Моё тёплое пшеничное солнце.
Танцует под ногами
Когда я пою.
Дребезжит мелкими разноцветными осколками.
«На мне столько тусклых пятен, что хватит залатать чёрную дыру» повторяет солнце за мной.
И я падаю на подсолнечную землю, в самый центр бездонного роя из желторотых головок. Каждая из них покачивается. У каждой есть история для моего легкого небесного сердца.
1 / л
Нет.
Меня выбросило на берег волной размером с твой зрачок.
Я плыл на лодке, спал под семьями звезд, танцевал на каждом встречном материке.
Я был счастливый.
Улыбался. Моя кожа загоралась от луны и блестела на солнце.
Я не видел ни одного цветка, который мог бы сорвать для тебя.
Зато познакомился с касаткой, которая переплыла внутрь.
Быть тебе радостью.
Да.
У каждого человека свой путь.
То, что человек не может считать своим путём другого человека,
— это бред.
В школе меня учили цифрам на обиженных детях (у девочки три яблока, у мальчика семь, на сколько яблок обиднее девочке). Это ложь.
Ты путь, который сам выбрал меня.
Быть мне домом
На краю земли.
Я принесу в себя книги, шерстяной плед и зимнее морозное утро.
Чтобы ты оставалась во мне.
3 / б
Внутри меня море.
Выбивается из берегов и раскидывается мокрым песком в небо.
Я люблю тебя.
Промокшими листьями с запахом фламенко в меня ложатся воспоминания цвета уставшего воздушного змея.
Бархатные мамины руки вдоль шеи и по ключицам. Когда я засыпаю любимым и живым.
Ребра выстукивают ритм швартующихся внутри тебя кораблей.
Кто я, если не якорь?
Просыпаюсь от крика чаек.
Внутри меня моё море убаюкивает твои корабли.
Я люблю тебя.
4 / л
Возможно, я бы и хотел забыть твои руки. Когда они закрывают мои глаза будто морские волны крылья чаек. Или как пахнут по утрам сорваные тобою, по-цыплячьи задорные, цветы.
Возможно, я бы хотел, чтобы твои травяные глаза стали снова просто цвета лета, а не травяное лето — цвета твоих глаз.
Как прежде, наблюдать за фарфоровыми шеями впереди сидящих девушек, подслушивать их щекотные секреты на ухо друг другу и разлетающийся тополиным пухом смех.
Каждый вечер читать свои любимые книги, а по выходным пить чай с малиновым вареньем в папином доме, ходить в кино с одним билетом и никого не спрашивать «тебе не холодно?».
Но если отбросить все «бы».
Нет, никогда не хотел.
2 / 5 / ю
Этот очаровательный огромный шар.
Перекатывается под ступнями.
Я живу головой вниз.
Вывернутый наизнанку.
Счастливый.
У меня нет дома на колёсах.
Но мой дом везде.
Меня научили отдавать себя без остатка словно кофейный росток, улыбаться небесам словно пшеничное поле, названиям всех созвездий словно я сам созвездие, цитатам из полетных дневников Экзюпери словно я сам — слово.
Тому, кто меня поймает, я бы пообещал вечно танцующее сердце.
По утрам оно бы раскрывало ставни к объятьям солнца, по вечерам — распахивало бы дверь и обнимало за плечи теплее зефира, по ночам бы рассказывало о преданности прыгающих пингвинов и ласке испуганных фламинго.
Тот, чьи глаза улыбаются, никогда не знал, что такое тепло.
И вот он стоит, у порога. Ждёт, пока распахнется дверь.
Ловит своими смеющимися глазами моё вальсирующее по потолку сердце.
Пойманный и собранный в гербарий,
Открываю дверь.
Моё тёплое пшеничное солнце
Ждёт рассвета, когда желторотые головки будут любоваться им.
И тобой.
Моё легкое небесное сердце.
