«Альтернатива невозможна, но необходима».

Данное высказывание Жижека о существующей реальности капитализма довольно точно описывает печальную безвыходность неразрывности индивида и потребителя.

Западный мир являет нам замечательную демонстрацию социальной организованности личностных 'свобод' и органичного слияния с ними, так называемой капиталистической этики, провозглашающей оправданность и даже необходимость наличия покупательской идентичности у субъекта. Если задуматься о фундаментальном принципе спроса-предложения, можно довольно быстро заметить связь идеологии капитала с маниакальным запросом на потребление и, соответственно, c разнообразием предложенного.

Если на секунду допустить, что существует прямая параллель между структурой субъекта и серией субъектов, взаимосвязанных определенным образом, т.е. социумом, нетрудно заметить прямые сходства поведения и развития обоих, протекающих на разных уровнях. Если неиссякаемое стремление индивида преодолеть запрет на удовлетворение желания, по Лакану, обуславливается отчуждением субъекта вследствие вхождения в мир символического, логично предположить формирование некой платформы для попытки воссоздать наслаждение (jouissance) на макроуровне.

Таким образом, капиталистическая этика являет собой истерическую, но при этом рационализированную попытку больших групп людей обладать утраченым Реальным, досимволическим.

Иными словами, капитализм как идеология является прообразом фрейдовского первичного нарциссизма — состояния младенца, в котором он, по праву, требует беспрекословного удовлетворения собственных желаний и потребностей, будучи ведомым базовым инстинктом самосохранения. В данном состоянии младенцу трудно дифференцировать самость и окружающий мир, соответственно, он неспособен признать независимость и субъектность матери. Так называемый первичный нарциссизм характеризуется направленностью либидо внутрь себя и сам по себе не является патологией. Однако с формированием Супер-Эго стадия первичного нарциссизма обычно проходит ввиду развития более комплексной психической организации. Жак Лакан подчеркивал важность первой репрессии, которая может осуществиться только при условии развития способности к символизации, то есть при овладении языком. С первой репрессией зарождается бессознательное, и значит появляется разрыв между мыслимым и сказанным. А к моменту наступления латентной стадии, выражаясь фрейдовский языком, сформированное Супер-Эго, конфликтующее с репрессированым материалом, производит амбивалентные психические реакции. Желание, боль, вина и многое другое, очевидно, не могут сосуществовать на уровне сознания. Мелани Кляйн определяет амбивалентное отношение к одному и тому же объекту термином параноидно-шизоидная позиция. Беспомощный младенец требует сиюминутной любви и фрустрирован, когда не получает ее. В то время, как желание получить эту любовь укореняется и растет вместе с ненавистью к тому, кто не сумел дать ее. Параноидно-шизоидная позиция, в которой субъект вынужден стремиться и отвергать, сменяется депрессивной позицией, влекущей за собой более реалистичное восприятие 'Я' и 'не-Я'. Симбиоз представлений Кляйн и Лакана, таким образом, являет нам ясную картину параноидно-шизоидного поведения как регресс в досимволическое. Капиталистическая идеология, в свою очередь, обслуживает подобный регресс наилучшим образом с помощью предложения в ответ на спроc. Маскируя изначальный объект желания, она предлагает символически заменить его, придавая иллюзорный потенциал идее удовлетворения. Таким образом, век консьюмеризма и идеологии вещизма являются неизбежным следствием травматичности отчуждения в условиях высокой доступности личностных свобод.

Факт самого рождения является патогенерическим, сепарация от единства с матерью является непоправимой и, безусловно, травматичной. И даже если не принимать настолько пессимистичную позицию, фактичность травмированности любого субъекта трудно отрицать. Банальный переход из стадии младенческого всемогущества в мир, обязывающий признавать субьектность других, что предполагает некую депривацию в безусловной любви, сам по себе генерирует травму, делая капиталистические «лозунги» невероятно актуальными. Различные механизмы защиты и формирование симптомов, в некоторых случаях, предлагают символический компромисс, который позволит балансировать между удовлетворением желаний и целостностью Эго. В результате получается довольно противоречивая структура психики. При нарциссическом расстройстве личности психика регрессирует в стадию младенческого всемогущества, а защиты обслуживают эту цель. Таким образом, прослеживается связь капиталистической идеологии и желания сиюминутного удовлетворения и насыщения. Однако чтобы капитализм стал последствием развития условий для «свобод», совершенно не обязательно чтобы все человечество страдало от нарцисического расстройства.

Достаточно лишь предложить идею оправданностии приобретения, поощрения, удовлетворения, комфорта и самое главное — дезинтегрировать чувство вины, чтобы произвести эпидемическую регрессию большого количества людей в состояние младенческого нарциссизма.

Однако ввиду комплексной структуры психики у платежеспособных индивидов в силу возрастных отличий от младенца, помимо очевидного желания завладеть чем-то, то есть приобрести что-то, в игру вступает голос Супер-Эго, добавляющий конфликтность такого желания с помощью вины.

Капиталистическая идеология, таким образом, является результатом борьбы желания и совести, Ид и Супер-Эго, в то же время предполагая идеализацию и обесценивание, а также постоянную смену параноидно-шизоидной позиции депрессивной. Акт фрейдовского компульсивного повторения обещает нам проживание ранее полученной травмы с позитивным результатом. Неизбежная боль депривации в попытке обладания матерью непременно повторит себя в желании приобретать, потреблять и удовлетворять, будучи обреченными на невозможность последнего.

Вопрос «возможно ли в таком случае разрешить проблему фундаментальной дизъюнкции желаемого и приобретаемого?» остается открытым.