Что такое саунд-арт, глубоко наслушанному хипстеру можно не обьяснять. Он вам сам все объяснит, да столь деловито, будто лично сдавал металлолом на «Интонарумори», дирижировал пушками в Баку-22 и вообще Шеффер по паспорту. Однако, едва речь заходит о личных креатурах «спикера», хочется тихо удалиться на балкон, чтобы покурить и вниз. Впрочем, саунд-артистка Элина Большенкова не для слов, но по делу. К найденным звукам и образам она подходит на цыпочках, не растрачивая зря, а коллажирует их почти наощупь. Аккордеон, кларнет в ее руках — точно игрушки из чужого детства, с которыми надо бережно. Оттого и музыка выходит хрупкая, чуть нескладная, как настройка невидимого оркестрика в дальней комнате, где за окном январь и запах меда. Расслушать эти «песни шуршиков» можно на дебютном CD Элины, изданным британским лейблом Infant Tree. Об остальном — в интервью ниже

Привет. Пару слов о себе: кто ты, откуда и с какого звука начался твой сегодняшний день?

Меня зовут Элина, я музыкантка. До 18 лет жила в городе Кстово, затем перебралась в Москву, где базируюсь до сих пор. Три недели назад я ушла с работы проджект-менеджером и сейчас наслаждаюсь свободой: смотрю кино, играю на гитаре, гуляю, сплю, снимаю видео. Мой день начался со звука машины для уборки листьев; проезжая мимо дома, она вечно сотрясает стекла в окнах. 

Если не ошибаюсь, ты обучалась  «Анимации и иллюстрации» в Школе дизайна. Как ты узнала о кафедре и почему выбрала именно это направление?

Заканчивая школу, я понимала, что не хочу работать филологом или журналистом, как было предначертано мне учителями. Через старшую сестру, учившуюся на культурологии ВШЭ, я узнала, что для поступления в Школу дизайна не нужно худ-образование. Его у меня не было, а творчеством заниматься хотелось (хотя мало кто знал, что я рисую, даже в семье). Анимация казалась мне чем-то близким кинематографу, который всегда привлекал, к тому же из всех предложенных в Вышке курсов этот был самым понятным. Мультипликатором в итоге я так и не работаю, зато учебная программа дала возможность через кино прийти в музыку. 

Студенчество, как правило — это не только зубрежка, но и беспробудный кутеж. Тебе есть что вспомнить в этом ключе?

Вайб обучения в Школе дизайна очень зависит от сообщества, которое ты выбираешь или строишь — это необходимо, ведь людей много и легко потеряться. Мое университетское коммьюнити нельзя однозначно назвать громким или зубрежным. Мы бесконечно занимались творчеством — анимационными фильмами, комиксами, клипами — и это захватывало.

Тут еще важно сказать, что в моей семье обширная история алкоголизма — это меня сильно сдерживает в употреблении. В этом смысле мой самый жесткий период был летом между зачислением и началом бакалавриата. По мистическому совпадению, для вступительного проекта я делала иллюстрации как раз по Венедикту Ерофееву. Поступление плюс переезд — все это произошло фантастически; конкурс был высоким, платить за обучение я не могла, и поступила, по сути, со своим первым самостоятельным проектом. И вот на дворе 2017 год, я почему-то в Москве, на вечеринках среди инди-музыкантов; понятно, что мои тормоза ненадолго отключились.

На свой первый день в Вышке я пришла абсолютно разбитой, начало обучения  сама себе усложнила, но не думаю, что могло быть иначе. Мой мир быстро и резко расширился, я чувствовала, что проживаю поворотный момент, и это сильно ударило по голове. 

Если погуглить твое имя, чаще выскакивает «интермедийная художница», нежели музыкант. А кем ты сама себя ощущаешь в большей мере? Или все эти «буквочки» ровно укладываются по Вагнеру?

