Create post
НЕЗНАНИЕ

Ана Колесникова «Аяна покидает отчий дом»

Николаев

Вторая публикация из серии отмеченных ридеркой первого номера журнала НЕЗНАНИЯ Кристиной Вазовски. Прочитать предыдущий текст — «Мёртвые» Андрея Стадникова можно на syg.ma.

Представляем рассказ Аны Колесниковой «Аяна покидает отчий дом» с иллюстрациями Даны Савенко.

Солнце встало над Вырино, речкой Бунбуйкой, домом Аяны Куличкиной, прямо над крышей, над головой у Аяны: Аяна, вставай! Тонкая словно тростинка, осиная талия, лебединая шея, копна смоляных волос разметалась, блуждает полуулыбка, упругое гибкое смуглое нежное девичье тело верит в любовь, вздымается грудь. Распахнула глаза, здравствуй мир, грациозно как кошка прыг к зеркалу — плохо одно, а точнее четыре: уши торчат и ноги колесом. В позапрошлом году в школе девочка советовала уши спецом подчеркивать: проколоть, носить крупные серьги, бриться налысо. Зачесала волосы — да, от кого совет, таков и совет — но все равно жалко, что девочку эту забрали из школы, она была умная и Аяну очень любила, подарила золотое кольцо с фианитом и канарейку, канарейка правда умерла, а кольцо — вот. Пальцы тонкие, артистичные, кожа как атлас, глаза ярко-синие как Бунбуйка в июле, папа хохол, при этом раскосые, мама бурятка, так даже красиво — загадочная азия. Волосы только не собрать и штаны в обтяжку не наденешь, снизу вечный клеш, зато остальное все голливуд.

…банки прокопячивать! — мать почти всегда орет или злобно молчит. — Зубы чистил? — Вчера еще! — Пашка тоже орет. — А бу-бу? — батя явно выдал шутку: Пашка хрюкает, этот хрюк у нас смехом зовется, мать рычит. Брат ужасно неопрятный и вообще похож на мать, вот они и пререкаются, вредные люди не сходятся, потому что минус на минус — кладбищенский крест, а плюс на плюс — прекрасная белая снежинка. Аяна — папина дочка, они с ним два плюса и снег за окном — красивые, чистые, светлые. Отец был казаком до переезда, Аяна зовет его батей, веселый, опрятный, хотя и бухает — не курит. А мать — засаленное плачущее чмо, курит и курит, развесит по кухне белье и пакеты, экономит на них, стирает и сушит, варит и курит при этом дешевую приму, пепел сыпется у нее во всю еду, развернешь в школе пакет с бутербродами — чуть не блеванешь, форму на физре стыдно достать — ждешь, пока все выйдут, а потом весь урок трясешься, что за час лук и курево не успеют выветриться из раздевалки. Но это раньше, теперь Аяна сама готовит или обедает в кулинарии, сама стирает, а сушит на балконе.

…потому что минус на минус — кладбищенский крест, а плюс на плюс — прекрасная белая снежинка

Распахнула балконную дверь: весна идет, весне дорогу! Травка зеленеет, донышко блестит, журчат ручьи, новый день, новый мир, все пути перед тобой — выбирай, Аяна, свой. С волшебными птицами винного цвета, хотя дыроватые, все же изящные тонкие царские наподушники, сочные простыни и полотенца, яркие платочки, пестрые носочки, горящие кофты и вечные джинсы, кашемировый свитер, плохо просыхающий как батя — все такое приятное, свежее, все радует, простоять бы жизнь среди белья! Аяна обнимает его и поет про знойный холод, знойный холод! Льнет к Аяне любимое платье небесного цвета в мелкий модный горошек — как хорошо надеть пропахшее сиренью и дождем! Все решено: она откроет маленькую прачечную в самом центре Вырино, там будет пахнуть свежестью, весной, ленором и духами. И почему нет прачечной? Бабки из частного сектора ходят грязные, несет от них кисло, а у Аяны будет дешево, уютно, цветы и общение на темы вместо сплетен, идея гениальная, теперь найти бы средства.

