Если очень долго слушать комнату, то комната начинает слушать тебя. Это краткое содержание спектакля «Я сижу в комнате» Дмитрия Волкострелова и Дмитрия Власика. Итог: музыка — во времени и музыка-пространство, публика — в недоумении.

Почти полвека назад американский композитор Элвин Люсье (который, встретив Джона Кейджа, стал по-другому мыслить и сочинять) придумал I am sitting in a room. Текст, который начинается со слов «Я сижу в комнате, той же, где сейчас находитесь вы…», с помощью микрофона, нескольких катушечных магнитофонов, динамиков и другой аппаратуры, раздается снова и снова. Появляются «резонирующие внутри комнаты частоты, выявленные речью». Комната звучит. Каждая комната звучит по-разному.

Вечер воскресенья; январь. Белый зал петербургской студии документальных фильмов «Лендок». В него заходят 32 человека. Садятся. Перед каждым стоит пюпитр, на нём партия: фрагмент оригинального текста I am sitting in a room, переведенный на русский. И снова Волкострелов вовлекает театрального зрителя: приняв правила игры, он, зритель, становится одновременно и участником социального эксперимента, и спонтанным исследователем своего восприятия, и исполнителем музыкального произведения, и просто слушателем.

В начале спектакля режиссёр подходит каждому и подносит микрофон, получая или не получая озвученный кусок текста. И затем Иван Николаев, актёр театра post, в центре куба манипулирует акустической техникой. Час с небольшим.

Дмитрий Волкострелов, поставивший два спектакля по Кейджу («Лекция о ничто» и «Лекция о нечто»), продолжает вспахивать российское театральное поле авангардными комбайнами XX века. Он осознает, что поле современного искусства тотально и едино, щедро позволяя разным культурам переплетаться и заходить на чужие грядки. Постдраматический театр, классика музыкального авангарда, современная академическая музыка, перформансы в его руках существуют совместно, неразрывно, в амальгаме. Это позволяет Волкострелову быть не только режиссером многочисленных спектаклей, которым тесно и душно даже в слове «эксперимент», но и куратором выставки «Повседневность. Простые действия».

Вздохи, сдавленные смешки, кашель и светящиеся экраны смартфонов — судя по всему, зрители ожидали увидеть драматический спектакль. Никак не ожидали исследования акустических свойств комнаты. Впрочем, эта работа, участь, роль — привычное занятие слушателя. Музыка — всё, музыка — везде, музыка-пространство. Привет, Джон Кейдж, виделись недавно.

Забавно: популярная музыка сейчас активно и успешно заигрывает с пространством. Концерт, сыгранный на крыше, крышей усиливается. Пространство собирает кассу. Здесь же зрители были свидетелями не помещенной в иной контекст музыки. Они оказались лицом к лицу с выхолощенной основой театра. Перемещающиеся по загадочным траекториям, стукающиеся о стену, падающие на пол и взлетающие в потолок волны, которые обнажают звуковую среду комнаты. Потоки мерцают, обескураживают и захватывают. Кажется, здесь нам осторожно передают привет последние минуты спектакля «Поле», когда звуки стремятся угаснуть и не угасают, лишь постепенно затихая.

Наверное, это один из самых личных и откровенных спектаклей Волкострелова — минимальными театральными мазками он отправил зрителя на встречу не только с музыкой пространства, но и с самим собой, со своими представлениями о театре. Что такое театр? «Резонирующие внутри комнаты частоты, выявленные речью». Что такое музыка? Музыка — всё.