Наверное, гугл выдает такой результат из-за био на MIEFF, я это словосочетание где-то подсмотрела. Сейчас я думаю о себе как о музыкантке, потому что концентрируюсь на музыке. Самоопределение «интермедийная художница» было щитом, за которым я скрывала неуверенность в себе и непонимание своей идентичности. Кто я, если делаю и видео, и звуки? Зато термин «музыкантка» работает как манифестация: с его появлением музыкального движа вокруг стало явно больше. Видеопроекты пока на полке, но я от них не отказываюсь, понемногу воскрешаю сейчас. 

Gesamtkunstwerk — термин удобный, конечно. Однако по отношению к себе я его не использую из-за ассоциаций с «Gesamtkunstwerk Сталин» и из-за специфических ассоциаций вокруг Вагнера в современной России. Хотя мне нравится в нем идея тотальности. За последние полтора года моя жизнь, как у многих других, сильно изменилась, и я замечаю, что меня поддерживает восприятие ее как тотального арта. Не в пафосном смысле «Жизнь — Это Искусство», а в том, что реальность дает объекты и феномены, через которые я узнаю себя и мир вокруг, так же работает искусство. Эти феномены постоянно пребывают, поэтому приходится изобретать новые инструменты взаимодействия с ними (чуть-чуть по fluxus). Тем более жизнь здесь в 2023 году — штуковина тотальная, странная, невозможная, от нее иногда сходишь с ума. Слова нужны мне, чтобы не утратить себя в этой тотальности и расставить нужные акценты, это своеобразная форма навигации. Если мои приоритеты и цели изменятся — буду искать новые самоопределения. Но сейчас вот так.

Когда мы договаривались об интервью, ты сразу отметила, что «не особо встраиваешься в шумовую музыку, какой мы ее знаем в России». А какой ее знаешь ты и откуда? Через подкасты IEM, паблик Repressed Obscenities, блог RestArt.org? 

Я не встраиваюсь в шум, потому что российская шумовая музыка для меня — это определенная тусовка, практика и эстетика. Да, в начале пути она казалась мне привлекательной, я даже хотела найти в ней свое место. Но в итоге шумом не заразилась. Все-таки у меня мелодические вещи, которые я одно время считала ближе к эмбиенту какому-нибудь. Мне интересен шум как фактура, как инструмент, который я иногда использую, но как полноценная объемная практика — нет. Оттого и удивило, что меня можно мыслить в этих рамках. Правда, я про себя далеко не все знаю; вот сейчас узнала что-то новое, и это интересно!

Что до конкретных имен — очень люблю работу Zurkas Tepla, Насти Толчневой, VALLEITY, Wehrk, Миши Курилова, шумовые штуки HMOT. Cisfinitum знаю больше как преподавателя; моим первым звуковым курсом был курс Евгения Вороновского по экспериментальной музыке. Из зарубежных оч люблю Keiji Haino, Hugo Esquinca и шумовую работу Villaelvin. За блогами и пабликами я не слежу, а вот IEM, конечно, слушала и осознаю ценность работы Дмитрия Васильева. 

А вообще, чем отличаются шум и саунд-арт, на твой слух и взгляд?

Саунд-арт — широкий термин, и я включаю в него шум (возьмем тексты Саломеи Фегелин в качестве теоретического подкрепления). В то же время о шуме можно думать как о поп-музыке — вспомним, что вместимость Arbat Hall, где играл Merzbow в 2020 году, порядка 2300 человек. Или атрибутировать его как-нибудь еще. Круто, когда явление можно по-разному воспринимать и каталогизировать.

Безусловно. Например, в эпоху «Рабицы» выяснилось, что под шум даже плясать можно. Ты не застала то время? Или индастриал-техно — не твоих ног дело?

О «Рабице» я только слышала легенды; мне 24, потому, кажется, и не могла успеть. А вообще на рейвы я не ходок. У меня никогда не было интереса к подобным опытам. Так, читала кое-что — техно любопытно мне именно как культурный феномен. 

Кажется, твой основной инструмент — аккордеон. Почему именно он? Может, с ним связаны какие-то детские воспоминания?

