Начиная работать программистом я часто встречался, и иногда встречаюсь даже сейчас, с одной проблемой: спонтанные ситуации непонимания куда направить взгляд в свежеполученной задаче. Зная формальные наборы инструментов, данные мне языком и пособиями по использованию структур данных или алгоритмов редко было сразу очевидно, на что мне посмотреть и «что мы хотим здесь видеть». Первый вопрос с инженерной точки зрения очевиден — знакомство с кодовой базой является пререквизитом к любой задаче, иначе можно сломать что-то уже функционирующее, привнести неопределенность, которой и так уже хватало, или написать что-то, что невозможно будет потом поддерживать из–за критической массы непозноваемости в полученном коде. Последнее также явно связуется со вторым вопросом: до получения некоторого опыта работы совершенно непонятно, почему некоторые части любого продукта, будь то код, документ или что-либо еще, могут быть важны в общем, не для конкретного разработчика, привнесшего субъектность в неизвестной пропорции с действующим по чьей-то внешней воле кодом. Именно способность к фокусу внимания, на мой взгляд, формирует базовый компонент труда — будь то труд по непосредственному производству товаров, или проектирование этих товаров, машин которые помогают их создавать или распределение всего вышеуказанного.

Я рожден в обществе, где товары происходят практически из ничего, немногое указывает на то, что они происходят из нашего мира. Иногда на улице можно заметить бортовой грузовик или мини-фургон с логотипом какого-нибудь магазина и парой суетливых рабочих, рано утром доставлящих продукты в магазины, но не более того. Материализуйся они из другой вселенной, доставлять их к магазинам не пришлось бы. В остальном, информация откуда происходят вещи вроде соуса песто или сложных технологических товаров является для меня загадкой, даже после изучения разнообразных каналов поставок. Никаких ощущений, настоящая сенсорная пустота без намека на разгадку. Какая разница, насколько хорошо я знаю заводы по производству дисплеев в Корее или транзисторные фабрики на Филиппинах, если лично к ним или другим окружающим меня товарам я не имею ни малейшего отношения, ни капли опыта в их создании?

Что более странно, большая часть моих друзей и их знакомых также не задействованны в производстве осязаемых вещей. Я сам занят лишь в создании и продаже в нигде главного ничто этого мира — программного обеспечения. Разработчики ПО получают баснословные по меркам других наемных рабочих в России и остальном колониальном мире деньги, а местячковые корпорации даже пытаются заботиться о них на манер ведущих техногигантов мира, которых в модных изданиях сравнивали с однопартийными авторитарными государствами. Однако, едва ли кто-то понимает, что разработчики и многие другие белые воротнички в принципе делают и, что самое главное, почему им всем столько платят?

Несколько фабрик, на которых с трудом набирается несколько сотен тысяч рабочих, снабжают весь мир мобильными телефонами. Еще тысяч четыреста человек работают на FoxConn. Получая, утрируя, чашку риса на каждого, они отливают транзисторы и прочие компоненты, попадающие на поверхность плат почти всей электроники мира. Любые заводы, которые играют ключевую роль для экономики и производят центральный для дохода региона или для технологического продвижения мира продукт, редко набирают в работники и тридцать процентов от населения этого региона. Конечно, речь в данном случае идет не о моногородах: последние уже отживают свое и являются для глобального севера скорее прошлым, чем настоящим или будущим. Поправьте меня, если это не так.

С начала столетия для такого распределения труда пытались придумать много названий: «пост-индустриальная экономика», «цифровая экономика», «модернизированная экономика» и другие. Каждый из терминов по своему подходит ситуации и подсказывает, что суть нового мира заключается в повышенной производительности труда и всём сопутствующим, что с ней связано: расходами на логистику, учет, аналитику и прочие статьи непроизводственных или косвенно-производственных обязанностей. Однако, последнее время даже их пытаются хотя бы частично автоматизировать, или, что более важно — компьютеризировать менеджмент и контроль людей, занимающихся тем, что машинам пока не под силу: заботой.

Заботный труд?

Заботный труд — термин, который Дэвид Гребер описал и ввел в дискуссию про бесполезные работы и менеджерский феодализм. В интервью, обзорно рассказывающем про эти концепты он для примера пишет о случае в британской подземке, где процесс продажи билетов был автоматизирован, а кол-во инцидентов на станциях уменьшилось. В такой ситуации от части работников управленцы решили отказаться, снизив таким образом прямые издержки. Ход казался разумным, учитывая постоянные вести об автоматизации жизни, сочащиеся из каждого новостного издания. Однако, с точки зрения работников, кроме их собственного благополучия страдали многие неочевидные функции метрополитена: в рамках протеста против этого решения они установили таблички, призывающие пассажиров вспомнить кто помогает им, отвечая на вопросы; кто приглядит за ними, если им станет плохо; кто наблюдает за безопасностью и так далее.

