истинно» (truly) означает, что все существо человека теперь вовлечено в то, что известно; что часть знания, которая была на периферии поля знания, теперь находится в центре. Уильям Джеймс (1901–2/1971) ясно выразил это:

Если вы спросите психологию, как… и почему цели, которые были периферийными, становятся в определенный момент центральными, психология должна ответить, что, хотя она может дать общее описание того, что происходит, она не способна в конкретном случае точно учесть все отдельные силы, участвующие в процессе. Ни сторонний наблюдатель, ни Субъект, который подвергается этому процессу, не могут полностью объяснить, как определенные переживания способны столь решительно изменить центр энергии человека или почему им так часто приходится выжидать своего часа, чтобы сделать это. Мы думаем или совершаем акт неоднократно, но в какой-то день, истинный смысл мысли впервые пронзает нас, или конкретный акт внезапно становится морально невозможным. Все, что мы знаем, это то, что есть мертвые чувства, мертвые идеи и холодные убеждения, а есть горячие и живые; и когда кто-то становится горячим и живым внутри нас, все должно перекристаллизоваться вокруг него. (стр. 201)

Чтобы избежать путаницы, я использую слово «знание» (knowledge) для обозначения чего-то, что есть, но существует отстраненно, не связанным образом или, если использовать более выразительный язык Уильяма Джеймса, это «мертвые идеи и холодные убеждения» и «осознание» как «теплое и живое», когда я позволяю этому новообретенному теплу управлять моими внутренними мыслями и внешним поведением. Таким образом, феномен это процесс, который позволяет ноумену стать руководящим принципом внутри личности, в особой форме «осознания», теплого и живого.

ВЕРА В СВОБОДУ И ДВА РЕЖИМА/МОДУСА/МОДАЛЬНОСТИ (MODE) СВЯЗИ 

Руссо, как и Карл Маркс, как и Фрейд, верил, что именно культурные структуры заточают (imprison) нас в тюрьму. То, что Фрейд добавил к Руссо и Марксу, — это то, что культурная организация проникает в сознание индивидуума (individual mind) в форме, которую он назвал супер-Эго. Все трое разделяют веру в то, что-то, что заточает, — это внешняя структура, в которую рождается каждое человеческое существо и которой он подчиняется. “Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах” (5), — сказал Руссо. Психо-анализ имеет дело с цепями, которые являются внутренними и межличностными (interpersonal). 

От каких цепей освобождает индивидуума (individual) психо-анализ? Речь идет о двух связанных, хотя и различимых реальностях (two joint though interconnected realities): внешней изоляции и внутренней разобщенности. Это состояние является коррелятом привязанности. Психо-анализ — это процесс, способствующий как внешнему отношению, так и внутренней сплоченности. Это коррелят того, что мы находимся в отношениях/ бытийного отношения (being in relation), а не привязаны друг к другу. Трансформация от привязанности к бытию в отношении обычно называют “эмоциональным развитием”, но этим термином так часто пользовались, чуть ли не злоупотребляли им, что он утратил всякий смысл. Эти две актуальности (actualities)  — внешнее отношение и внутренняя сплоченность — являются единой вещью (single thing), рассматриваемой с двух разных перспектив. Человек свободен, когда его внутренние части находятся в отношении друг с другом и, в то же время, человек целиком находится в отношении к другим людям, к миру, к культурным институтам.

Существует огромная разница между привязанностью к доктрине и нахождением в отношениях (being in relation to) с ней. В первом случае я нахожусь во власти/под контролем (dominated by) доктрины, а во втором — я в отношении к ней и являюсь свободным существом. Слепая привязанность приводит к состояниям замешательства/спутанности (confusional states), называемыми невротическими или психотическими. Связь может быть либо внешнее прилипание к внешнему, либо внутреннее творческое ядро по отношению к внутреннему ядру другого. Можно быть рабски привязанным к закону или быть в отношениях с законом (6). Этика возникает не из рабской привязанности к закону, а из природы суждений (judgments), которые вступают в отношения с законом или сводом/системой законов (set of laws). 