Не совсем так. На самом деле, мой первый и главный инструмент — это компьютер. С DAW (а именно FM- и Wavetable-синтеза в Ableton) всё начиналось: в Вышке про них потрясающе рассказывал Женя Фадеев (он же Flaty), а Стас Шарифуллин показывал VCV Rack, которым я тоже пользовалась. Однако от компьютера сильно устаешь, поэтому я решила купить акустический инструмент. А за выбор спасибо Полин Оливерос и сериалу «Вавилон-Берлин», где звучит потрясающе красивая песня на аккордеоне. Да, на мое решение повлияла сцена из сериала — настолько я впечатлительна в плане экранных штук!

Аккордеон здорово звучит без особых усилий или специальных навыков играющего. Я очень отдаленно понимаю аппликатуру кнопок на левой стороне, действую интуитивно, но это не мешает мне сочинять мелодии. Все его звуки глубоки и полновесны. Помню, после покупки я часами сидела и медитировала, гоняя на аккордеоне две ноты, туда-обратно; моему телу круто от его гармоник. 

Мне нравится, как аккордеон дышит: нажимая на клавиши и растягивая мех, мы открываем клапаны и запускаем в инструмент воздух. Звуки происходят на «вдохе» (растягивании) и «выдохе» (стягивании) меха. К тому же можно управлять скоростью его дыхания, и этот процесс — самый завораживающий в моем опыте взаимодействия с музыкальными инструментами.

В постсоветском пространстве аккордеон — к застолью, дед достаёт его в ключевой момент вечера. И мне нравится наличие таких коннотаций; получается, ты работаешь с определенным культурным контекстом. 

В шуме ты или нет, важности  «полевок» в твоей музыки это не отменяет. За ними должна стоять история?

Собирательство как отдельное занятие я не практикую. Конечно, в быту я обращаю внимание на звуки; если они нравятся, фиксирую на диктофон в телефоне. Думаю, личное всегда есть в том, что пишется, ведь это фрагменты реальной жизни. Однако некая фабульность, история, скрытая за собранным, мне не важна. Раньше я любила такое: записать аудио и мысленно поставить точку на карте, связав с определенными людьми или событиями. Но не сейчас. Все эти практики застопорились после 24 февраля из-за проблем со здоровьем и моего состояния в целом. По сути, я лишь недавно начала пересобирать себя заново. Посмотрим, что будет дальше.

«Женщина с аккордеоном» — это, конечно же, госпожа Оливерос. Что ты знаешь и думаешь об этой великой фигуре? 

Мне нравится, что деятельность Полин Оливерос — не про музыку за стенами консерватории (хотя она и так могла), а про коммуникацию и взаимодействие. Ее влияние мы можем наблюдать и в современных формах музыки, и в том, как производится знание о звуке сегодня — она сделала его доступнее. Однажды прожив звуковую медитацию, начинаешь понимать, что такое sonic awareness и зачем оно вообще нужно. В этом плане перевод языка партитур на русский — спасибо Стасу и Юле Шарифуллиным — бесценен.

В прошлом году я помогала интегрированному театру «Круг II» с подготовкой к записи альбома, выступая как бы дирижером и куратором. Моей задачей было синхронизировать людей, настроить их на слушание друг друга, что на деле очень непросто. Так вот, для настройки я использовала партитуры Оливерос. Медитации всех заземлили, изменив характер музыкального взаимодействия кардинально. Воцарилась тишина, обострилось внимание. Было круто потом делиться впечатлениями от этого опыта! Партитуры никогда не исчерпаны.

Да, звучит по-взрослому. Хотя сама работа с наследием Полин — это уже большой, взрослый поступок. Тебя не пугали ассоциации с фигурой такого масштаба?

Конечно, начиная работать с аккордеоном, я понимала, что сравнения неминуемы; первым, что я послушала у Оливерос, была запись Accordion & Voice. Так что да, я не отрицаю преемственности. Однако мой подход к сочинению музыки иной, он не заимствован у Оливерос. Мне кажется, музыкально мы с ней достаточно разные. Поэтому ассоциации меня не трогают: задевает, когда они поверхностные. 

Порой меломанская история артиста может поведать не меньше, чем его дискография. Своей не поделишься?

