Create post
НЕЗНАНИЕ

Мария Гаврилова «Санта-Дыня»

Заключительный текст из серии отмеченных ридеркой первого номера журнала НЕЗНАНИЕ Кристиной Вазовски. Рассказ Марии Гавриловой «Санта-Дыня» также был отобран редакцией журнала для публикации в первом номере. По просьбе редакции рассказ был сокращен авторкой, ниже мы публикуем его изначальную версию.

Иллюстрации: Мария Варази

Иллюстрации: Мария Варази

Очень хотелось поесть, был август и есть хотелось легкую еду, а также хотелось купаться. Как известно, купаться без купальника это не очень хорошая идея, а у меня купальника нет. Вариантов кроме еды не оставалось, только денег тоже не было. Я стояла на улице и думала, что же делать. Система капитализма вкручивает нас в отношения производства с самого рождения, ей невозможно противостоять, с ней невозможно бороться одной или одному. Поэтому я позвала для встречи свою подружку Аню, и спустя час мы встретились у станции метро Люблино. С Аней было неплохо, только чего-то не хватало. Аня сказала: «кажется, не хватает Дашеньки». Я согласилась. Дашеньки действительно не хватало. Мы написали Дашеньке, чтобы она приезжала на станцию метро Волжская. Дашенькой Дашу называла Аня, я называла Дашу Дашей. Даша не была моей лучшей подружкой, Даша была интересной, немножко странной и напоминала домашнюю автономную кошку. Она написала нам: «выезжаю». И мы с Аней пошли к станции метро Волжская от станции метро Люблино, посидели у Люблинского пруда около станции метро Волжская, прогулялись вдоль этого пруда, вернулись и около метро наконец была Даша. К приезду Даши есть и купаться хотелось ужасно, люди вокруг купались около знака купаться запрещено и ели аллергичные для меня абрикосы и яблоки. Я манифестировала свой голод. Даша и Аня поддержали меня. Мы решили уйти подальше от пруда и для этого перешли дорогу. Через дорогу были ОНИ. Мы видели дыни, видели арбузы и тогда я поняла, в чем моя потребность. У Ани и Даши не было денег. У меня не было айфона, чтобы проверить, сколько денег на карточке. Платить карточкой в ларьке это конечно надо было такое придумать. Даша нашла восемь рублей. Аня нашла 24 рубля. У меня были только ключи от квартиры и арбуз в квартире, но квартира была далеко, а голод и дыни близко. Мы поняли, что нам нужна дыня. Даша сказала: «а где гитара? может, мы им споем?» Я и Аня не были удивлены такому предложению, от Даши это не было неожиданным предложением. Но меня смутило такое предложение, неловко петь перед чужими людьми. В течение обсуждения стратегий мы мучительно медленно продвигались к ларьку и к моменту безысходности оказались совсем рядом. Было непонятно, что делать. Мы с Дашей решили, что нужно перестать думать о голоде и повспоминать песни, которые мы будем петь в переходах Москвы, чтобы заработать на какую-то другую еду в другой день. Очень тихо я и Даша запели хорал. Мужчина-продавец подошел ко мне, взял в руки самую красивую на свете дыню и дал мне её. Я сказала: «как же так?». Мужчина ласково улыбнулся и сказал, что я похожа на его дочь. На самом деле почему-то такие мужчины очень любят отдавать мне свои вещи и свою еду. Однажды на одном маркете мне подарил платок мужчина из Индии, в другой раз в цветочном магазине мне подарили маленькие лилии. Это одна из приятных сторон моей жизни. Так у нас в руках оказалась дыня. Люблинский пруд продолжал сверкать солнышком и купаться хотелось невыносимо. У Даши и Ани тоже не было купальников. У них не было с собой, у меня не было вообще. И я сказала: «нужно уйти от этого пруда, иначе я пойду в него топиться». Аня и Даша хорошо ко мне относились, поэтому они поскорее повели меня от пруда в противоположную сторону в парк через дорогу. Там тоже был пруд, но он напоминал болото. В нем бы утопиться не получилось. В парке не было никого.

