До сих пор трудно было представить Рим или Венецию без толп туристов, как в последние недели весь мир обошли кадры пустынных итальянских площадей и улиц. Вместе с величием Собора Святого Петра, Пантеона или Колизея миру открылась и парадоксальность стерильной среды, в котором человеку доступен лишь взгляд из наблюдательного пункта и никакой возможности физической интеракции. Изгнание из физического пространства ожидаемо обернулось стихийной перемещением людей в пространство информационное. Массовый флешмоб с призывами остаться дома и выходить только в случае крайней необходимости манифестирует присутствие как новую ценность современности.

Заменители физического взаимодействия, старательно создаваемые в прошлых десятилетиях, в начале 2020 года нашли максимально широкое поле для собственной интенсификации. Речь идет о технологиях, позволяющих человеку общаться с другим человеком опосредованно — либо на расстоянии, либо в цифровом поле. Этими достижениями являются уже ставшие обыденными инструменты: от электронной почты до групповой видеосвязи, от серверного подключения в онлайн-играх до VR-реальности.

Перечисленные и смежные с ними технологии подготовили почву для того, чтобы вытеснение из физического пространства было как минимум возможным, как максимум — желанным.

Для любого бренда или институции оказалось важным иметь собственное представительство в сети, чтобы интерес к ним со стороны пользователей не угас. В 2011 году Google запустил сайт Arts & Culture, на котором можно совершить виртуальную экскурсию по экспозициям любого участвующего в проекте музея. У крупных институций существует онлайн-архив, в котором атрибутированные произведения искусства выстраиваются сеткой или друг за другом, их можно выбирать через добавляемые фильтры по художнику, стилю или даже цвету. Всё это привело нас к вопросу о том, зачем нужен музей или галерея, когда в интернете все картины можно посмотреть в максимальном приближении, а скульптуры и инсталляции «обойти» с разных сторон.

Годом ранее Марина Абрамович исполнила перформанс «В присутствии художника» в Нью-Йоркском Музее современного искусства. В ходе его осуществления на протяжении месяца у MoMA выстраивались очереди из людей, которые пришли, чтобы на небольшое мгновение оказаться прямо напротив художницы. Она не делала ничего, кроме того, что присутствовала на собственном перформансе. Эта тяга к ощущению непосредственного контакта демонстрирует его нарастающую ценность. Сам перформанс как жанр направлен на присутствие здесь и сейчас, а опыт его исполнения уникален и неповторим, что также противопоставляется редуплицируемости цифрового контента.

Такая трансформация неизбежно приводит нас к размышлениям о судьбе телесности в ситуации, когда сознание и его материальный носитель больше не связаны отношениями взаимной репрезентации. Иными словами, нет никаких препятствий для того, чтобы конструировать собственную идентичность и распространять идеи в отрыве от собственного телесного воплощения. Ему на смену пришла цифровая визуализация, смайлик, трехмерная модель собственного лица или, скорее представление о собственном лице. Искусственный интеллект или самообучающийся голосовой помощник могут быть программной частью разных устройств, но их имманентное содержание остается независимым от носителя.

Истоки подобного расщепления можно найти в культуре селебрити, которая расцвела в полную силу в начале двадцатого века. Отображение пока еще человеческого тела на информационном носителе, будь то на экране кинотеатра или на рекламном плакате, уже тогда имело расхождение с его физическим воплощением. Образы голливудских знаменитостей тиражировались в массовую культуру индустриального американского общества так, словно это были материальные товары. Размноженная идентичность с каждой собственной копией утрачивала то, что Вальтер Беньямин, говоря о воспроизводимости произведений искусства, назвал аурой. К имиджу знаменитости, воплощенному в человеческом облике, стало можно применять обозначение иконы или секс-символа. И если первая часть этого слова в то время еще не утратила хотя бы какое-то значение, то теперь образ безвозвратно превратился в символ.

Нашему воплощению в сети больше не нужна связь с нашим телом. Однако тиражирование цифрового образа девальвируется за счет его избытка и легкости в его создании.

Именно поэтому во встречающей нас постинтернет-современности все большую ценность обретает физическое присутствие. Рабочий оклад зависит от присутственных часов, а социальный капитал наращивается в зависимости от тех мероприятий, на которых стоило появиться.

Однако присутствие, следуя тезисам художницы Хито Штейерль из статьи «Ужас тотального Dasein: экономики присутствия в поле искусства», будто бы означает большую заинтересованность, включенность и интенсивность связи. Хотя на самом деле призвано лишь легитимировать тот или иной формат встречи или мероприятие: «С чего присутствию быть столь желанным? Идея присутствия сулит неопосредованным общением, теплом существования без ингибиций, кажущимся неотчужденным опытом и подлинной встречей человеческих существ». Примечательно, что этот же тезис оказывается верным и для культурных институций, чьим показателем финансирования является посещаемость.

В такой ситуации необходимости экономического присутствия человек прибегает к разным формам дупликации, раздвоения внимания.

Тело становится агентом присутствия и его формальным воплощением, в то время как сам человек, жертвуя своей телесностью, занимается чем-то другим. Этот парадокс одновременного присутствия и отсутствия Штейерль называет «мусорным временем».

Оно характеризуется хаотичностью, наслоением событий друг на друга, при котором человек вынужден присутствовать телесно, но, присутствуя, не уделять этому внимание. Присутствие становится максимально дефицитным экономическим ресурсом, которое тут же становится предметом отчуждения.

Благодаря вынужденной самоизоляции я впервые смог максимально четко ощутить мусорное время, дупликацию собственного тела и ценность присутствия. Это произошло, когда я листал новостную ленту на своем планшете, пока на десктопе лица моих коллег сменяли друг друга во время рабочего совещания, а из телефона доносилась лекция преподавателя в моем университете. Желание быть одновременно сразу в нескольких местах сбылось. Я думаю, это было не последним моим раздвоением.

Текст создан и впервые опубликован 25 марта 2020 года