Цепью, которая сковывает/заточает (imprisons), является привязанность; агентом, который освобождает, является отношение. Таким образом, психо-анализ — это работа по трансформации привязанности в отношение. Привязанность связана/ограничена (bound by) временем и местом. Отношения укореняются в целостности/тотальности (totality), которая не локализована ни во времени, ни в пространстве. 

Жадность, зависть, ревность и всемогущество — это симптомы, знаки того, что привязанность не трансформировалась в отношение. Поэтому клиницисту, рассматривающему их как знаки лежащие в основе дисфункции, необходимо обратить внимание на саму дисфункцию, а не на знаки, указывающие на нее.

Психологические или философские позиции формируются либо режимом/модусом/модальностью (mode) привязанности, либо режимом/модусом/модальностью  (mode) взаимоотношений. Режим/модус/модальность привязанности ответственен за философскую позицию, занятую Фрейдом (1930):

"Мы… обращаемся к… вопросу о том, что сами люди демонстрируют своим поведением, в качестве цели и намерения своей жизни. Чего они требуют от жизни и чего хотят в ней достичь? Ответ на этот вопрос вряд ли вызывает сомнения. Они стремятся к счастью; они хотят стать счастливыми и оставаться таковыми. Это стремление/усилие (endeavour) имеет две стороны: позитивное и негативное направление. Оно направлено, с одной стороны, на отсутствие боли и неудовольствия, а с другой — на переживание сильных чувств удовольствия. (стр. 76)

Удовольствие и боль — это корреляты осязания/контакта (touch), привязанности. Итак, важно понимать реальность того, что в самом Фрейде есть те гениальные прозрения/инсайты (insights), из которых и пророс психо-анализ, сама его суть (substance), но также есть и фоновые убеждения, к которым он был привязан, которые предают психо-анализ, предают его собственные прозрения/инсайты (insights). Фрейд получил образование в Институте Брюкке в Вене и был страстно привязан к нему. Значение этого можно прояснить, если я процитирую вам биографию Фрейда, авторства Эрнеста Джонса (1972).:

Институт Брюкке действительно был важной частью этого далеко идущего научного движения, более известного как медицинская школа Гельмгольца. Удивительная история этой научной школы началась в начале сороковых годов с дружбы Эмиля Дюбуа-Реймона (1818-96) и Эрнста Брюкке (1819-92), к которым вскоре присоединились Герман Гельмгольц (1821-94) и Карл Людвиг (1816-95). С самого начала эта группа была движима духом крестового похода. В 1842 году Дюбуа-Реймон писал: “Мы с Брюкке дали торжественную клятву претворить в жизнь следующую истину: В организме не действуют никакие другие силы, кроме обычных/общих (common) физических и химических. В тех случаях, которые в настоящее время не могут быть объяснены этими силами, приходится либо находить конкретный способ или форму их действия с помощью физико-математического метода, либо предполагать новые силы, равные по достоинству химико-физическим силам, присущим материи, которые сводятся к силе притяжения и отталкивания. (Джонс, 1972, с. 45)

Реляционный модус, напротив, породил философскую позицию, выраженную следующим образом:

Свобода — это, я уверен, жемчужина великой ценности, ради которой, если мы мудры, мы будем готовы продать всё, что имеем, чтобы приобрести её. Древняя и широко распространённая вера в то, что высшее благо человеческой жизни — это счастье, несмотря на свою убедительность, ложна. Свобода обладает более высокой ценностью, чем счастье; и мы это признаём, когда чтим тех, кто был готов пожертвовать счастьем, а порой и самой жизнью, ради свободы. (Макмюррей, 1949, с. 2)