Мы решительно пересекли парк и оказались в сельской местности. Там не было ничего, кроме забора с колючей проволокой и, кажется, он бился током, но, возможно, я ошибаюсь. Забор выглядел внушительно и опасно. Я предложила избегать забор, подружки согласились. Дальше было кострище и камни, и на камни мы присели с Дашей. Аня присела на поваленное дерево. Мы стали думать, как бы поесть дыни — ножа не было. Искать помощи непонятно у кого — только велосипедист ехал очень неухоженный и потерянный, и мы решили, что у него точно есть нож. Велосипед едет быстро, мы ходим медленно. Потому что, во-первых, по сухой траве неудобно идти. Во-вторых, потому что большая часть травы была не сухой и росла выше моего роста. В третьих, происходила смена пейзажа. Мы вышла из травы и около нас оказалось дерево, немножко сплющенное временем или местным климатом. За деревом находилось следующее: огромный бесконечный зеленый овраг и где-то вдалеке, где заканчивался горизонт, блестела водичка — озеро или море или океан или пруд или река. Мы решили, что в овраге вряд ли можно найти что-то острое, но потом увидели, как велосипедист медленно спускается по дороге вниз. Пели птиц, никого другого не было. Но велосипедист выглядел очень комфортно, мы чувствовали все трое к нему доверие. Дорога была так себе — пыльная и неказистая, а потом она вообще снова превратилась в сухую траву, двигаться было трудно, но не нам одним — велосипедист тоже выглядел измученно. Мы крикнули ему, чтобы он остановился. Он посмотрел на нас, в его взгляде был страх и какое-то глобальное понимание всего происходящего, и на огромной скорости он поехал с горы. Я расстроилась и выпила глоточек воды, и девочки тоже выпили по глоточку. Воды становилось всё меньше, в овраге становилось всё жарче. Дынька становилась всё тяжелее, наши желудки всё громче урчали. Срочно была необходима поддержка, но никто нам не помог, а водичка моря или реки или озера или океана вдалеке заманчиво мерцала. Мы решили сделать перерыв. Аня заметила комфортное для отдыха место справа вглубь леса. Мы присели там и молча сидели. Этот отдых был нам очень нужен. Мы взбодрились и выглядели свежо и привлекательно, наши лица сияли от пота. Спустя минут пятнадцать мы пошли дальше.

Дальше мы увидели скейтера на асфальтной дороге — мы увидели асфальтную дорогу. Мы вышли прямо на неё, ведь мы шли по бездорожью. Скейтер великолепно скатывался на огромной скорости с высоких горок и мы все волновались за него. Я закричала, когда он скатился вниз по горке от нас и увидеть его было нельзя, и побежала к месту, с которой он поехал. Там лежала его трогательная белая кепка, а он то ли упал, то ли просто скрылся за поворотом. Я почти плакала. Мои подружки подумали, что я дурашка. Я побежала вниз с горки, ведь скейтер мог умереть. Но он не умер — я увидела, как он отдаляется от нас и спускается по асфальтовой дорожке вниз — дальше по оврагу.

Мы пошли по асфальту в поисках скейтера, но его нигде не было, а асфальт скоро снова стал пыльной дорогой. Было скучно, жарко и уныло. Аня предлагала играть в города, Даша предлагала обсуждать что-то сложное и неинтересное. Я тупо думала мысли и не хотела никому ничего предлагать. Так мы и двигались в неизвестность. Когда моей надежды не осталось, то есть через полчаса, я остановилась и сказала: «может, ещё раз попробуем открыть дыню, уже хоть руками». Девочки поддержали, мы сели, где шли, и стали придумывать разные способы. Камень, палка, удар о землю. Даша взяла мой ключ, мы помыли его остатками воды и стали делать операцию раскрывания дыни. И у нас получилось. Даша справилась. Дыня была криво разломлена на две несоразмерные части и от большей Даша пыталась оторвать ещё один кусок. Я взяла себе лучший и ушла в кусты с полынью, потому что есть голыми руками без воды и салфеток почти не порезанную на части дыню ну очень не эстетично. Аня и Даша не поняли моей интенции, но мне было наплевать. В итоге мы все выглядели так себе. Теперь захотелось домой после такой вкусной сытной дыньки.

Мы решили, что будет логично идти дальше вниз по оврагу и тогда мы выйдем где-нибудь у Выхино и Новогиреево или где-то ещё. Овраг казался бесконечным, но точно известно, что конец есть у всего кроме крейвинга. И мы утомительно шагали, девочки снова хотели игр и коммуникации, а я хотела прийти домой и лечь. Поэтому я старалась идти немного в стороне, то есть сзади. Они внезапно перестали разговаривать и остановились. Аня сказала, что в кустах что-то шуршит. Даша сделала испуганные глаза. Аня сказала: «дальше я не пойду». Даша сказала: «давай я проверю, что там, а потом вы придёте, если всё будет в порядке». Мы поверили и Даша пошла одна вперёд, а потом исчезла. Даша крикнула нам: «ой». И в этом ой не было ощущения опасности, только легкое доброжелательное удивление. Я и Аня доверились этому ой и пошли вперед в опасность. Я стала чувствовать присутствие других живых существ, Аня просто очень боялась и просилась пойти назад обратно. Я сказала: «нет». Аня сказала: «ты не права». И мы пошли дальше. Справа шелестели кусты, слева кусты не шелестели — но почему? Лес стал заканчиваться: дорога когда-то много веков назад была устьем реки, поэтому справа и слева были небольшие холмы, а на них росли кусты. А потом мы услышали протяженное: «муууууу» и заорали.

