Вторая публикация из серии отмеченных ридеркой первого номера журнала НЕЗНАНИЯ Кристиной Вазовски. Прочитать предыдущий текст — «Мёртвые» Андрея Стадникова можно на syg.ma.

Представляем рассказ Аны Колесниковой «Аяна покидает отчий дом» с иллюстрациями Даны Савенко.

Солнце встало над Вырино, речкой Бунбуйкой, домом Аяны Куличкиной, прямо над крышей, над головой у Аяны: Аяна, вставай! Тонкая словно тростинка, осиная талия, лебединая шея, копна смоляных волос разметалась, блуждает полуулыбка, упругое гибкое смуглое нежное девичье тело верит в любовь, вздымается грудь. Распахнула глаза, здравствуй мир, грациозно как кошка прыг к зеркалу — плохо одно, а точнее четыре: уши торчат и ноги колесом. В позапрошлом году в школе девочка советовала уши спецом подчеркивать: проколоть, носить крупные серьги, бриться налысо. Зачесала волосы — да, от кого совет, таков и совет — но все равно жалко, что девочку эту забрали из школы, она была умная и Аяну очень любила, подарила золотое кольцо с фианитом и канарейку, канарейка правда умерла, а кольцо — вот. Пальцы тонкие, артистичные, кожа как атлас, глаза ярко-синие как Бунбуйка в июле, папа хохол, при этом раскосые, мама бурятка, так даже красиво — загадочная азия. Волосы только не собрать и штаны в обтяжку не наденешь, снизу вечный клеш, зато остальное все голливуд.

…банки прокопячивать! — мать почти всегда орет или злобно молчит. — Зубы чистил? — Вчера еще! — Пашка тоже орет. — А бу-бу? — батя явно выдал шутку: Пашка хрюкает, этот хрюк у нас смехом зовется, мать рычит. Брат ужасно неопрятный и вообще похож на мать, вот они и пререкаются, вредные люди не сходятся, потому что минус на минус — кладбищенский крест, а плюс на плюс — прекрасная белая снежинка. Аяна — папина дочка, они с ним два плюса и снег за окном — красивые, чистые, светлые. Отец был казаком до переезда, Аяна зовет его батей, веселый, опрятный, хотя и бухает — не курит. А мать — засаленное плачущее чмо, курит и курит, развесит по кухне белье и пакеты, экономит на них, стирает и сушит, варит и курит при этом дешевую приму, пепел сыпется у нее во всю еду, развернешь в школе пакет с бутербродами — чуть не блеванешь, форму на физре стыдно достать — ждешь, пока все выйдут, а потом весь урок трясешься, что за час лук и курево не успеют выветриться из раздевалки. Но это раньше, теперь Аяна сама готовит или обедает в кулинарии, сама стирает, а сушит на балконе.

…потому что минус на минус — кладбищенский крест, а плюс на плюс — прекрасная белая снежинка

Распахнула балконную дверь: весна идет, весне дорогу! Травка зеленеет, донышко блестит, журчат ручьи, новый день, новый мир, все пути перед тобой — выбирай, Аяна, свой. С волшебными птицами винного цвета, хотя дыроватые, все же изящные тонкие царские наподушники, сочные простыни и полотенца, яркие платочки, пестрые носочки, горящие кофты и вечные джинсы, кашемировый свитер, плохо просыхающий как батя — все такое приятное, свежее, все радует, простоять бы жизнь среди белья! Аяна обнимает его и поет про знойный холод, знойный холод! Льнет к Аяне любимое платье небесного цвета в мелкий модный горошек — как хорошо надеть пропахшее сиренью и дождем! Все решено: она откроет маленькую прачечную в самом центре Вырино, там будет пахнуть свежестью, весной, ленором и духами. И почему нет прачечной? Бабки из частного сектора ходят грязные, несет от них кисло, а у Аяны будет дешево, уютно, цветы и общение на темы вместо сплетен, идея гениальная, теперь найти бы средства.

Хотела проскользнуть, но ванная — у кухни:

— Аяна, подь сюда.

Из окна прачечной — солнце и горы, веселые чистые бабушки в унтах болтают о ранней весне.

Лицо у бати совсем желтое, опять по организму разлилось.

— Ну чего?

Кашей на вчерашнюю капусту да по въевшейся закиси из самогона с примой — платье провоняет, это точно.

— Опять нажрался… — гладит батины плечи в советской рубашке, работал ведь конструктором, правда, недолго, а теперь матрас проссал, сам иссох, шутки старые, вспомнит шутку и шутит ее и шутит, аж тошно, но глаза не обесцветились, лоб высокий, значит умный, волосы жидкие, мягкие, светлые, красивый, хороший. А мать злая, косоглазая, волосья жесткие, торчат во все стороны, он на ней по пьяни женился, это всем известно. На столе почти допитая бутыль бархатного — девять градусов в девять утра.

— Празд-ник! Заздравную чару до края нальем!

— Какой праздник? Ну какой праздник?

— Пашка вычистил зубы!

— Но! — Пашка поднимает коричневый палец (казалось бы что — палец, а и палец бывает урод), — вчера!

Мать раздраженно ворочает что-то в кастрюле и курит.

— Зубы белей унитаза теперь, Пашка, покажи!

И все в таком духе. А ей сегодня снился черный бабр: летит по серебряному полю, приземляясь сразу на четыре лапы, с огромным пушистым хвостом-завитушкой, смотрит вглубь Аяны, из пасти свисает красная птица, струится по точеному лицу вода, хочется прильнуть к ее губам, бездонные глаза сулят янтарь улыбки, то есть жемчуг, конечно, янтарь у матери от примы, великолепие волос, капли как чайки на черных блестящих волнах, принц ее, сука, надо быстрее, спрятать эти уши, от серых будней, прочь, сука-а-а-а! — визжит Пашка.

Аяна выбегает из ванной, батя с матерью борются молча, их силы равны, Аяне надо выбирать, батя с матерью тянут бутыль с самогоном вместе с Пашкиными волосами, Аяна выбирает, мать шипит на бурятском, Пашка перешел на ультразвук — Аяна видит только грязный раззявленный рот с коричневыми, желтыми и даже голубыми вкривь и вкось зубами. Батя смотрит красными глазами вглубь Аяны: батюшечка, родимочка, байза, шэмээгуй байгты. Отец ощеривается и отпускает. Аяна, мать и Пашка валятся в противоположность. Плита, задумчиво качнув посудой, опрокидывает кастрюлю с негорячей слава богу теплой жидкой желтой дрянью.

Платье небесного цвета испорчено. Лучше бы ей не рождаться. В семнадцать такая ужасная жизнь. Аяна кричит: а-а-а-а-а-а! Кричит, потому что не будет ни принца, ни прачечной, не поступила она и не поступит никуда, потому что глупая, как мать, и лопоухая, как батя, задыхается и плачет, но недолго, от первача сразу легче, пошло оно все, выбегает из кухни, натягивает сапоги и куртку, в груди жар и ярость, жар и ярость! Падает вниз по лестнице с бутылем в руке, спецом замедляется у непростиранных бабок, ну вот так вот, представьте, да, бежит дальше.

Ана Колесникова — писатель и сонграйтер, автор лирики группы «Грачи Прилетели». Драма-терапевт, основала арт-центр для психически больных, совершивших тяжелые правонарушения. Лауреат литературных конкурсов и музыкальных фестивалей. Стихи переводились на другие языки. Редактор портала «Литературно».

Скачать первый номер НЕЗНАНИЯ можно на нашем сайте. Поддержать журнал ежемесячным отчислением — на Patreon.com