Create post

"Текстильщицы" А. А. Дейнеки: Пролегомены к феноменологии эпического

Дейнека А.А. Текстильщицы. 1927 г. Холст, масло. «Ритм и своеобразная орнаментика лежат в основе композиционного решения и другой моей картины — “Текстильщицы”, ритм беспрерывного кругообразного движения в ткацких станках. Я почти машинально подчинил ему и ткачих с их плавными, певучими движениями. Возможно, что это сообщило вещи некоторую отвлеченность». А.А. Дейнека.
Дейнека А.А. Текстильщицы. 1927 г. Холст, масло. «Ритм и своеобразная орнаментика лежат в основе композиционного решения и другой моей картины — “Текстильщицы”, ритм беспрерывного кругообразного движения в ткацких станках. Я почти машинально подчинил ему и ткачих с их плавными, певучими движениями. Возможно, что это сообщило вещи некоторую отвлеченность». А.А. Дейнека.

С благодарностью посвящаю Роману Викторовичу Светлову.

I

Всякое понимание коренится в интуиции. Интуиция же в определенном смысле есть прыжок в логически невыводимое со всегда неопределенным исходом. Интуиция может оказаться негодной: это означает, что мир ускользает от набрасываемого на него понимания. Однако это ускользание возможно лишь при предельной интеллектуальной честности стремящегося понять — в первую очередь это он, а не кто-либо иной, обязан испытать интуицию на прочность и при необходимости иметь смелость от нее отказаться. Воспитанием такой смелости — как на методологическом, так и на этическом уровнях — и заняты науки и философия. Первичному испытанию одной из таких интуиций посвящена и наша статья. Это значит, что в нашей работе прежде всего будет поставлен вопрос о ее (интуиции) правомерности. Конкретные же результаты исследования пока настолько незначительны, что воспринимать их можно лишь в качестве грубого наброска к тому, чему только предстоит сложиться. Поэтому автор будет искренне благодарен за любую критику своего начинания.

Представляется весьма важным сразу же обозначить свое отношение к вопросам, относящимся к методологической сфере: в противном случае мы рискуем быть непонятыми. Здесь стоит сказать, что наше исследование есть прежде всего исследование философское, и лишь затем — научное. Этим с автора не снимается ответственность, но ставятся ориентиры. Ведь метод должен задаваться характером исследования: в противном случае характер и результат исследования будут автоматически предопределены методом. М. Хайдеггер говорил так:

«В-чем присутствие заранее понимает — в модусе отсылания себя, — есть то, в-видах-чего оно опережающе допускает сущему встретиться. В-чем себя-отсылающего понимания как в-видах-чего допущения сущему встретиться бытийным способом имения-дела есть феномен мира» (1). (Бытие и время. § 18).

Здесь Хайдеггер говорит о практическом (усмотрение, имение-дела), но его слова применимы и к теоретическому (всматривание). «Всматривание, хотя оно неусматривающе, не неуправляемо, свой канон оно формирует в методе» (2). (Там же. § 15). Какой же метод в наибольшей степени приемлем для философского исследования? Разумеется, в рамках небольшой статьи этот вопрос не может быть не только решен, но и поставлен по-настоящему, хотя бы потому, что правильная его постановка потребует ответа на ряд других вопросов («Что есть философия?»; «Что есть наука?»); те, в свою очередь, вызовут новые и т. д. Однако хоть как-то обозначить наше понимание все же необходимо.

Философом в подлинном смысле этого слова мы считаем того, кто осуществляет сдвиг парадигмы. Применительно к науке понятие парадигмальности подробно разбирал Т. Кун. Под парадигмами он понимал «признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений» (3). Период, следующий за установлением парадигмы, автор называет периодом нормальной науки. Образно выражаясь, обязательным знаком, сопутствующим парадигме и без которого она немыслима, является льющийся из трубы густой белый дым. Применимо ли такое понятие к философии, древнейшей чертой которой является, по-видимому, тотальное несогласие всех со всеми, на которое обращали внимание уже античные авторы? Казалось бы, нет. Именно эта черта философии делала и делает ее в глазах многих занятием, быть может, и интересным, но в крайней степени бессмысленным.