В моей семье не было культуры прослушивания музыки, да и физ-носители в период моего взросления отмирали. Когда я входила в музыку, уже существовал YouTube и начинались стриминги, в которых я терялась (если честно, до сих пор иногда чувствую себя потерянной в интернете). Поэтому мой меломанский опыт скорее связан с конкретными обстоятельствами и людьми, которые показывали мне конкретные вещи. 

К 11-12 годам я попала в компанию, где ребята собирали винил и слушали музыку с IPod. Среди них был потрясающий человек Паша, он делился со мной музыкой через ВК, в основном поп-музыкой. С его подачи я узнала про Radiohead, Placebo, Cure, Joy Division, A Tribe Called Quest, The Pharsyde, James Blake, King Krule, Tyler The Creator, Frank Ocean. Канье Уэста с Кедриком Ламаром мне тоже Паша показал, мы вообще слушали с ним много черной музыки: джазовый стандарт, соул, нео-соул. Наверное, главное, что я вынесла из того периода — это джаз, Боуи и Арчи Маршалл. 

Про «экспериментальную» музыку я ничего не знала до третьего курса, когда прошла курсы по саунд-продакшену. Это был опыт расширения сознания длиной в год, который значительно повлиял на мой вкус: узнала про «Симфонию гудков», конкретную музыку, джаз расширился до Орнетта Коулмана. Через интерес к индастриалу пришли Александр Ситников, Bauhaus и вообще всё готически-брутальное. Тогда же нашла свой самый любимый альбом Talk Talk — Laughing Stock, он самый-самый нежный для меня. 

В 19 лет начался фанатизм от PJ Harvey. Я вообще уважаю женщин в музыке: своих музыкальных подруг, Sarah Davachi, Ellen Arkbro, Lucy Raliton, Mabe Fratti, Eiko Ishibashi, Valentina Magaletti, Celia Hollander, Plume Girl, Lisa Lerkenfeldt, Mica Levi. Из российских  это группа «Колибри», пермская группа «Лилия», Kate NV, Диана Романова, Катя Ширшкова, Margenrot. А еще буквально на прошлой неделе нашла группу »Ксюша» — это очень прикольно, буду следить!

Отдельная точка входа в музыку — это кино и сериалы. Мои любимые кинокомпозиторы — Джонни Гринвуд и Рюичи Сакамото. В любимое входит саундтреки Бена Фроста к «Тьме» и Мики Леви к «Побудь в моей шкуре». Надеюсь, однажды сама буду озвучивать фильмы.

Новая страница открылась после погружения в реальное музыкальное сообщество (мы с Дианой Романовой как раз начали помогать на Klammklang). Нравятся каталоги Neoplasm, CANT, ГОСТ звука, cancelled records, Ored Recordings, упоминавшийся Klammklang. Через работу на лейбле, радио и соцсети я познакомилась с некоторыми зарубежными лейблами — например, близкими друг другу mappa, Warm Winters, Mondoj, они сейчас в центре моего внимания. Плюс на этих лейблах выпускается моя подруга Адела Меде, чью музыку я тоже рекомендую; недавно у нее вышел второй альбом, мощная запись.

Для меня одинаково важны пограничные, более артовые вещи и, например, мой любимый альбом Валентина Стрыкало «Развлечение» — хорошо написанная песня всегда будет ценным источником эмоций и идей. В моем представлении все едино и ризоматически связано — хотя бы потому, что ожидает меня в интернете.

Что такое Radio fantasia: с кем задумывался, для кого, чем успешен?

Этот проект корнями уходит в краснодарский ЦСИ «Типография». Я попала туда в арт-лабораторию, через нее познакомилась с кураторами Центра. Они хотели запустить интернет -радио, и мне выпал шанс присоединиться к кураторской команде. Мы работали с локальной сценой, делали «экстра-жанровые» миксы с международными артистами, оффлайн шоукейсы — например, лейбла Klammklang, — планировали побольше привозов. Когда напрямую общаешься с любимыми артистами — это всегда здорово. А еще я успела чуть-чуть поработать над собственным подкастом о звуке. Увы, в 2022 Центр вынужденно закрыли, ребята уехали, скорректировав миссию проекта, а я перестала быть со-куратором. У радио есть клёвый сайт, ребята продолжают работу и делают крутые штуки, например, Unlocking Diaries.