Трагедия и радость — это корреляты видения (vision), отношения. Если вы следуете Фрейду, ученику Брюке, вы должны быть последовательны и, например, не возводить сострадание в ранг человеческой цели. Сострадание означает “страдать вместе” с другим, но это болезненно и несовместимо с человеческой целью Фрейда. В официальной литературе, ложно именуемой “психо-аналитической”, существует множество искажений и ухищрений, направленных на то, чтобы приклеить к взглядам Фрейда моральные цели. Можно спросить, почему Фрейд был так решительно привержен только что процитированной точке зрения. Он был к ней привязан, а не в отношении с ней. Со времен работы в неврологической лаборатории Брюкке в Вене он был неизменно привязан к этой точке зрения, почти зависим от нее. Эта несвободная философия также определяла его определение эго:

Эго подвержено влиянию влечений, так же как и Ид, частью которого оно, как мы знаем, является — хотя и особенно модифицированной.— (Фрейд, 1923, с. 40)

Находиться в отношении означает, напротив, делать вывод о том, что эго — это не атрибут Ид, а внутренний творческий принцип, обладающий собственными правами, который зародился на заре цивилизации и на том этапе эволюции стал краеугольным камнем того, что превращает это конкретное животное в то, что мы знаем как homo sapiens. Существуют глубокие фантазмы, управляющие школами мышления. Некоторые — ложные; другие — истинные или ближе к истине. Я верю, что фантазм, лежащий в основе взгляда Фрейда на человеческую цель, ложен; другой же — истинный, если только взгляд Фрейда не исключается.

Искажение происходит не столько тогда, когда подчеркивается определенная точка зрения, сколько, когда при этом исключается существенный (essential) вертекс, если использовать один из терминов Биона. Именно исключение приводит к искажению реальности. Поэтому, когда я говорю о творческом принципе, лежащем в основе личности (personality), необходимо поместить это в коммуникативный медиум реальности, разделяемой людьми во всем мире. Утверждение, что творческий принцип является ядром личности, не исключает “воли к жизни”, которая характеризует все живые существа, включая человека, но в людях есть этот творческий принцип, который формирует ментальные/психические (mental) реальности. Ни одна собака, даже примат не может создать пространство (смысла?), создать отношение или создать О.

Разные убеждения/верования (beliefs) о цели человеческих желаний не могут быть доказаны. Они удерживаются глубоко, как самые фанатичные религиозные убеждения/верования (beliefs). Я бы не стал пытаться переубедить кого-либо от фрейдовского убеждения/веры (beliefs), как не стал бы пытаться отговаривать кого-либо от его убеждения/веры (beliefs) в Коммунизм, Масонство, Христианство, Буддизм, Иудаизм или Неоконсерватизм. Это пустая трата воздуха. Я предпочёл бы сохранить свою энергию для того, чтобы понять, что значит быть в отношении. Философ Коллингвуд (1969) понимал силу подобных убеждений/верований (beliefs), когда говорил:

Они дают людям нечто большее, чем просто намёк/прикосновение (touch) на чувство, которое Рудольф Отто называл нуменозным ужасом. (с. 46)

Это ужас перед тем, чтобы отказаться от такого убеждения/веры (beliefs). Если я это сделаю, я упаду в пустое пространство. Привязанность к ложному убеждению искажает/фальсифицирует (falsifies), превращая то, что является феномен — ноуменом. Именно так целая группа людей, организованная вокруг ложной веры/убеждения (belief), может сделать частный феномен — ноуменом. Официальные заявления Международной Психоаналитической Ассоциации (IPA) воплощают подобное ложное групповое убеждение/веру (belief). Отсюда и бесплодные дискуссии о том, что конституирует анализ — это пять раз в неделю, или четыре, или три, или два, или один. Чтобы оставаться верным ноумену, должно присутствовать состояние отношения к тотальности, сочетающееся с процессом освобождения от сковывающих цепей. Если какой-то аспект феномена становится абсолютным, превращается в тотальность, тогда ноумен предаётся. Особенно опасно, когда аналитик делает отношение к себе конечной точкой. Рост ума и сердца возможен там, где высказывания включают в себя отношение к тотальности. Это не указание на то, каким должно быть, а указание на то, что уже есть. Само слово «психо-анализ» — это часть феномена. Это лишь один аспект процесса — та часть, в которой у аналитика есть роль, но есть и другая часть, источник которой — внутри самого пациента.