Это был коровник. В нем паслись коровы. Рыжие коровы, пятнистые коровы, чёрные коровы. Вся гора была покрыта коровами. Было стрёмно, коровы были, а людей не было. Людей не было вообще, даже не было собак, никто не охранял коров, никто не охранял нас. Где-то вдалеке я увидела, как Даша едет на корове и, кажется, в этом она нашла своё призвание — тусить с коровами и быть с ними. Я почувствовала это сердцем. Корова с Дашей ускакала куда-то очень далеко. Дашу мы потеряли окончательно и продвигались дальше с Аней. Я была слабенькая, но Аня была ещё слабее меня. Мне приходилось идти впереди, чтобы подбадривать её, мы всё шли и шли, а потом, на кромке поля и леса, когда уже виднелась какая-то трасса, то есть цивилизация, я обернулась к Ане, чтобы рассказать ей такую чудесную новость и увидела, как за её спиной бежит огромный злобный рыжий бык. Я не знала, что делать в такой ситуации, поэтому я ничего не делала.

Аня умерла. Это было неожиданно и странно. Кто бы мог подумать, что можно умереть такой смертью. Похороны были, кадило было, застолье было. Я переживала горе тяжело — месяц после ходила в траурной одежде, питалась скудно и покрывала голову (кепкой). Аню кремировали, а что делать с прахом было не очень понятно. Тогда я решила украсть прах Ани и развеять его в красивых местах, ведь красота это мой главный ценностный ориентир, помимо еды и денег. Я поехала в Иорданию, потому что это страна моей мечты для посещения (а не для жизни там) с семи лет. В семь я гуляла летом во дворе бабушкиного двора, смотрела на мини-книжку из «Классного журнала» с десятью чудесами света и хотела в высеченный из камня город Петра в Иорданию. В шестнадцать я слушала песню про ледники и восполнение реки Иордан. В двадцать я позвала в Иорданию Аню и она со мной согласилась поехать, но держит ли хоть кто-нибудь обещания в наше время? В итоге я, конечно, поехала одна, не в двадцать и ещё и с прахом. На берегу Иордана я торжественно встала и торжественно раскрыла урну. Прах рассыпался по всему воздуху и собрался в кучку, прах летел и на ветру гибли птицы чайки, ведь около Иордана живет много чаек. Прах не улетал и все кружился рядом и сводил меня с ума. Я поскорее решила уйти, несмотря на почтение памяти Ани. Аня умерла и ей наплевать, а мне хотелось счастливой жизни без праха. Но прах следовал за мной и это было странно, ведь было бы сложно объяснить его присутствие другим людям. Преследование прахом меня продолжалось долго, люди вокруг были возмущены прахом, и я решилась на эксперимент, вдруг бы прах отвязался от меня. Я достала из рюкзака шампунь для мытья головы и вылила его в траву около Иордана, поскорее открыла и показала праху. Удивительно, но прах залетел внутрь, я бросила баночку и побежала скорее на автобус, потому что пограничникам не понравился шампунь на святой земле и я понимала их недовольство. Бежать надо было быстро, и я бежала. Автобус спас меня, кажется, от смерти и я вернулась в Москву живая и не пострадавшая. В Москве первым, что я увидела, была баночка от шампуня. Прах не отставал от меня, я была вынуждена достать его из шампуня: если вдруг тебя летает кусок пыли — это одно, а если небольшая бутылка с шампунем — это предельно странно и привлекает очень много внимания.

Прах достойно интегрировался в мою жизнь, я привыкла к нему. Я перестала готовить, чтобы прах случайно не попал в мою еду, и ела чужую еду и покупала готовую еду. Я тосковала по Ане до сих пор и в принципе ела довольно мало.

Аня много значила для меня, мы были подружками целый год. Мы познакомились на курсах по нейролингвистике, это было первое занятие, тогда же мы разочаровались в нейролингвистике и перестали туда ходить, но дружба появилась и сохранялась. Оказалось, что мы обе знаем Дашу, а Даша знала ещё других приятных людей и так мы стали иногда тусоваться и таким образом дружба продолжалась. Мы с Аней виделись отдельно и я даже отмечала новый год с её семьей.