С каким софтом тебе лично приятней работать и что ты думаешь об аналоге?

Самый родной мне — Ableton, чуть-чуть работаю в Max MSP. Как арпеджиатор и секвенсор использую миди-клавиатуру Keystep 37 — новая для меня штуковина, пока толком не изученная.

У меня есть старенький синт Yamaha. Я люблю дурацкие пресеты, типа Cello; звучит не как виолончель, это что-то совсем другое. Пару недель назад взяла в руки гитару — очень вдохновляет! Сейчас учусь играть всякие рок-песни. Вообще, живые инструменты на этом этапе у меня в приоритете. Я думаю, при наличии инструмента или компа играть и сочинять может каждый. Главное — разрешить себе что-то сделать, а это сложно, ведь музыка все еще для многих мистифицирована, закрыта. 

Ты говорила, что твои видеоработы — на дальней полке. Давай достанем парочку и полюбуемся вместе с читателем?

Я рада рассказать про это! Мой первый большой визуальный проект — это клип «Оно выделяло тепло» для Аигел. Мы делали его с подругой Катей Морозовой, когда учились на третьем курсе. Катя отвечала за вышивку и коллажи, а я — за рисунки углем, монтаж коллажей с фрагментами видео из паблик-домейна и клипа в целом. 

Начинать работу было волнительно. Я люблю 2H Company и мне очень нравятся Аигел. Тем более они — единственные, кто откликнулся на наше предложение о ролике. Ребята просто скинули референсы, а дальше мы работали сами: разбирали поэтический текст Айгель, решая, как воплотить те или иные образы в картинке и передать общий ритм трека. Все происходило стихийно. Катя пускала целые учебники биологии на коллажи, вышивала чуть ли не «потоком сознания», я корпела над покадровой анимацией, после чего мы вместе ресерчили found footage, выхватывая первое, что приходило на ум при прослушивании песни. К нашей радости, отреагировали Аигел позитивно, сразу опубликовав ролик на своем канале. А это дорогого стоит: когда у молодого художника нет портфолио, мало кто готов рискнуть вместе с ним.

Еще один проект, которым я дорожу особо — это клип для песни «Revolution 0», сочиненной HMOT на стихи поэта Руперта Клерво, она открывает альбом This Music Greets Death (2021). Клип является моим дипломным проектом, который был выбран в российскую программу фестиваля MIEFF и показан в кинотеатре «Иллюзион». 

Здесь схожая история; я хотела не создавать сюжет, но поработать с образами из текста и с вайбом музыки, что-то вроде poetic cinema. Разбирала текст Руперта, определяла его значение лично для меня — в нем есть поэтическая широта, поэтому читать слова можно по-разному. Клерво как бы запускает поток конкретики вперемешку с общим, он перечисляет имена и события и в то же время ведет разговор о коллективном самоубийстве. Уяснив эти моменты, я решила отталкиваться от них: брала свои семейные VHS-архивы и резала их на короткие фрагменты. Мне вообще нравится клиповый монтаж. Помню, я снимала свою бытовую реальность на айфон — без эффектов, но через стеклышко, которое сняла с хрустальной люстры в своей съемной комнате. Хрусталик преломлял изображения, позволяя создать картинку с силуэтами людей, природы. Таким образом объекты теряли конкретику, которую создавали заново на контрасте мои личные архивы. Круто, что в процессе мне удалось пообщаться с самим Рупертом Клерво: он согласился поснимать себя, а я использовала кадры с ним в клипе, чтобы обозначить присутствие автора текста. 

Это была непростая работа, но Стас верил в меня, поэтому все получилось, и «Revolution 0» — одна из самых ценных творческих коллабораций в моем портфолио.

Кстати, а почему коллаборации? Вместе веселей или одной сложнее реализовывать задуманное? 

