Если вы когда-нибудь бывали в Париже, то, возможно, знаете про булочную «Волшебная палочка», в которой выпекают “х…и”. Такое трудно забыть. Они там бывают разных форм, размеров и с разным наполнением. Я купил себе среднего размера с кунжутом. Съел его. И после этого магазинчика, будто не случайно, я стал замечать, насколько развратен этот город.

Хотя сперва мне это даже нравилось. О сексе можно было не только говорить в общественных местах, но и заниматься им. Я имею ввиду специальные комнаты для секса, которые чем-то напоминали мне курилки. Это весьма практично с одной стороны. Но когда я своими глазами увидел, как девушка делает минет незнакомцу, не отходя от барной стойки, то что-то во мне запротестовало. Я почувствовал в тот момент смятение. Я не знал, как себя вести. Словно передо мной огромный мужик, который сцыт на стену моего дома, а я хочу ему объяснить, что мне это неприятно.

После этого случая я задумался о том, что секса стало слишком много. Он повсюду. В каждом паблике “контакта”, в каждом аккаунте инстаграма, в каждой рекламе и в каждом фильме. И невозможно представить, что еще не рекламировало женское тело. Но самое паршивое в этой ситуации то, что в городе или в интернете от этого никуда не спрячешься. И вполне возможно, что вскоре кто-нибудь додумается запустить в небо облака в форме половых органов, чтобы даже на природе ты думал о сексе. И это будет точкой.

Ведь если исходить из того, что любое активное действие в массовой культуре чаще всего вызывает не менее активное противодействие в альтернативной культуре, то получится, что чем больше и дольше массовая культура будет пропагандировать гетеросексуальный секс (и секс в принципе), тем интенсивней будут развиваться контр-движения.

Например, в первой половине двадцатого века масскульт был абсолютно асексуальным. Из–за войн, конечно, было не до секса. Однако и в послевоенное время ничего, казалось бы, не изменилось. В СССР люди занимались сексом чуть ли не по талонам, как было это в романе Евгения Замятина “Мы”. А в США господствовали пуритане. И слово “пуританство” я считаю весьма подходящим для определения того настроения, которое доминировало тогда в официальной культуре как в США, так в Европе и в СССР. И чем дольше культура оставалась “пуританской”, тем сильнее надувался шар под названием “сексуальная революция”, который лопнул-таки в конце 60-х.

То есть пока послушные граждане ходили в церковь, другие в это время — бухали, курили траву, нюхали бензедрин и исследовали свою сексуальность. И так было везде. Различался лишь градус кипения альтернативной культуры, который в итоге дошел до пика в Европе. Париж и Берлин закипели так, что горели дома и автомобили.

Сексуальная революция была освобождением от предрассудков, от всего скучного и затхлого, что осталось после войны. Это было чем-то новым, движением вперед. Революция была необходима как глоток свежего воздуха. И это было, на самом деле, здорово. Но что в итоге? Что произошло через десятки лет, когда революция закончилась и все получили свою якобы сексуальную свободу? Что произошло с теми самыми гедонистами, ньюэйджерами и прочими субкультурами шестидесятых и семидесятых, которые сделали ставку на секс в противовес ортодоксальным ценностям? А получили они, в основном, сплошное разочарование. Стоило их телам состариться, как они осознали всю пустоту своих движений. После пятидесяти лет у них ничего не было, кроме болячек и неизвестного количества детей, о которых они ничего не знали. В один момент они стали никому не нужными: ни молодым, ни друг другу.

Потому что все банально просто: если чего-то слишком много, то оно теряет какой-либо смысл и становится чем-то посредственным. Будь то деньги, секс или солнечная погода. Поэтому нельзя было делать ставку на такую неустойчивую потребность, как секс.

Однако, это был двадцатый век, когда во всю развивалась реклама. И когда поняли, что на сексе можно хорошо заработать, то масскульт подхватил его себе на вооружение и нещадно использовал в своих целях. Начиная от рекламы колпачков шредера и заканчивая порноиндустрией 70-х. Сперва это, конечно, шокировало публику — а потому работало. Теперь же это воспринимается как всего лишь один из заезженных способов прорекламировать товар. Поэтому работает уже не так хорошо. И вскоре, я уверен, секс будет просто-напросто распродан со скидкой. Потому что его уже продали. Ведь то, что сегодня нравится большинству — это всего лишь коллекция прошлого сезона. Так работает масскульт. Таковы его законы.

И что в итоге мы имеем сегодня, когда времена сексуальной революции прошли и когда секс подвергся максимальному в своей истории тиражу? А то, что мысли молодежи отравлены сексом. Сам секс отравлен. Масскульт убил в нем энергетику и искренность точно так же, как когда-то убивал любой новый музыкальный жанр, к которому прикасался. И теперь молодежь видит секс во всем.

Нас приучили видеть секс во всем. В одежде, в позах, во взгляде и даже в испускании мочи на лицо. Но хуже того, нас приучили постоянно хотеть быть “желанными” в сексуальном плане.