ОТНОШЕНИЕ МЕЖДУ ВНУТРИПСИХИЧЕСКИМ (INTRAPSYCHIC) И МЕЖЛИЧНОСТНЫМ (INTERPERSONAL)

Межличностное относится к тому, как один человек относится к другому. Внутрипсихическое — к тому, как разные части внутри личности (personality) связаны друг с другом.

То, как одно человеческое существо относится к другому, отражается в том, как разные части его личности относятся друг к другу. Межличностное и внутрипсихическое коррелируют между собой.

ВТОРИЧНЫЕ ФАКТОРЫ

Принято считать, что психо-анализ определяется следующими элементами: наличие профессионала, прошедшего тренинг в психо-аналитическом институте совместно с человеком, обозначенным как пациент; пациент зачастую лежит на кушетке; пара встречается несколько раз в неделю, каждый раз чуть меньше часа — такие встречи называются «сессиями», эти встречи происходят от 38 до 45 недель в году и продолжаются в течение нескольких лет. Однако, поскольку все эти внешние события не дают нам понять, находится ли человек/индивид (individual) в отношении с тотальностью или происходят ли психические процессы/акты (acts)  освобождения человека от цепей привязанности, — то они не говорят нам, происходит ли психо-анализ на самом деле или нет. Нет никаких признаков/индикаторов (indication), а тем более гарантий, что происходит психо-анализ.

Я встречал и знал нескольких психоаналитиков, особенно в последние годы, которые не проходили обучение в психо-аналитическом институте. Стоит вспомнить, что говорил Бион (1974),

Мой опыт психо-аналитического тренинга, на самом деле, был очень удручающим/подавляющим/депрессивным (depressing). Как первые железнодорожные вагоны, которые старались максимально походить на повозки, запряжённые лошадьми, — я считал всю эту систему/аппарат (apparatus) подготовки всего лишь копией методов, пригодных для общепринятого (conventional) обучения в общепринятом (conventional) опыте. Но чем более осведомленным о психо-анализа я становился, тем более неподходящей эта подготовка казалась.— (с. 211)

Я полностью разделяю его чувства по этому поводу. Я считаю, что тренинг, который сейчас предлагается в официальных психо-аналитических институтах, часто искажает сам психо-анализ. Это в основном образовательная система, вроде тех железнодорожных вагонов, которые старались походить на повозки, запряжённые лошадьми: учебный план, подходящий для академического обучения, но не для психо-анализа. Я полностью поддерживаю образование, но изучение мышления Фрейда, Юнга, Кляйн, Кохута, Винникотта может принести мне приз от IPA, но это не психо-анализ. Причина, по которой я это утверждаю, — в том, что аналитик в таком случае не видит напрямую, а через призму одного из этих наставников. Никто не выразил это яснее, чем знаток искусства Бернард Беренсон (1954):

Самое трудное в мире — видеть ясно, собственными глазами, наивно… Лишь когда человек готовится стать художником, предпринимается систематическая попытка научить его. Но обратите внимание, как это делается… Его заставляют копировать простые рисунки своего наставника или других художников. Затем перед ним ставят античное произведение, и он должен копировать его. К этому моменту его зрительные привычки уже почти закрепились, и если только он не обладает исключительной способностью противостоять обучению, то проведёт всю оставшуюся жизнь, видя в объектах лишь те формы и очертания, которые ему когда-то указали рисунки и античные статуи… И если годы, проведённые за изучением всех школ искусства, не научат нас видеть своими глазами, то мы быстро впадаем в привычку всё, на что мы смотрим, подгонять/лепить (moulding) под формы, заимствованные у той единственной школы, с которой мы знакомы. — (с. 211)