Аня много значила для меня, но нужно было двигаться дальше. Прах так не считал. Не знаю, Аня это была или уже отдельная личность, но его присутствие меня утомляло.

Я решила, что от праха, кем или чем бы он ни был или ни была, нужно избавляться. Спасти могла вода, но его нужно было поймать в замкнутое пространство, а чтобы это сделать, надо было как-то аргументировать это. Я решила проблему просто — купила билет в город Таллинн и договорилась встретиться там с подругой из Петербурга. Я сказала это праху, достала большую зеленую бутылку из–под детского шампанского, открыла её, чтобы он полез туда. Аргументация была: не ехать же тебе так. И предложение повторить иорданский опыт. Прах поверил мне и правда полез. Я максимально стремительно налила туда воды, но часть праха смогла вылететь. Очевидно, ему не понравилось такое отношение. Прах бесшумно возмутился и ненамоченные частицы вылетели и злобно засыпались мне в глаза. Вся комната стала пыльной, прах соединился со всеми мелкими частицами мусора, еды, крошек, ногтей и кусочков отслоившейся кожи и спрятался где-то. Мне не было страшно, не стоит бояться какого-то праха, но было очень неприятно. Прах путал меня в слоях мелких частиц и я, чтобы спастись, схватила собранный чемодан и уехала по билету в Таллинн. Таллинн мне ничем не запомнился, хотя все говорят, что Эстония очень красивая страна. Таллинн мне запомнился только одним: вместо кофе я пила прах, вместо шоколадной посыпки вся моя еда была посыпана прахом, а вместо шампуня я посыпала голову пеплом. Подруга не приехала, от этого Таллинн казался ещё более незапоминающимся. Через два дня я вернулась домой и в моей комнате был прах. Я сделала уборку и приготовилась к новой жизни без праха. Прах не появлялся в самолете и я подумала, что он наконец отвязался от меня. А вот тут он стал ломать мою жизнь. Это был настоящий сталкинг. Он преследовал меня везде, он пачкал меня и мою жизнь, он был грязью, но он был чистым. Я поливала его святой водой, я ходила на кладбище, я ходила в крематорий. Никаких признаков исчезновения праха не происходило. Он лежал на всех моих вещах, я расчесывала волосы прахом и всем казалось, что я поседела. Моя одежда тоже поседела: всё черное стало пыльным, всё белое стало грязным, а цветное я не носила. Я боялась звонить маме и лучшим подругам, чтобы прах не узнал о них и не сделал им больно. Я боялась трогать свои лучшие вещи и любимые вещи, поэтому носить приходилось одно и то же, с испорченным пришлось смириться. Из–за изоляции от своих близких я стала больше времени проводить дома и много читала. Но прах прокрался в книжные страницы и стал менять буквы местами, книги рассыпались у меня в руках и я не выдержала и подожгла их. Моя квартира горела, я кричала, соседи вызывали скорую и полицию. Прах парил рядом и я чувствовала ненависть к нему от меня.

Спустя несколько дней после пожара я поняла, что так больше жить нельзя. Пора было перестать злиться на прах и вступить с ним в коммуникацию. Я спросила прах: «Прах, какова твоя глубинная мотивация?». Прах не мог мне ответить словами, поэтому он сложился в слова и я поняла всё, что нужно было сделать. Я встала со стула, вышла из дома и купила в магазине 54-ая параллель дыню. Взяла дыню, разрезала её и прах сам залетел внутрь. Пришло время прощаться навсегда: прощай, прах. Я не была расстроена, прах слишком тревожил меня и мою спокойную жизнь, но остаться без него означало резкую перемену жизненной ситуации, а я не любила изменения и не любила нарушение комфорта. Но делать уже было нечего и я соединила две половинки дыни, чтобы праху было хорошо внутри. Дальше вообще не было понятно, что должно произойти, инструкция праха закончилась на этом месте. Я решила позвонить Даше в парк и получить совет, как поступить достойно, но тут дыня вылетела из моих рук, ударила меня по голове и я умерла. Даша пришла из парка и съела дыню, как же хорошо ей стало от такой спелой дыньки.


Мария Гаврилова, писательница и исследовательница. Живет в Москве. Учится в ВШЭ, написала пьесы «Я горю!» и «Я ору!». По «Я горю!» в 2019 году вышел спектакль. В 2018 участвовала в резиденции «Барабан отдыхает», где создала спектакль «Музей счастливого человека». Публиковалась в журнале «Прочтение».


Скачать первый номер НЕЗНАНИЯ можно на сайте журнала. Поддержать НЕЗНАНИЕ ежемесячным отчислением — на Patreon.com

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About