Однако наиболее очевидный смысл слова παράδειγμα — это образец. Спросим себя: разве образец может существовать только лишь в науке? Сводя философию к одному лишь поиску точного и достоверного знания, мы лишаем ее своеобразия и превращаем в протонауку, времена которой давно канули в Лету. Но стоит помнить, что философия есть прежде всего любовь к мудрости, а вовсе не к знанию. Античное любомудрие, остающееся парадигмальным для любого философа, никогда не было голым теоретизированием, но всегда — подвигом духа и «практиками себя», о чем нам напоминают П. Адо и М. Фуко (4). Это, в свою очередь, ведет к важному следствию: философский дискурс оказывается парадигмальным в совершенно другом смысле, нежели научный.

В самом деле, в каком смысле является для нас образцом, например, философия Платона? Это прежде всего образец мышления, взирая на который мы — быть может! — научимся мыслить сами. Причем это случится вовсе не в том случае, если мы исторически корректно поймем его «учение» о Благе или Едином. Сам Платон (5) пишет так: «Это не может быть выражено в словах, как остальные науки; только если кто постоянно занимается этим делом и слил с ним всю свою жизнь, у него внезапно, как свет, засиявший от искры огня, возникает в душе это сознание и само себя там питает» (Ep. VII. 341cd) . Существуют десятки различных трактовок этих слов, на которых мы не будем останавливаться. На наш взгляд, эту мысль невозможно понять до конца, если воспринимать ее только в гносеологическом ключе. Мы считаем, что здесь не случайно используется образ огня, о богатейшей символике которого в индоевропейской традиции писал, например, Г. Надь (6). Скажем лишь самое важное: очаг есть центр мироздания, а возгорание в нем огня — не просто метафора, а установление связи с подлинным бытием — Солнцем. Этому невозможно научить: если продолжить платоновский ряд, учитель может лишь помочь ученику подготовить дрова (знания), объяснить ему, какие породы дерева горят лучше и почему. Может ли возжечь огонь сам ученик? И да, и нет. С одной стороны, на это направлена вся дискурсивная подготовка, без которой затея полностью теряет смысл. С другой — все конкретные рецепты также бессмысленны: это либо происходит, либо нет, и в этом смысле философия всегда есть прежде всего личное дело, а философская парадигма никак не может быть всеобщей.

Эту связь совершенно необязательно, хотя и возможно, понимать в мистическом ключе. В конечном счете, речь здесь идет «всего лишь» об истине: однако об истине не только в смысле теории познания, но, прежде всего, в смысле его практики (7). Познание это касается не мира или отдельных его областей как объектов, а, скорее, того Γνῶθι σεαυτόν, о котором гласил оракул. Познание мира необходимо лишь в той степени, чтобы привести философа к размышлению над тем, что в этом мире следует делать именно ему, а не кому-то другому, какие проблемы поднимать и какими вопросами задаваться. В этом смысле наследие каждого философа является парадигмой, созерцание которой позволяет в итоге понять, что волнует именно тебя.

Лишь после этого небольшого отступления мы можем вернуться к вопросу об используемом нами методе. По большому счету, он сводится к описанию, и в этом смысле может быть назван феноменологическим (8). Делая каждый новый шаг в исследовании, мы прежде всего стараемся показать читателю ход наших рассуждений, подвергая их скорее стилистической, чем смысловой обработке. Заранее заданный метод, как нам кажется, существенно сужает круг возможных результатов, о чем мы уже говорили чуть выше, цитируя Хайдеггера.

Отличное руководство по методологии философского исследования может быть, кстати, найдено в схолии к первой строчке Pind. Ol. II («Песни мои, владычицы лиры»), по поводу которой схолиаст совершенно справедливо замечает: «Ибо сперва песни сочиняются, а потом уже лира к ним подлаживается» (9).