Если мы не видим напрямую, так, как советует Беренсон, то с большой вероятностью начнём подгонять/лепить (moulding) пациента по образцу, жертвой которого являемся сами. Пятьдесят минут — совершенно произвольный срок; он может показаться разумным и действительно подходит одним людям, но не подходит другим. Очень тяжёлых/нарушенных (disturbed) пациентов Герберт Розенфельд усаживал вертикально и работал с ними по часу и пятнадцать минут. Для некоторых пациентов пятидесяти минут недостаточно. Фрейд принимал пациентов шесть раз в неделю; один психо-аналитик в Лондоне принимал пациента семь раз в неделю. Винникотт встречался с Гантрипом дважды в месяц. Другой аналитик работает с пациентом раз в десять недель, по два часа. Все эти пациенты находились в анализе. Иногда анализ может произойти за одну единственную встречу. А может случиться так, что встречи пять раз в неделю на протяжении двадцати лет не приведут к анализу вообще.

Психо-анализ — не наука, а искусство. Как и в любом искусстве, в нём присутствуют научные принципы. Можно спросить: как я различаю науку и искусство? Наука — это изучение принципов, управляющих миром объектов. Искусство — это форма коммуникации между людьми. Именно поэтому, когда наши предки начали рисовать в тех пещерах — Альтамира, Ласко или Шове, мы узнаём в этих существах не просто гоминидов, а существ, подобных нам — homo sapiens.

Истинные (true) феномены

Анализ начинается до того, как пациент приходит на первую встречу с аналитиком, и анализ продолжается после последней встречи с аналитиком. Последние сессии с моим аналитиком были более тридцати пяти лет назад. И все эти тридцать пять лет я все еще в анализе. Что необходимо для того, чтобы это произошло? Ряд эмоциональных действий, по-видимому, является ответом. Каждое такое действие освобождает человека от сковывающих цепей. Существуют также действия, которые сковывают ещё глубже. Действия, которые сковывают еще глубже, — это акты покорной привязанности. Такая покорность разрушает внутренний творческий дух. Друг, живущий за границей, в анализе четыре раза в неделю и который был уверен, что был несколько лет в анализе, недавно написал мне:

«И я знаю, что я подвергался анализу много лет, и я позволял себе подвергаться анализу, но при этом я не был в анализе. Сейчас я знаю, что я в психоанализе, и это настолько отличается от того, что значит подвергаться анализу. У меня действительно есть чувство жизни и живого.» (частная переписка).

Покорная привязанность означает крушение закона творения — его эго. Это есть сковывающее действие. Освобождающее же действие является таковым, поскольку оно в отношениях с тотальностью, которая больше, чем сам креативный принцип. Тотальность питает и расширяет креативный принцип. Объект любви или сжимает, или расширяет эго в зависимости от того, является ли он чувственным (sensual) и частичным, или ментальным и тотальным.

Я дам вам четыре примера истинного (true) анализа:

Одна женщина в Индии была сильно подавлена (distress) из-за смерти ее новорожденного ребенка. По совету она обратилась к учителю/гуру (guru), который сказал ей: «Собери пять зерен горчицы в домашнем хозяйстве, которое не видело смерти или несчастья». Она ходила от дома к дому, но во всех домах люди встречались со смертью или с горем. И она осознала реальность того, что учитель дал ей это задание, чтобы она через собственное исследование/расследование (investigation) пришла к тому, что-то, что случилось с ней, является частью всеобщего человеческого страдания.

Один молодой мужчина в Австралии сердился/испытывал обиду (resented) на свою жену, потому что, когда он приходил с работы, она ждала, что он будет кормить и заниматься двумя их маленькими детьми. Он обратился к учителю/гуру (guru) и рассказал ему, что следует заветам Христа и всю свою жизнь стремится быть совершенным и поэтому заслуживает того, чтобы жена заботилась о нем. Учитель/гуру (guru) указал ему, что в Евангелии от Матфея говорится, что Иисус сказал: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный», а в параллельном месте в Евангелии от Луки сказано: «Будьте же милосердны, как милосерден Отец ваш Небесный». Молодой мужчина вернулся домой и испытал два одновременных озарения (realizations): что он на протяжении всей своей супружеской жизни ожидал, что жена будет заботиться о нем, как о маленьком ребенке или как о совершенстве, а теперь у него появилась освобождающая мысль, что это он должен заботиться о жене. Вторым озарением/инсайтом (insight) было то, что его жена была плохой матерью не намеренно: она не знала, каково быть матерью, потому что ее собственная мать бросила ее в детстве.