Ну, сейчас серьезных проблем с самостоятельностью у меня нет. Хотя в начале моего увлечения музыкой было тяжко, потому что сразу хотелось делать круто. Коллаборации помогали мне избавиться от тревожности и выработать свой авторский голос (спасибо Никите Бугаеву, Диане Романовой и Аделе Меде за наши общие записи). Думаю, обращаться за помощью к другим — абсолютно окей, вместе реально веселее и легче, ведь другой человек может вывести из тупика просто своим присутствием.

У нас с моим партнером Мишей есть группа The Babyborns. Миша — основатель эмо-шансон группы »Синее синее небо» и »I I I ooo ooo сюрпризов», также участвует в »Приключениях Психотроника». Мы много джемим — он крутой гитарист и саксофонист, гитарные записи на моих релизах в основном его авторства. Наш совместный процесс, встроенный в быт, ощутимо влияет на мои методы и на отношение к музыке. Например, Миша как-то сказал, что «все начинается со строки» — и это мотивировало меня на работу со словом, теперь я пишу тексты песен и стихи.

Мне кажется, музыка — это в первую очередь способ социализации. Сейчас многие лишены такой возможности. Поэтому я особенно дорожу общением. 

Ты сознательно урезаешь длительность своих пьес? Иногда твой музыкальный поток застывает в саунд-коллаж, создавая эффект недосказанности. 

Я доверяю себе. На альбомах записи той длины, какая мне кажется оптимальной. Возможно, сказывается моя любовь к поп-песням. Впрочем, переслушивая Flood Management, я понимаю, что в нем очень сильно ощущается обрывистость, По сути, это и есть коллаж из «джемовых» кусочков с аккордеонно-цифровыми сессиями, созданными в одиночку. Так что да, альбом мог получиться более «досказанным», но, видимо, в рабочем процессе фрагментарность не виделась мне проблемной. 

Зачастую саунд-арт лишен эго, он сам по себе. Однако в твоей музыке нет-нет да мелькнут нотки «человеческого», отчего пьесы вроде Moonage Daydream заходят чуть глубже прочих. Нет мысли собрать из таких полноценный релиз?

Мои самые удачные записи — голосовые. Наши уши и мозг заточены на распознавание голоса, даже если речь о напевах или мычании, как у меня. А вообще круто слышать, что мои записи заходят!

Думаю, любая работа, выполненная человеком, существует не сама по себе, даже если прикидывается таковой. Саунд-арт как комплекс практик и художественных форм не всегда строго про эмоции. Иногда это больше о телесном опыте, отчего может возникнуть ощущение отсутствия автора. К слову, именно «звуковой арт» на данный момент меня не интересует, я о нем даже не читаю. Сейчас куда интереснее писать песни в более традиционном смысле.

Хотя в моей голове разница между «треком» и «песней» достаточно четкая, я намеренно использую определение song (вне зависимости, есть там голос или нет). Это моя парадоксальная терминология, которую сложно объяснить, но которая важна для меня. Сейчас пение является основной частью моих ежедневных занятий, так что голосовых записей будет больше.

В твоей дискографии хочется выделить 19/01. Он уютный, вкрадчивый, в нет тревожного холодка Flood management. О чем этот релиз? 

Наверное, о тяжелой тишине. Ежегодно январь для меня — период тяжелый и тихий, несмотря на громкие праздники, которые обещают обновление. Релиз назван днем и месяцем рождения моего отца, который умер 8 лет назад. У нас осталось много неразрешенного. Поэтому зима и конкретно январь для меня — про замирание и тяжелую уединенность.

Хотя я не люблю холод, сама зимняя фактура (хруст, запах) завораживает. Впрочем, ее воссоздания в звуке не планировалось. 19/01 — мой первый материал с аккордеоном, это проба инструмента, а характер, который я описывала выше, проявился сам собой.

Выход CD Flood Management на лейбле Infant tree в Лондоне — серьезное достижение для молодой артистки. Как это произошло? 

В январе 2022 года альбом 19/01 начали покупать на Bandcamp (причем довольно стремительно), друзья- знакомые поддержали его репостами (спасибо вам!), незнакомые мне журналисты написали рецензии в The Quietus и Foxy Digitalis. Видимо, по какому-то из этих каналов меня и нашёл Рори Солтер, выпускающий музыку под именем Malvern Brume и курирующий Infant Tree. Наши муз-сообщества пересекаются — например, мы были рядышком на одной компиляции — поэтому было ожидаемо, что мы рано или поздно спишемся.

