Мария Степанова в своем эссе «Последний герой» о Сьюзен Зонтаг приводит любопытное предупреждение: «Бойся геттоизации». Эти слова адресованы подружке её сына, начинающей писательнице. Чтобы автор не привязывался к определенной нише, не принадлежал к одной лишь идентичности. Тяжелый ярлык стягивает шею, стигма огрубляет априорную сложность автора. Упрощает множественность идей и мнений.

Российский балет давно уже стал культурным гетто. Воображаемым пространством, строго изолированным от условно посторонних глаз. Со всеми кислотно вытекающими проблемами. Можно находиться внутри, снаружи, а можно — прорываться. Осторожно наденем эту оптику и посмотрим на состояния находимости, вненаходимости и движении за границы символически очерченного круга. Нам поможет одна так называемая «тройчатка» (три одноактных балета) Екатеринбургского театра оперы и балета.

В прошлом декабре она была сыграна на сцене Александринского театра. Вечер состоял из одноактных балетов «Step lightly/Осторожной поступью» Лайтфута-Леона, «Концерт Пуленка» и «Занавес». Последние два — в постановке Вячеслава Самодурова, худрука балета Екатеринбургского театра оперы и балета. Такая «упаковка» хореографии, кажется, идеальна для методичного воспитывания публики. За один «Вечер одноактных балетов» аудиторию знакомят с разными танцевальными языками и шире — эстетическими идеями. «Step lightly/Осторожной поступью» нидерландских постановщиков берёт фольклорной графичностью, «Концерт Пуленка» — жирным слоем пластической информации, а «Занавес» легкой концептуальной игрой: мол, балет про жизнь и творчество балерины. Примы, которая, возможно, уже собирается прощаться с выступлениями.

Гастроли театра (то есть выезд за пределы своего балетного дома), работа с другими, иностранными постановщиками, творческие лаборатории и эксперименты в самих спектаклях — то, что прорывает. Ровно то, что уже несколько лет с успехом делает Вячеслав Самодуров, бывший премьер Мариинки, — в Екатеринбурге. Пересекает границы культурного гетто. Расширяет представление широких масс о балете, «Занавес» приоткрывает занавес.

В этом спектакле играет прима Большого театра Мария Александрова. Постановка обрастает приставкой «мета» и становится аккуратной рефлексией про сцену, публику и вообще про театр. И она поворачивается спиной к зрителям, что создает ощущение аккуратного заглядывания, нетипичного взгляда внутрь.

Но Мария — прима Большого. Большой театр — мутное варево мифов, скопление домыслов и слухов о нашем главном культурном оружии, которое всегда в цене на мировом рынке. Самой конвертируемой валюте — российском балете. Bolshoi.

В американском сериале-антологии «Плоть и кость» (об изнанке работы в балетной труппе) одна из солисток балета говорит другой что-то вроде: «А что мне сделают? Кислотой в лицо?». — «Нет, ты путаешь, так в Москве поступают». И в недавнем документальном фильме американского канала HBO «Большой Вавилон» тоже про нападение на Сергея Филина — но уже не колкость, а центральный сюжет, вокруг которого бурлит повествование. Российский балет вызывает интерес и там, за границей, тоже будоражит и притягивает. В фильме «Большой Вавилон» мы видим уже не символическую балерину, а вполне реальную. Марию Александрову, героиню «Занавеса». Здесь она уже выступает как член культурного гетто, герой документального фильма, который стремится, но в итоге не приоткрывает тайн и, в общем-то, не сообщает ничего нового про балет как искусство. Сообщает лишь про балет как индустрию: те, кто делает искусство, вовсе не обязательно чисты и легки. И «Большой Вавилон» говорит не про балет, а про «тьму власти», пульсирующей в Большом театре.

Занавес опускается, просыпается новое поколение, наступающее на пуанты старому. В феврале нынешнего года, уже дома, вечер тех же актуальных балетов, был другим. «Занавес» был вторым в «тройчатке». Без маститой примы. Зато с молодой танцовщицей. И «Занавес» — уже не закрывается. Он поднимается для кого-то ещё.