Правитель государства увлекся женой одного из генералов армии. Затем, желая оставить её себе, он приказал генералу атаковать вражескую позицию. Правитель все сделал для того, чтобы генерал погиб. Вскоре Правитель впал в уныние (became depressed). Он обратился к учителю/гуру (guru), который сказал ему:

«В одном городе жили два человека: богатый и бедный. У богатого было много мелкого и крупного скота, у бедного — ничего, за исключением овечки, всего лишь одна, которую он купил. Он ее вскормил, овечка росла вместе с ним и его детьми, ела его хлеб, пила из его чашки, спала у него на груди — была ему как дочь. Когда в доме у богатого остановился путешественник, богатый не захотел забивать овцу из своей отары, чтобы накормить путника. Вместо этого он взял овечку бедняка и приготовил ее своему гостю». Правитель вспыхнул от ярости. «Клянусь Богу, — сказал он учителю/гуру (guru), — человек, совершивший такое, заслуживает смерти! Он должен заплатить за овцу в четырехкратном размере: за то, что сделал, и за то, что не сожалеет о содеянном». И учитель/гуру (guru) сказал Правителю: «Ты и есть тот человек».

Один пожилой человек в Австралии считал, что его отец разрушил ему жизнь. Его отец давно умер. Человек обратился к учителю/гуру (guru), который указал ему на то, что теперь не отец разрушает его жизнь, а внутренняя репрезентация (inner representation) отца. Последовав совету учителя/гуру (guru), человек назвал эту репрезентацию «мой внутренний деспот». Однажды он осознал реальность того, что его отец тоже страдал от присутствия внутреннего деспота. Ему стало жаль отца. И он обрел новый интерес в своей жене и детях.

Я привел примеры четырех различных учителей/гуру (guru). Все они была практикующими психо-аналитиками. Первый –Сиддхартха Гаутама, наиболее известный как Будда. Это было 2500 лет назад. Второй — католический священник в современной Австралии. Третьим был пророк Нафан — своего рода кляйнианский психоаналитик, который дал интерпретацию Царю Давиду 3000 лет назад. Четвертым учителем/гуру (guru) был психо-аналитик, практикующий в Австралии в настоящее время.

Психо-анализ, как назвал его Фрейд, — это одна из исторических инкарнаций (incarnation) ноумена. У него было много названий в различных культурах, что иллюстрируют данные примеры. Впервые он возник в эпоху, которую Карл Ясперс назвал Осевым временем (Achsenzeit) — период между 2800 и 2200 лет назад. В этот период жили Будда, Махавира, еврейские пророки, Заратустра, Сократ, Платон и Аристотель.

Психо-анализ уже существует в Индии, Китае, Африке и в России — так же, как анализ уже существует в пациенте до того, как он приходит на первую сессию. До того, как аналитик приезжает в Индию, Китай, Африку или в Россию, анализ уже происходит. Работа аналитика, приезжающего туда, — определить феномены, которыми он представлен в данной культуре. Психо-анализ раскрывает то, что уже существует. Его форма проявления будет различаться в зависимости от культуры. Это своего рода миссионерская тирания, которая навязывает какой-нибудь культуре что-то, чего в ней нет. Это напоминает мне глубокое замечания Уолта Уитмена: «Любая музыка оживет в вас, когда о ней напомнят вам инструменты» (МакНил Диксон, 1958 г., с. 408). В новой культуре задача аналитика — разбудить то, что уже в ней существует.

Лишь имея ноумен психо-анализа в центре нашего бытия, мы увидим то развитие разума, ту свободу от сковывающих цепей, которые люди во всех уголках мира так сильно желают.

Перевод — Антон Вяткин; Илья; София; Полина

Для проекта «Научение через опыт»