В противном случае метод столь явно определяет единственно возможный результат, что становится неинтересно. Идя в Лариссу, придешь в Лариссу, — и только. Еще хуже, однако, ситуация, когда исследователь начинает выстраивать методологию уже после получения основных результатов. Не будем лукавить: основные горизонты данной статьи были нам в общих чертах ясны еще до ее написания. Однако воздержимся хотя бы от того, чтобы задним числом приписывать себе замысловатые методологические стратегии. Все, что было написано нами до сих пор, коренится в нашем понимании философии как жизни (а не абстрактного ее образа) и как свободы.

Из сказанного может сложиться впечатление, что в дальнейшем на голову читателя выльется поток безудержной и ничем не стесненной фантазии автора. Нам все же хотелось бы думать, что это не так. Поэтому, в отличие от многих ортодоксально настроенных философов, признающих лишь чисто философскую аргументацию, мы в меру наших скромных сил обращаемся за помощью к различным наукам. Наука в нашем исследовании выполняет роль своеобразной критики философского разума, предостерегающего нас от поспешных обобщений (при полном понимании того факта, что любое обобщение в определенной степени некорректно). Более того, сам выход на подлинно философскую проблематику не может быть осуществлен вдруг и сразу, — философия не имеет права быть односторонней. К этой мысли нам еще предстоит вернуться.

Эти вступительные замечания предпосылаются нами не столько данной небольшой статье, но скорее тому, во что она выльется впоследствии — самой феноменологии эпического. Тем не менее, они здесь совершенно необходимы. Более конкретные и узкие задачи будут решаться нами по ходу самого исследования, что вытекает из выбранного нами описательного метода, — ведь нельзя же на основании первых нескольких метров делать выводы обо всей предстоящей дороге.

(Продолжение следует).

Примечания:

(1) — Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Академический проект, 2013. С. 86. См. также: § 32–33: Там же. С. 148–160.

(2) — Там же. С. 69.

(3) — Кун Т. Структура научных революций. М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2009. С. 11.

(4) — См.: Адо П. Что такое античная философия? М.: Издательство гуманитарной литературы, 1999; Он же. Духовные упражнения и античная философия. М.; СПб.: Степной ветер, 2005; Фуко М. Герменевтика субъекта. СПб.: Наука, 2007.

(5) — Мы опускаем чрезвычайно запутанный вопрос о подлинности VII Письма. Скажем лишь, что нас вполне убеждают аргументы в его аутентичности, выдвинутые Дж. Клоско (Klosko G. Politics and Method in Plato’s Political Theory // Polis 23 (2006). P. 328–349), но еще больше — сам дух этого письма, хотя это и вряд ли можно считать корректным научным аргументом. Впрочем, его использует и В. Йегер: Йегер В. Пайдейя: Воспитание античного грека. Т. 2. М.: Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина, 1997. С. 105–106.

(6) — Надь Г. Греческая мифология и поэтика. М.: Прогресс-Традиция, 2002. С. 190–238. На греческом материале см., напр., главу о Гестии и Гермесе в: Vernant J.-P. Myth and Thought among the Greeks. New York, 2006. P. 157–196.

(7) — Ср.: «Истина, которой я живу, существует лишь благодаря тому, что я становлюсь тождественным ей; в своем явлении она исторична, в своем объективном высказывании она не общезначима, но безусловна. Истина, верность которой я могу доказать, существует без меня; она общезначима, вне истории и вне времени, но не безусловна, напротив, соотнесена с предпосылками и методами познания в рамках конечного». Ясперс К. Философская вера // Он же. Смысл и назначение истории. М.: Политиздат, 1991. С. 421–422.

(8) — Более полно наше понимание феноменологического способа познания будет развернуто в следующих частях. Пока сказанного достаточно.

(9) — Гаспаров М.Л. Примечания // Пиндар, Вакхилид. Оды. Фрагменты. М.: Наука, 1980. С. 398.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About