Разумеется, не только нишевые работники выполняют похожие обязанности. Бесчисленные охранники, сторожи, консультанты, наполняющие и дополняющие технологические лабиринты аэропортов, бюджетных учередждений и прочих мест, заполненных странными процессами, электронными табло и динамиками с механическим женским голосом. У них всех можно выделить как минимум две общие характеристики: 1) работники других профессий, хоть немного связанные с производством, подчас недоумевают, чем занято время этих людей; 2) Ключом к выполнению их задач является продолжительное время, в которое они гарантированно могут обеспечить свое полное внимание к другому человеку или предмету — что, вероятно, даже сложнее чем дистиллированная творческая или монотонная механическая работа. В привычную, лишенную особого смысла и осязаемого результата или товара занятость вносится новый аспект — будет ли работник готов предоставить заботу?

Забота хорошо объясняет, почему мы все получаем заработную плату, даже не выполняя классического марксистского ручного труда в производстве товаров — мы все берем на себя некоторые обязательства, бывшие раньше неотемлемой частью наших жизней и жизней наших близких. О стирке теперь беспокоятся не жители квартиры, не прачки в (казалось бы) прачечных, но инженеры, проектирующие стиральные машины, рабочие, их изготавливающие и огромная инфраструктура по доставке, обслуживанию и даже утилизации. Эта цепь необходима для того, чтобы все остальные, создающие «реальные», не простаивающие в чьих-то домах и циркулирующие потребительские товары, могли работать больше и эффективнее, не отвлекаясь на самообслуживание. Казалось бы, очевидный пример экономики заботы, формирующей цену как на труд по производству инструмента заботы, так и на труд получателя, заботящегося своей работой о ком либо, заботясь таким образом о создании товара для ежедневного потребления и облегчения жизни. Однако, маловероятно, что труд, приводящий к производству чего-то осязаемого и прибыльного на самом деле является отражением общих побуждений к формированию стоимости через заботу. В конце концов, даже определяя труд человека, участвующего и косвенном ценообразовании, как например работники метрополитена, зарабатывающие присутствием и наблюдением, мы только определяем мотивацию субъектов, которая приводит к перераспределению им денег от работодателей, но не то, из чего, собственно, состоит их труд: то есть чем заняты их черепные коробки и мышцы с семи до пяти. Мы можем, правда, отказаться от этого и не пытаться заглянуть внутрь самого понятия труда. В конце концов, наряду с уже широко циркулирующим в обсуждениях интеллектуальным и физическим «трудом» может быть (и скорее всего даже есть) также и «труд» заботный, но таким образом мы оставляем пространство для объяснения ценовых манипуляций и разницы в оплате работы, для разговоров о превосходстве и уникальности продуктов одного вида труда над другими.

Когда-то существовало мнение, что атом невозможно будет разделить на более мелкие частицы, потом человек остерегался делать громкие заявления по поводу протонов и нейтронов. Сейчас мы заглядываем все глубже и глубже в конструкцию вселенной, и у нас нет никаких оснований отказываться от такого же взгляда на наше общество и экономику. Возможно, на труд, который все это поддерживает — руки и нейроны, дающие смысл энергии и материи, которая формирует наше общество, тоже можно посмотреть подробнее.

Как люди, мы обладаем довольно схожей биологической формой. Это, конечно, сильно помогает при анализе производительного труда, дающего нам товары через кинематику, которая одинакова у каждого работника на конвеерной линии от товара к товару. Однако, с современным миром и его вытеснением человека из производства товаров в обеспечение и производство непосредственно общества совершенно необходимо разобраться во внутреннем устройстве интеллектуального труда. Очень романтичной кажется идея о полной непозноваемости того, что творится у нас в сознаниях, но мы точно можем сказать, что мозг работает с данными, что и приводит к созданию им продуктов. У каждого из нас разный опыт и разные вкусы, но общим является, например, число нейронов (точнее, его порядок) и скорость передачи данных. Примерно 80 миллиардов нейронов со скоростью около 130 м/с посылают по неизвестным каналам в сравнительно неизвестных сетях импульсы, которые в итоге конвертируются в числа, а потом и в мысли. Процесс конвертации и представление данных пока оставляют нам слишком много вопросов, на которые, я уверен, мы однажды сможем ответить. Вычислительные машины неплохо разбираются в контексте, обладая нужными базами данных, но преодпределенные алгоритмы не могут, во всяком случае пока, хорошо ориентироваться в них, искать связи между доменами знания и надежно обращать на что-то внимание. Человек обладает огромными знаниями о контексте, в котором он находится, зачастую неплохо связывая отдельные его плоскости, анализируя визуальные и не только данные, помогая ему отделять друг от друга объекты, ощущения и смыслы. Более того, человек может подкорректировать свои предстваления о том или ином понятии, меняя его границы, даже если органы чувств подсказывают другое. Ключевой элемент этой цепи, позволяющий создавать обратную связь и взаимодействовать с реальным или любым не физически реальным миром и связывать отдельные его элементы вместе — внимание.

ВНИМАНИЕ!

Спасибо за внимание.