Ни одно желание рекламщики так сильно нам не внушили, как именно желание быть желанными. И, конечно, молодыми. Отчасти из–за этого секс и превратился в фантомную боль в головах молодых людей. Но ведь секс не об этом. Он все–таки больше о близости и удовольствии от этого, а не о том, что показывают в порно и на интернет-сайтах. И молодежь с сознанием в виде “новостной ленты” не виновата в этом. И рекламщики не виноваты, что сегодня на фэшн фестивалях выигрывает видеоролик секс-шопа, в котором заявляется, что это видео заставит вас думать о сексе чаще, чем каждую 6 секунду. В этом никто не виноват. Ролик-то действительно классный. Но это не означает, что это не проблема.

В сознании молодежи сегодня всего понемногу. Там уживаются “МакДональдс” и вегетарианство, фильм “Нимфоманка” и очередной “Форсаж”, геи, лесбиянки, Россия, Америка, Европа, котики и философы. И вместо каждого пробела в этом списке можно смело вставлять “секс”.

Это и есть “новостная лента”. А назвал бы я все это в целом культурной сексофренией, всеобщим помешательством, которое не позволяет посмотреть на происходящее с другого ракурса. Но важно другое: на общем фоне сексофрении все больше появляется людей, которые идут против течения. Пока что это движение малозаметно, но это, уверяю, только пока что.

Например, в последнее время в США и в некоторых странах Европы обретает свои черты такое движение, как грей-асексуалы. Эти молодые люди, грубо говоря, обходятся в своей повседневной жизни без секса, но не исключают его насовсем. То есть секс не является для них идеей фикс или чем-то абсолютно необходимым для здоровых отношений с любимым человеком, как это чаще всего встречается у других молодых пар. Стоит пояснить, что грей-асексуальность — это зачастую некое пограничное и промежуточное состояние, когда человек до конца не определился в том, какие сексуальные отношения не противоречат его истинным чувствам, желаниям. Четкого определения еще не выработалось, но, по сути, большинство грей-асексуалов — демисексуалы. Важно не перепутать. Этот термин появился в середине нулевых и уже более или менее устоялся и оброс определениями.

Для демисексуалов половое влечение может возникнуть в исключительном случае глубокого эмоционального контакта с партнером. Никак не в отношении красивого незнакомца или красивой незнакомки. И хотя они способны ценить эстетическую привлекательность других людей, они все равно отказываются от секса. Отказываются в пользу чего-то более интересного на их взгляд. И тут вспоминается, как писал знаменитый любитель потрахаться Чарльз Буковски: “секс — великая вещь только тогда, когда нечем заняться”. И это правда. Секс во многом даже может отвлекать от других дел. Поэтому не случайно сегодня в моде чаще можно заметить одежду “унисекс”, которая по своей сути асексуальна и является скорее отображением персонального вкуса, нежели способом вызвать чье-либо сексуальное желание.

Но, к моему сожалению, движение грей-асексуалов и демисексуалов только-только зарождается и лишь немногие могут сделать такой же рациональный шаг. Ведь если ты сегодня молодой гетеросексуал с активным либидо, то ни Буковски, ни одежда “унисекс”, ни демисексуалы не спасут. Можно, конечно, попробовать представить, что всего этого якобы красивого и сексуального нет вокруг. И тогда, наверное, станет легче. Но если что-то пойдет не так, то окажешься, в лучшем случае, перед психологом, который посоветует тебе… заниматься сексом. Потому что так проще.

Проще трахаться и не думать.

А сегодня каждый имеет такую возможность. И если в 20-м веке секс нам с радостью продавали, то теперь он — бесплатный. Мы его продали сами себе. Мы сделали его общедоступным и можем им пользоваться как угодно. Поэтому сегодня школьница в один день скуривает свою первую сигарету и лишается девственности. Поэтому можно просто подойти к человеку и предложить перепихнуться. И это не просто дешевая картинка. И не последствия сексуальной революции. Это уже проблема. Потому что бесплатная картинка такова: глупые люди трахаются гораздо чаще. Из–за этого у них вдвое-втрое больше детей. Ведь они не знали, чем можно было бы заняться получше. Потому что массовая культура не предложила им других занятий, посчитав это ненужным или, скорее, не прибыльным.

Конечно, здорово было бы секс оставить людям с хорошим высшим образованием и умением осознанного потребления, людям, которые могут получать эстетическое наслаждение, не испытывая вожделения. Ведь с правильным подходом, тело — это объект искусства и объект исследований, а не наборчик для самоудовлетворения. Но подобные размышления, к сожалению, очевидно утопичны. Все равно что разрешить наркотики только творческим людям. Поэтому, с одной стороны, прогноз не утешителен. В скором времени у большинства в головах будут лишь член да вагина (и т.п.) вместо мозга. Но с другой стороны, меньшинству посчастливится расти в кругу демисексуалов, где секс все еще будет тем самым актом, который что-то значит. И мне хочется надеяться, что молодое движение грей-асексуалов обязательно будет набирать силу. Потому что нужно входить в пограничное состояние сексуальности, чтобы приблизиться к пониманию того, чего тебе действительно хочется.

…

Этот текст — не ностальгия. Скорее это рефлексия на тему, где важный вопрос: куда двигаться дальше? Потому что вместе с сексом, как мне кажется, мы продали что-то очень важное, что-то очень романтичное. И если девушка сосет незнакомцу прямо у барной стойки только потому, что ей уже неинтересно это делать в специальной комнате, то это — движение в никуда.