Рори предложил издать 19/01 или другой материал на носителе, но я хотела продвинуться дальше. Договоренность выпуститься подстегнула мою работу, что было особенно важно в 2022 году, это давало цель. Следующие семь месяцев я собирала материал для альбома. Дизайном занималась моя подруга Стася с позволения Рори делать, что вздумается  — у него вообще панковский подход к издательству. Увы, авторские копии пока не на руках, но я надеюсь их скоро получить. Так что небольшое количество CD будет доступно в России.

Сообщи, как приедут, я бы взял. Кстати, ты сама коллекционируешь музыку на носителях? 

Особо похвастать нечем. Есть небольшая подборка кассет. Во-первых, музыка у меня всегда была в интернете, а во-вторых, я долгое время жила в общежитии и в съемных комнатах. Хотя я следила за каталогом магазина Stellage, мечтая скупить его наполовину. Так что да, прикол физических носителей я понимаю, и с радостью расширила бы свою подборку до полноценной коллекции. При этом я не шарю за «тру — не тру»: кассеты, диски и винил хороши по-своему.

У студентов Школы дизайна есть занимательный лейбл Tsarapka, однако ты предпочитаешь выкладывать свои записи на собственном bandcamp. Почему?

По сути, я не была студенткой кафедры саунд-арта и саунд-дизайна (только пару курсов проходила там по выбору), а лейбл, насколько я понимаю, предназначен для студентов. Я и не задумывалась, что можно там публиковаться. 

В 2020 году патронаж кафедры закончился, и я оказалась в свободном плавании, поэтому собственный уголок был крайне важен. Все мои музыкальные коллеги используют Bandcamp. Для меня создание страницы сработало так: я на Bandcamp, следовательно существую как самостоятельная творческая единица.

Это очень удобный инструмент для поиска своего слушателя и расширения сообщества. Например, альбом 19/01 купил John Also Bennet — музыкант, связанный с RVNG Intl., музыку которого я люблю. Еще мне писал какой-то чувак из Бостона с вопросами про мои практики (что было приятно в момент крайней усталости от изматывающей работы), он купил все мои записи и оставил вдохновляющий отзыв. Такие моменты ощутимо мотивируют делать, и я рекомендую Bandcamp всем, кто ищет избавления от чувства невидимости и хочет получать какие-то деньги за свою музыку. 

По наблюдению шумовика И. Смирнова, фрагменты твоих пьес напоминают репетиционки. А как на деле протекают процессы сочинения/записи? И что важнее — восторг импровизации или хорошо промаринованная идея?

Я учусь не бояться сырости. Это сложно: я перфекционист, мой мозг требует опрятности, выверенности. К сожалению, о реальной студии с линейным процессом работы («сочинение — демо — запись») и крутыми микрофонами я пока могу лишь мечтать. С другой стороны, вынужденные ограничения даруют некую свободу — ими, по сути, обусловлен мой почерк. Большую часть материала я пишу на айфон и свожу в наушниках, без мониторов. Но кто знает, как эволюционирует мой звук в будущем?

Основа моих записей — это всегда живая импровизация, она и задает фактуру. Я ее фиксирую, а затем кропотливо обрабатываю: режу, монтирую на компе, добавляя цифровую часть с «шуршиками» и шумами. Бывает и наоборот, когда кусочки «живого» ложатся в заготовленную цифровую ткань. К слову, Flood в этом плане был менее запарным: на нем я отказалась маскировать сырость. Не выверять каждый герц — это было непросто, но я сделала первый шаг. В итоге я не супер им довольна. Это не кокетство, просто нет ощущения, что он по-настоящему получился. Впрочем, делать не на 100% — это тоже часть процесса. Да, 19/01 звучит «выдроченнее» и, может быть, лучше, там бóльшая часть работы была в компе, но я не хотела бы продолжать этот метод, так как он пагубно влияет на мой творческий процесс и дает одинаковые результаты, а музыка крута именно возможностью пробовать новое.