Хотела проскользнуть, но ванная — у кухни:

— Аяна, подь сюда.

Из окна прачечной — солнце и горы, веселые чистые бабушки в унтах болтают о ранней весне.

Лицо у бати совсем желтое, опять по организму разлилось.

— Ну чего?

Кашей на вчерашнюю капусту да по въевшейся закиси из самогона с примой — платье провоняет, это точно.

— Опять нажрался… — гладит батины плечи в советской рубашке, работал ведь конструктором, правда, недолго, а теперь матрас проссал, сам иссох, шутки старые, вспомнит шутку и шутит ее и шутит, аж тошно, но глаза не обесцветились, лоб высокий, значит умный, волосы жидкие, мягкие, светлые, красивый, хороший. А мать злая, косоглазая, волосья жесткие, торчат во все стороны, он на ней по пьяни женился, это всем известно. На столе почти допитая бутыль бархатного — девять градусов в девять утра.

— Празд-ник! Заздравную чару до края нальем!

— Какой праздник? Ну какой праздник?

— Пашка вычистил зубы!

— Но! — Пашка поднимает коричневый палец (казалось бы что — палец, а и палец бывает урод), — вчера!

Мать раздраженно ворочает что-то в кастрюле и курит.

— Зубы белей унитаза теперь, Пашка, покажи!

И все в таком духе. А ей сегодня снился черный бабр: летит по серебряному полю, приземляясь сразу на четыре лапы, с огромным пушистым хвостом-завитушкой, смотрит вглубь Аяны, из пасти свисает красная птица, струится по точеному лицу вода, хочется прильнуть к ее губам, бездонные глаза сулят янтарь улыбки, то есть жемчуг, конечно, янтарь у матери от примы, великолепие волос, капли как чайки на черных блестящих волнах, принц ее, сука, надо быстрее, спрятать эти уши, от серых будней, прочь, сука-а-а-а! — визжит Пашка.

Аяна выбегает из ванной, батя с матерью борются молча, их силы равны, Аяне надо выбирать, батя с матерью тянут бутыль с самогоном вместе с Пашкиными волосами, Аяна выбирает, мать шипит на бурятском, Пашка перешел на ультразвук — Аяна видит только грязный раззявленный рот с коричневыми, желтыми и даже голубыми вкривь и вкось зубами. Батя смотрит красными глазами вглубь Аяны: батюшечка, родимочка, байза, шэмээгуй байгты. Отец ощеривается и отпускает. Аяна, мать и Пашка валятся в противоположность. Плита, задумчиво качнув посудой, опрокидывает кастрюлю с негорячей слава богу теплой жидкой желтой дрянью.

Платье небесного цвета испорчено. Лучше бы ей не рождаться. В семнадцать такая ужасная жизнь. Аяна кричит: а-а-а-а-а-а! Кричит, потому что не будет ни принца, ни прачечной, не поступила она и не поступит никуда, потому что глупая, как мать, и лопоухая, как батя, задыхается и плачет, но недолго, от первача сразу легче, пошло оно все, выбегает из кухни, натягивает сапоги и куртку, в груди жар и ярость, жар и ярость! Падает вниз по лестнице с бутылем в руке, спецом замедляется у непростиранных бабок, ну вот так вот, представьте, да, бежит дальше.


Ана Колесникова — писатель и сонграйтер, автор лирики группы «Грачи Прилетели». Драма-терапевт, основала арт-центр для психически больных, совершивших тяжелые правонарушения. Лауреат литературных конкурсов и музыкальных фестивалей. Стихи переводились на другие языки. Редактор портала «Литературно».


Скачать первый номер НЕЗНАНИЯ можно на нашем сайте. Поддержать журнал ежемесячным отчислением — на Patreon.com

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Николаев

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About