В альбоме старых фотографий на бумаге на него смотрел мальчик с очень яркими,серыми глазами, они были настолько яркими, что казались голубыми. Светлый волосы спадали почти до плеч, а мягкие черты лица делали его похожим слегка не девочку. Он перевернет страницу, и уже увидит юношу, который не давал усомниться в своей мужской натуре, хотя бы серъезностью взгляда, напускного, смешного, но все же серъезного. Еще несколько страниц и фотографии кончатся, оставив после себя след некой недосказаности. В принципе это и логично, ведь жизнь его не закончилась, даже если он сейчас считает по-другому. Он уже считал так много раз, поэтому своим легким желанием самоубийства немножко наслаждался. Скорее даже фактом того, что он еще на такое способен, не на самоубийство, на эмоции. Словив себя на этой мысли он подумал, что одно из неприятных приобретений возраста — это умение с цинизмом относиться к собственным эмоциям. Как будто ты разделяешься на двух людей, и один сейчас посмеивается над вторым. Пока он в двух экземплярах — ничто не может быть полностью правдой, и ничто не может быть полностью ложью.

Вот и сделал из любви бокал вина, который похоже допил, а теперь смотрит на пустое дно стекляшки. Если так, то чего расстраивается?! Впрочем, расстраивается ли?! Нет, вроде расстраивается и второй. Эй второй ты вообще удовольствие умеешь получать, если да, то от чего? Если нет, то зачем ты нужен? Оставь меня одного! Одного! Нам решительно надо поговорить! Не знаю, когда ты появился, но по-моему ты мешаешь! А второй ответит, что пора бы кончить корчить клоуна, и возвращаться из цирка в театр. Бокалами вина сыт не будешь — надо раздобыть где-то ящик сухого красного.

Альбом кончился. Где-то здесь фотоаппараты для бумаги стали историей. Где через год появится второй, может быть еще через несколько лет первый поймет, что он не второй. Казус бытия! Второй умеет выживать, первый умеет жить. И вот уже много лет они не найдут общий язык. Но сейчас…но сейчас…они наконец поняли, что не могут без друг друга, не могут жить на половину.