Идеи не рождаются, пока я сижу в тишине (хотя текстовые записи из блокнотов бывают отправными точками). Мне нужно начать играть, чтобы создать пространство для идей, нужно достичь определенного состояния. То же самое и с песнями — в начале идет музыка, а за ней слова. Можно, конечно, все рационализировать на бумаге, придумать план, но зачем? Это слишком сильно и бессмысленно меня ограничивает. Для меня музыка — про управление потоками: сперва нужно создать их, чтобы схватывать и направлять дальше.

ГОЛОСА СНАРУЖИ

Евгений Вороновский, руководитель кафедры саунд-арта и саунд-дизайна ШД НИУ ВШЭ

Альбомы Элины Большенковой звучат невероятно зрело и уверенно, отсылая в отдельных фрагментах то к минимализму Полины Оливейрос, то к импрову с вкраплениями звуковой поэзии и конкретной музыки, а иногда рифмуются с электроакустическими экзерсисами таких мэтров российской независимой сцены, как Hmot, Foresteppe и Zurkas Tepla. Что примечательно, соавторкой в ряде композиций выступает Диана Романова: свои первые записи в жанре экспериментальной электроники обе осуществили под моим кураторством еще в 2019 году на курсах по саунд-арту в Школе Дизайна НИУ ВШЭ. Было невероятной гордостью увидеть в журнале The Wire положительную рецензию на альбом Flood Management — результат опытного промоушена от преподавателя НИУ ВШЭ Стаса Шарифуллина, давно и плодотворно сотрудничающего с этим авторитетным изданием. 19/01 более абстрактен; он состоит из протяжных дроунов и обработанных глитч-эффектами атональных звуков. С интересом продолжу следить за развитием карьеры этой интереснейшей композиторки.

Иван Rex Смирнов, музыкант (Desgranges, Rectal Nylon, Morgenstern, Meister Leongarde)

С одной стороны, этно-дрон Большенковой можно назвать типичным — впрочем, с хорошей работой над звуком, что сильно сглаживает хаотичность материала, состоящего будто из неких наработок. Такой пестроватый коллаж. Лично мне в такой музыке всегда хочется больше некой статичности, как раз ощущения «потока», как в заглавии ее диска. 

С другой — тут тебе и конкретная музыка, и полевые записи, а дроновая основа способна мутировать и вовсе в некий авангард. Здесь всего понемногу: порой что-то узнается от Vishudha Kali, где-то вспоминаются легкие, почти невесомые мотивы Celer (правда, быстро падающие в атонал). А где-то вообще ловишь себя на мысли, что, может, автор и не заморачивался над всеми этими категориями; просто что-то писал в свое удовольствие и был таков.

Алексей Борисов, куратор ШД НИУ ВШЭ, независимый продюсер, музыкант

Я слушал пару релизов — очень неплохо. Девушка хорошо играет. Мне вообще нравится стиль Йонаса Кохера: думаю, они знакомы.

Инна Эхос, медиа-художница, саунд-артист

Мне хотелось бы такой интересный в артикуляционном плане инструмент, как аккордеон, услышать в чуть менее конвенциональном ключе. В плане записи — аккуратное коллажирование и приятное наслаивание пэдов, но истосковавшаяся по экспериментам и бескомпромиссности душа тянет к дополнительным операциям со звучанием. Одновременная запись на два микрофона, манипуляции со звукоснимателями, возможно, использование педалей или нехитрого лупера — все эти простые, очевидные идеи способствуют погружению в саунд, гипнотически увлекая за собой, как и положено дрону. В этом плане, кстати, очередное измерение Элине помог бы открыть опыт живых выступлений. К тому же аккордеон, в силу характерного метода звукоизвлечения, мог бы интересно сочетаться с перформативностью и элементом, возможно, какой-то лакановской телесности — пор куа бы не па, собственно? Ведь девушка, раздувающая меха аккордеона — это почти так же фетишно, как девушка, играющая на виолончели, зажатой между её ног. В любом случае, я всегда положительно рассматриваю любую около-авангардную практику от артистов женского пола. Пацаны ваще девчата.